133129 (598722), страница 28

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 28)

Понятие "методологический анархизм" предполагает, что его сторонники считают выбор методологической позиции произвольным, т.е. зависящим от субъективных вкусов и предпочтений психолога. Несколько иное значение термина ранее использовалось Юревичем [23 - 25]. Роль методологии сторонниками этой позиции оценивается также достаточно низко. "Форсированный монизм" (новый удачный термин этого автора) можно понимать как второй полюс той же шкалы (необоснованного принятия либо какой-то единственной, либо любой методологии).

Сторонники "методологического либерализма" полагают, что различные типы психологического объяснения релевантны разным уровням детерминации психического, при этом каждый уровень, или слой, обладает самостоятельной значимостью и принципиально не заменим ни одним другим. В качестве основного поля приложения сил методологии предлагается рассматривать переходы между разными уровнями знаний. Такое положение очень важно для впервые прозвучавшего в последней статье Юревича [25] призыва позитивно относиться к редукционизму в психологии (к этому мы позже вернемся).

Наконец, сторонники "методологического плюрализма"⁴ полагают, что в принципе нельзя рассчитывать на создание единой психологической теории в ходе связывания принципиально различных предметов анализа за счет "комплексных межуровневых переходов". Поскольку каждая теория конституирует свой предмет и метод исследования, построение единой теории психического предполагало бы создание универсального метода исследования психической реальности. При данной постановке вопроса появление единой теоретической платформы даже в отдаленной перспективе представляется нереальным.

А именно на такую роль претендовала бы "единая теория психического". Понятие методологического плюрализма почти синонимично понятию мульти- или полипарадигмальности психологической науки, по крайней мере на современной стадии ее развития. Иногда эту стадию развития называют "допарадигмальной", что почти совпадает с понятием "донаучная" стадия. Важно отметить, что не только философия постпозитивизма может претендовать на роль методологической основы психологии как имеющей множественные предметы и теоретические подходы к их изучению. К этой идее приходят многие психологи, которые в своей многолетней продуктивной научной деятельности следовали определенной методологии (будучи не только ее "пользователями", но и "разработчиками"). Именно в результате "монопарадигмальных" исследовательских программ они приходили к необходимости поиска новых путей в психологии, и переоценка ими или их учениками возможностей той или иной теории верхнего (категориального) уровня базировалась на отграничении задач, применительно к которым возможности освоенной психологической парадигмы оказывались недостаточными. В качестве примеров можно привести материалы конференции, посвященной 70-летию А. В. Брушлинского и О. К. Тихомирова [20], обсуждение книги М. Коула [7], монографий А. Г. Асмолова [1], В. В. Знакова [3] и А. А. Леонтьева [9]. Их содержание говорит не только о том, что в современной отечественной психологии состоялись (обоснованы и методологически, и исследовательски) разные пути развития психологии в направлении следования классическим и неклассическим идеалам рациональности, деятельностным концепциям (а таковая не одна в философии и психологии) и иным в своей методологии принципам опосредствованного психологического познания. То есть отнюдь не молодость или неразумность психологов может служить для них основанием отстаивания идеи множественности подходов в психологии (как это пытается представить автор второй из дискуссионных статей [19]), а именно историко-психологический и методологический анализ состояния дел в теоретическом мире психологии.

Множественность парадигмальных подходов в психологии означает также множественность психологических объяснений. В историко-психологическом контексте здесь следовало бы обсуждать вопрос о том, возможно ли вообще множество психологии. Данный вопрос в начале XX в. решался как проблема сосуществования двух психологии - низших и высших процессов. Для Л. С. Выготского это было основанием обсуждать кризис в психологии и искать - обращаем особое внимание - единство в научном методе (в противовес метафизическому). В 90-е годы XX в. он обсуждался как дихотомия академической и практической психологии, естественнонаучной и гуманитарной парадигм, морфологической и динамической и т.д. [16]. Свой взгляд на то, что большинство оппозиций здесь являются кажущимися, мы обосновываем в книге "Методологические основы психологии" (см. [6]). Критичность мышления, ориентированность на то, каковы вопросы, а не только ответы, получаемые в исследовании, - это свойства, в равной степени присущие как естественным наукам, с которыми ассоциируется экспериментальный метод, так и гуманитарным. Но в гуманитарных науках наработаны иные средства эмпирического опробования при проверке научных гипотез⁵.

Связь социальной ситуации с собственной логикой развития психологии рассматривается Т. Марцинковской [12] как породившая сегодня обратную ситуацию - необходимости модификации естественнонаучной психологии с поиском нового объективного метода изучения психики, предполагающей перестройку самой классической науки. Методология, которая поможет переосмыслить принцип активности (при доминировавшем принципе отражения), связать воедино поиски теоретических и практических усилий психологов, а главное - признать равнозначность для фундаментальной науки областей, выделявшихся традиционно как непосредственные (низшие) и опосредствованные (высшие) психологические явления, должна реализовываться в междисциплинарных исследованиях. Однако не приводимые нами основания и не позиция Т. Марцинковской свидетельствуют о полипарадигмальности психологического знания, а факт обсуждения проблемы множественности психологического объяснения, который связан с историей психологии, демонстрирующей смену одних психологических школ и объяснительных принципов другими. В начатой "Психологическим журналом" дискуссии с большой настороженностью мною было воспринято отстаивание позиции монизма именно историком психологии (правда, сразу заявившей, что обоснование будет не содержательным, а всего лишь неравнодушным [19]).

3. СИСТЕМНЫЙ ПРИНЦИП В ЧАСТНОНАУЧНОЙ МЕТОДОЛОГИИ НЕ ПРЕДПОЛАГАЕТ РЕДУКЦИОНИЗМА

Представленная А. В. Юревичем позиция является одной из тех, которые предполагают возможность выделения научных парадигм как исследовательских логик, диктуемых во многом структурой психологических теорий. Подобное обсуждалось им неоднократно, и не этот аспект выделяется как дискуссионный. Дискуссионность связана с выдвижением проблемы форсированного монизма в психологии (что давно не новость), а также позитивного отношения к редукционизму в психологии (что поначалу озадачивает, но потом оказывается вполне обсуждаемой проблемой, поскольку автор прописывает основания такой позиции). Начну с общей оценки.

Статья Юревича показалась мне очень своевременной по следующим основаниям. Во-первых, в ней обращается внимание психологов на то, что они должны хоть что-то знать о принципах построения объяснения в науковедении; о том, что проблема соотнесения причинного и телеологического объяснения не только демаркация объяснений в психологических подходах, но и следствие более общих проблем построения научного знания и знания гуманитарного; задуматься о том, являются ли синонимами термины объяснения научного и естественнонаучного. Различие обобщений на уровне житейских представлений и собственно научных, а также эмпирических обобщений психологической науки и того теоретического "наложения" теории на психологическую реальность, о котором писал Ж. Пиаже, - эти и ряд других рассмотренных вопросов хорошо демонстрируют, что стоит за проблемой множественного объяснения в психологии (демонстрируют с иных позиций, чем сделала бы я, но спорить не приходится, поскольку все содержательно обосновано; для меня "содержательно" - значит не "равнодушно", а с уважением к читателю думающему).

Дискуссионным же выглядит параграф и вывод "о пользе редукционизма". Не буду напоминать классическую трактовку термина как "сведение", "усечение" и т.п., но подчеркну его переинтерпретацию в связи с используемой автором апелляцией к системному подходу: "редукционизм, т.е. выход за пределы изучаемой системы при ее объяснении, не только неизбежен, но и необходим в любой науке, являясь основой углубления объяснений" (выделено А. Ю. [25, с. 102]). Хочу отметить только то, что нельзя смешивать системные представления как полагающие те или иные структуры в разные плоскости (и уровни) психологической реальности (эта онтологизация - единственно общее, что было в понимании психологических систем у таких разных авторов, как Л. С. Выготский и Б. Ф. Ломов) и как системное построение самих объяснений. Познавательный и онтологический аспекты в теоретико-эмпирическом исследовании далеко не совпадают, что можно было бы специально продемонстрировать на примерах исследований в разных психологических школах. Однако нас интересует именно заданный Юревичем ход - обоснование перспективности выхода на уровни биологических и социальных процессов и конструктов.

Его пример с позицией Шпрангера (объяснять психическое из самого психического) и апелляция к Юнгу именно в данном контексте казались очень уместными, но, с моей точки зрения, необходимы апелляции к Хайдеггеру, Рубинштейну, Леонтьеву, Мамардашвили - к тем методологически выраженным позициям, которые развивались как раз в попытке выхода объяснения психического за пределы психических систем, преодоления постулата непосредственности в понимании психологической причинности. Но Юревич здесь перешел к примерам с яблоком Ньютона и с "магической" формулой 7 ± 2 как демонстрации идеи перемещения объяснительных координат, сопровождающимся абстрагированием от исходных свойств изучаемого явления. На его взгляд, такие перемещения задают новые ориентиры психологических объяснений. И именно с этим следует, на мой взгляд, спорить.

Во-первых, потому, что наличие редукционистских объяснений того или иного толка не решает проблемы оценки нередукционистских объяснений, которые накапливаются в психологии. Во-вторых, примеры и теории верхнего уровня в методологии не могут опровергать друг друга (иное дело в эксперименте, с его принципом фальсификации). В-третьих, главное возражение идет из разделяемой мною позиции, что методология частных наук может развиваться в рамках понятий именно этой конкретной науки, а не быть привнесенной откуда-то извне (на этом настаивал, в частности, А. А. Зиновьев, а не Методологи с большой буквы, как считал Г. П. Щедровицкий). Это скорее та "метадигма", которая является одной из возможных в психологии. С такой позиции апелляция к объяснительным редукционистским теориям - регресс психологического знания. Сведение психологического объяснения к редукционистскому на основе апелляций к другому уровню систем (по отношению к которым можно определить психологические системы) возможно только на основе неразличения системного подхода в вариантах его развития как принципа конкретно-научной методологии и его понимания в общей теории систем. Если принцип системности многократно (и вполне мультипарадигмально) представлен в психологических работах и прекрасно применим в другом частнонаучном знании, это не может служить основанием для рассмотрения его как принципа, позволяющего смешивать выделяемые разными науками предметы изучения в единую систему (во всяком случае такая позиция требует специального объяснения), и для утверждения полезности редукционизма.

Однако как быть с заявленной позицией плюрализма в психологии? Это понятие имеет особое значение для науки, понимаемой как соотношение исследовательских подходов, поскольку любая парадигма представляет собой единство теоретических взглядов, исследовательских гипотез, предпочитаемых методов и принимаемых взглядов, включая мировоззренческие посылки, в том числе и ценностно принятые. Совершенно неверно подменять ее идеей эклектического объяснения (что вменяет ей автор второй статьи [19]). Идея методологического плюрализма не распространяется также на все множество способов и продуктов интеллектуальной деятельности человечества (например, мировоззренческие, религиозные, политические воззрения т.д.). Она имеет отношение именно к научным теориям, при всей неоднозначности критериев научного знания в определенные исторические рамки развития науки.

В то же время, как показали работы М. Мамардашвили и В. Стёпина, общая картина мира меняется в связи с изменением классического идеала рациональности (как продукта определенной эпохи). И есть большой соблазн (а у П. Фейерабенда это уже само собой разумеется) так расширять критерии научности, что в качестве таковых начинают рассматриваться различные предпочтения. Но есть и другие авторы, показавшие, как наука противостоит позитивизму в методологическом преодолении навязываемых ограничений на научное знание. Несомненное первенство здесь принадлежит К. Попперу (имею в виду его концепцию критического реализма [13]) - психологу, "переквалифицировавшемуся" в методолога науки. Он писал (и это вошло в ряд "парадоксов К. Поппера"), что профессиональные исследователи в каждой области знания используют внутренние критерии для оценки гипотез как научных или ненаучных и отсева последних из них, дилетантских, ради проверки которых исследования не будут проводиться. Парадокс в том, что рефлексия оснований такого подразделения кроется во всей системе знаний, не обязательно рефлексируемых профессионалом. На мой взгляд, это демонстрирует ту "положенность" методологии частной науки в используемые ею конструкты и схемы исследования, о которой писал Зиновьев.

Итак, разорвать "порочный круг" за счет многоуровневости, связываемой с выходом за рамки системы психологического знания, методологически проблематично. Но ряду психологов будет очень удобно использовать редукционизм для того, чтобы указывать, что в их работе решена, например, психофизиологическая проблема (собственно, сейчас они прекрасно осуществляют это, пользуясь не очень большой грамотностью коллег-психологов в области современных знаний о мозговых процессах и апеллируя в своих психофизиологических объяснениях именно к выходу в эту другую сферу).

4. "МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ЭМОЦИИ" НЕ МОГУТ ЗАМЕЩАТЬ МЕТОДОЛОГИЧЕСКУЮ МЫСЛЬ

Е. Е. Соколова в статье, посвященной книге А. А. Леонтьева "Деятельный ум", о книге практически ничего не говорит, беря из нее только одну мысль - озабоченность тем, что методология может быть не единой, а разной в различных психологических направлениях. Книга А. А. Леонтьева [9] - это пример серьезнейшей завершенной методологической работы. В ней обсуждаются проблемы соотношения категорий отражения и деятельности, теории знака и значения, трактовки деятельностного подхода (в контекстах антикартезианской мысли С. Л. Рубинштейна, альтернатив внутри теории деятельности, историко-психологического анализа этапов концепций Л. С. Выготского и А. Н. Леонтьева), понятий образа мира, смыслового поля и других вкладов школы А. Н. Леонтьева в разработку психологической теории. Это также анализ А. А. Леонтьевым новых поворотов в методологии психологической мысли, которые он представляет, в частности, на примере работ А. Г. Асмолова и В. А. Петровского как сторонников неклассической парадигмы. Глубина и разнообразие тем, рассматриваемых в книге (включающей, в частности, и материалы из читавшегося А. А. Леонтьевым курса методологии психологии), таковы, что для ее анализа понадобится множество работ.

Однако автор статьи допустила, на мой взгляд, некоторую подмену обсуждения этой книги критикой статьи С. Д. Смирнова [17]. Используя один из мотивов книги Леонтьева - озабоченность "методологической беспечностью" изысканий многих современных психологов, Е. Е. Соколова делится ассоциациями и эмоциями по этому поводу, расшифровывая "беспечность" как "безграмотность", чего, как мне кажется, никогда бы не допустил в своих отношениях с коллегами ученый, памяти которого посвящается статья. И этот маленький пример подчеркивает заданный тон - псевдонеравнодушного стиля, когда эмоции подменяют аргументированные объяснения (причем так, что как читатель уже сомневаешься в их методологическом статусе) и когда становится возможным без содержательных обоснований осуществлять очевидную перетасовку смыслов, а вместо содержательного обсуждения ссылаться на личные предпочтения и авторитеты⁶.

Написанная как эссе, статья Соколовой закономерно требует смены и стиля отклика, перехода от академического и иному модусу обсуждения. Сразу отмечу, что все мои изумления и возражения не имеют никакого отношения к имени известного психолога, лингвиста и методолога А. А. Леонтьева, а тем более к представлению роли, значения и смыслов теории А. Н. Леонтьева, к чьим последователям и ученикам смею себя относить⁷. Начну с историко-психологического экскурса, проясняющего методологически неравнодушное прочтение мною этой второй из дискуссионных⁸ статей. Будь автором специалист в другой области, мой отклик был бы иным.

Методологию психологии на факультете психологии наш студенческий курс в 70-е гг. успел прослушать дважды. Первый раз мы ходили на лекции М. К. Мамардашвили, который читал студентам на год старше нас (и убедительность его мысли о том, что человек интеллектуального труда несет ответственность за "додумывание" своей мысли, передалась нам как его методологический завет), второй раз - и первый официально - нам представил методологию психологии В. П. Зинченко. Его способ бытия в методологии психологии, на мои взгляд, заслуживает специальной историко-психологической работы, на что я решиться в рамках данной статьи не могу. Укажу только, что он как автор, чьи эмоции никогда не скрыты, не подменяет ими развертывание мысли в современных методологических диалогах и полилогах. В последующем курсы методологии читали С. Д. Смирнов, еще через несколько лет - А. Г. Асмолов, а потом и А. А. Леонтьев. Важно следующее - все прочитанные курсы настолько авторские, неповторимые, что спустя много лет, имея возможность их сопоставить, нередко думаешь о том, а одну ли и ту же учебную дисциплину они представляют. Именно этим людям, авторам методологических работ, не поднимается рука приписать какое-либо неуважительное отношение к другим позициям и мнениям. Неприятие ими определенных позиций было всегда содержательно обосновано.

Характеристики

Список файлов книги