112584 (598278), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Экспериментальная группа состояла из 1143 человек, отобранных в случайном порядке из числа лиц, прошедших тестирование по полной программе и зачисленных на курсы подготовки военных летчиков, независимо от показанных ими результатов в тестировании. Контрольную группу составили свыше 230000 человек, допущенных к обучению в 1943 году в зависимости от полученных ими тестовых баллов. Результаты сравнения оказались следующими: в экспериментальной группе только 23 процента смогли закончить курс обучения, в то время как среди отобранных с помощью тестов процент успешно окончивших летные школы оказался более 60. Различия, как говорят статистики, оказались весьма достоверными. Поскольку обучение военного летчика стоит дороже подготовки профессора, а отчисление неудачников проводилось, как правило, не ранее того, как курсанты проходили примерно третью часть срока подготовки, нетрудно было представить себе масштабы экономии средств за счет использования тестов. Один из активных участников процесса отбора военных специалистов подсчитал, что на каждый доллар, затраченный на эту программу, бюджет сэкономил тысячу долларов.
Другой проект использования тестов в США был направлен на изучение и совершенствование методов адаптации призывников к военной службе. В частности, он преследовал цель поднять боеспособность американских солдат за счет снижения у них чувства страха. В соответствии с учением З. Фрейда, это чувство относилось к скрытым, или, иначе, латентным свойствам личности. Отсюда и название общей методологии исследования таких свойств - латентно-структурный анализ (от англ. Latent Structure Analyses, или сокращенно, LSA). Эта методология нацелена на выявление латентных качеств и факторов поведения посредством математико-статистических моделей измерения. Было проведено широкомасштабное социально-психологическое исследование "American Soldier", призванное повысить боеспособность солдат за счет выявления и устранения тех скрытых факторов, которые влияют на поведение солдат в боевой обстановке.
Понятие "латентная", или, как иногда пишут в нашей литературе, "скрытая" переменная невольно вызывает ассоциацию с метафизическим учением о неких скрытых от непосредственного восприятия "сверхфизических" сущностях каждой вещи или явления, взятых вне их связей и отношений в окружающем их мире. Основываясь на этой ложной ассоциации, можно было бы, как делалось раньше, вообще не рассматривать идею латентно-структурного анализа, считая ее очередным проявлением антидиалектизма в науке. Однако такой ход мышления привел бы к ошибке, ибо научное мышление опирается не столько на ассоциации, сколько на рациональность. А это, прежде всего, есть сфера принципов, допущений и процедур, обеспечивающих объективность, логическую принудительность и результативность в процессе познания.
Смысл введения латентной переменной требует краткого разъяснения. Она представляет собой простейшую форму реализации идеи существования скрытого фактора, влияющего на результаты испытуемых. Результаты теста всегда содержат в себе ошибки измерения, затрудняющие оценку истинного значения тестового балла на латентной переменной. Поскольку латентная переменная появляется в результате концептуализации, она всегда остается гипотетической переменной, на которой с большей или меньшей точностью оцениваются истинные результаты испытуемых. Латентная переменная представляет собой концептуальную модель интересующего исследователя качества испытуемых.
Попытки судить о невидимых вещах по видимым проявлениям имели место еще в глубокой древности. Так, например, Платон утверждал, что истинная астрономия занимается не изучением движения наблюдаемых небесных тел, а изучением законов движения звезд по математическому небу; несовершенным изображением последнего является видимое небо. В эпоху Возрождения скрытые качества рассматривались как некие силы, присущие всем вещам, причем каждая вещь представлялась как нечто двойственное: чувственно воспринимаемый предмет и внутреннее "скрытое качество", которое вызывало изменение наблюдаемых свойств. Эта идея вновь пробила себе дорогу в науке середины ХХ века.
Развитие тестирования в России
Можно сказать, что Россия конца XIX века позаимствовала в основном немецкий вариант проверки знаний. Но в те годы здесь о тестах никто еще ничего не написал. Похоже, что в стране их не было.
В России конца XIX - начала XX века вопрос разработки тестов и их применения для оценки знаний не ставился и не обсуждался. Как свидетельствуют первые отчеты Санкт-Петербургского педагогического общества, еще в 1872-1875гг. шли дискуссии лишь о полезности и вредности балльных оценок.
Суть и дух дискуссий передает отрывок из статьи О.Эрна: "...ни по одному из поставленных вопросов члены педагогического общества не смогли прийти к соглашению. Правда, под конец прений защитники баллов готовы были почти уступить своим оппонентам. Они соглашались признать, что оценка успехов учеников баллами во многих отношениях неудобна и вносит в школу много нежелательных элементов; они решались даже отказаться от системы отметок, но только под одним условием: они требовали, чтобы им точно и определенно было указано, чем предполагается заменить баллы". Позиция сторонников изгнания балльной оценки из российской школы отчетливо была выражена словами члена педагогического общества Миропольского: ... "смерть баллам грозит неминуемая; не нынче, завтра, дни их сочтены". Участник тех дискуссий К. Сент-Илер поставил ряд вопросов, касающихся применения отметок (баллов) в школе. Основным из вопросов был: следует или не следует успехи учеников выражать цифрами? Определенного ответа на него не было получено.
Соответственно, не велась научная работа в этой области. Но уделялось внимание улучшению качества контроля знаний. В конце XIX века в печати обсуждался вопрос о введении экзаменов. В циркуляре по Санкт-Петербургскому учебному округу “О производстве испытаний зрелости без послаблений”, сообщалось, что во многих гимназиях испытания зрелости производятся крайне снисходительно, с весьма большими послаблениями. А это обстоятельство, в свою очередь, весьма неблагоприятно отзывается на всем ходе учебного дела, приучая воспитанников поверхностно относится к усвоению преподаваемых им наук в надежде на ожидаемые послабления на испытаниях. В этом же циркуляре имеются поразительно точные слова о требованиях к содержанию контрольных материалов: “не обременяя требованиями мелких и второстепенных подробностей… необходимо удостовериться в знании существенно-важного в каждом предмете”.
В мае 1918 года было принято Постановление Народного Комиссариата по просвещению РСФСР, в котором были отменены все экзамены – вступительные, переходные и выпускные. Вместе с этим была отменена и балльная система оценки, как там написано, “познаний и поведения учащихся во всех, без исключения, случаях школьной жизни. Перевод из класса в класс, и выдача свидетельств должны производиться на основании успехов учащихся, по отзывам педагогического совета об исполнении учебной работы. 2 августа 1918 года был принят декрет Совета Народных Комиссаров РСФСР “О правилах приема в высшие учебные заведения”, в котором утверждалось буквально следующее: “Каждое лицо может вступить в число слушателей любого высшего учебного заведения без предоставления диплома, аттестата или свидетельства об окончании средней или какой-либо школы”. Позже было подведено и обоснование под решение об отмене экзаменов: “путем экзамена нельзя составить правильное представление о знаниях и об умственном развитии учащихся” и что “экзамен оказывает разрушительное действие на учащихся и студентов”, “имеет столько смертных грехов, что вряд ли найдутся его защитники”.
Отход от такого рода нигилизма наступило вначале в высшей школе, что случилось в 1924 году. Постановлением второй сессии ВЦИК было предложено “разработать вопрос о формах проверки пригодности кандидатов к поступлению в вуз, а также выработать новую систему проверки знаний и учета успеваемости студентов”. В 1932 году ЦК ВКП(б) в своем постановлении посчитал необходимым “установление в конце года проверочных испытаний для всех учащихся. В этом же постановлении есть любопытный пункт. “Всякие сложные схемы и формы учета и отчетности запретить”.
Постепенно возрастал и уровень всеобщего обязательного образования, с 7 до 10 классов средней школы, то есть решалась задача народного образования. Под влиянием эгалитаристских установок в педагогической среде актуализировалось множество расхожих афоризмов типа "незаменимых людей нет", "нет плохих учеников, есть плохие учителя", "не высовываться" и т.п. В стране, устроенной по эгалитарному принципу, люди рассматривались как взаимозаменяемые "винтики" общественной машины, управляемой Вождем. С начала тридцатых годов созрела идея тотального контроля, в рамках которой в системе образования вновь начали использоваться экзамены.
В середине тридцатых годов обнаружилась неадекватность системы оценки знаний задачам, поставленным партией перед советской школой. В Постановлении Совета народных Комиссаров и ЦК ВКП(б) от 3 сентября 1935 г. утверждалось, что "установленная наркомпроссами система оценки успеваемости не дает представления о фактических знаниях учащихся и ведет, на практике, к понижению уровня учебы". Там же поручалось отделу ЦК ВКП(б) разработать, обязательно для всех школ СССР, нормы оценки успеваемости учащихся, с тем, чтобы один и тот же уровень знаний одинаково оценивался во всех школах". Ввиду неспособности учебного отдела ЦК партии решить эту методическую задачу поручение так и осталось невыполненным. Не решили её и все последующие поколения руководящих деятелей союзного и российского образования.
Надвигалась вторая мировая война, для победы в которой требовались миллионы технически подготовленных специалистов. По всей стране открывались новые учебные и научно-исследовательские институты, военные училища. Промышленность постепенно переводилась на военные рельсы. Для отбора курсантов в летные училища создавались медицинские комиссии, которые и должны были заниматься вопросами если не профессионального отбора, то хотя бы отбраковкой тех, кто не годился для исполнения летной работы по показателям здоровья. Тестов как системы заданий возрастающей трудности в этих комиссиях еще не было. В основном там использовались различные пробы, измерения уровня давления крови, пульса, проверялись способность различать цвета, реакция на звук, нервная проводимость, устойчивость к головокружению. Посредством контрольных нормативов проверялась и физическая подготовленность.
Возрождавшаяся после революционных потрясений советская школа открылась практически всем известным тогда в мире педагогическим новациям, таким как Вальдорфские и Монтессори-школы, Дальтон-план и др. Среди этих новаций были и тесты. Расцвет был, однако, недолгим. К началу 30-х годов все начало свертываться и возвращаться к старым формам. В 1933 году было принято решение о проведении первых в истории советского государства проверочных испытаний всех школьников. В руководящем документах по этому поводу специально отмечалась "недопустимость - как там было написано - нарочитого "срезывания" учащихся путем постановки особо трудных для них, "каверзных вопросов". Поскольку подобные явления происходили не только тогда, но происходят, в массовом порядке и сейчас на приемных экзаменах в вузы, то нечто подобное, но в современной формулировке, и с мерой ответственности, полезно было бы ввести и в "Порядок приема в государственные образовательные учреждения высшего профессионального образования", которым Минобразования пытается сейчас регламентировать процесс оценки знаний абитуриентов.
Введение массового контроля знаний школьников совпало по времени с периодом укрепления режима личной власти Сталина, с его стремлением напрямую подчинить себе работу Наркомпросов. В связи с тем, что большинство его политических оппонентов благожелательно относились к педологии и к идее тестирования, Сталин развернул борьбу против педологов, считая их своими если не явными, то потенциальными противниками. Появление в то время педологии не было исторической случайностью. Это было так же неизбежно, как появление и других прикладных наук. Хотя педология претендовала на статус фундаментальной науки о комплексном развитии ребенка, она была, если судить по методам и результатам, все-таки прикладной педагогикой, необходимо дополнявшей педагогику в ее самом слабом месте - связи науки с практикой образования и обучения. Однако вместо сотрудничества педагогики и педологии началось политическое избиение последней, что окончилось не научной, а скорее, политической "победой" сторонников "чистой" педагогики. Таким образом, педология стала первой в списке наук, которые позже назовут репрессированными.
Запрещение педологии, а вместе с нею и тестов, стало одним из первых фактов идеологического давления на неугодные науки, научные направления и на отдельных ученых. В числе пострадавших от такого давления, а временами просто наглой и подлой травли, оказались авторы выпускавшихся в конце 20-х - начале 30-х годов сборников "Тесты: теория и практика". Это М.Я. Басов, М.С. Бернштейн, П.П. Блонский, А.П. Болтунов, С.М. Василейский. Воцарившаяся после запрета ситуация отрицательного отношения к тестам, в которой последние отвергались, как говорится, с порога не давала практической возможности публиковать что-либо в их защиту. Всего в 1937 году было репрессировано более 300 ученых - педагогов и педологов. Были репрессированы также наркомы просвещения Cоюза и всех республик, их заместители, начальники отделов и многие другие. В политической жизни страны резко усилился субъективизм. Субъективизм в политике, а затем и в педагогике, препятствовал развитию любого объективного метода контроля, ибо в последнем усматривалась угроза существованию командно-административной системы, с ее тщательно культивируемым "отрицательным" подбором кадров, в соответствии с которым каждое последующее поколение управленческих кадров оказывается хуже предыдущего. Это происходит, в частности, из-за того, что решающими признаком подбора становятся не знания и не способности, а послушность в выполнении приказов вышестоящих, часто некомпетентных, а то и психически нездоровых лиц. Послушными легко управлять. К сожалению, ошибочная кадровая политика продолжается в России и сейчас.
Тесты возникли значительно позже того периода, когда в Европе уже сложились первые педагогические системы Коменского, Ушинского, Дистервега, Гербарта, Песталоцци и др. Идея Гельвеция о всемогуществе воспитания была подхвачена Марксом и абсолютизирована на российской почве с начала 30-х годов - в форме господствующей идеи советской педагогической науки, основным предметом и целью которой стало воспитание в духе преданности известным лицам и идеям; остальные составляющие, такие, как образование и обучение, могли быть только воспитывающими в том же духе. Побочным продуктом этой идеи стала так называемая "воспитательная концепция" профориентации, цель и методы которой выродились в пропаганду рабочих профессий и в противоречащее здравому смыслу отрицание тестов.
Тесты запретили в 1936 году как "буржуазные и вредные", но истинные причины запрета - расстановка сил в политической борьбе того периода. Воцарившаяся после запрета ситуация отрицательного отношения к тестам не давала практической возможности публиковать что-либо в их защиту. И эта ситуация продолжалась в течение примерно сорока лет. В течение всего этого времени печатались в основном статьи о вредности тестов, о недопустимости использования последних в отечественной педагогической науке и практике. Соответственно, в этих условиях трудно было найти желающих заниматься тестовой проблематикой и вводить ее в планы научно-исследовательских учреждений, а также писать труды на "недиссертабельную" тему. Педагогика того времени потеряла интерес к тестам и к проведению эмпирических исследований; отчасти поэтому она в течение многих лет оставалась одной из немногих общественных наук, лишенных качественного эмпирического базиса. С той далекой поры эмпирическое направление педагогических исследований так и осталось в неразвитом состоянии.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
