70389 (597634), страница 29
Текст из файла (страница 29)
Таким образом, сформировался особый тип русского массового православия – формального, невежественного, синтезированного с языческой мистикой и практикой. Как говорил Бердяев, «православие без христианства».
Православие выступило этическим регулятором средневекового общества – основой его духовной жизни, общественных идеалов и культурных ценностей. Для религиозной этики характерно вычленение смертных грехов или страстей, борьба с которыми составляла основу праведной жизни. Это – чревоугодие, блуд, алчность, гнев, печаль, уныние, тщеславие и гордость, грехи, символизирующие отпадение человека от Бога.
Русское православие ориентировало человека на покорность и смирение, духовное преображение, стимулировало стремление к самосовершенствованию, приближению к христианским идеалам. Это способствовало распространению такого неизвестного западному христианскому миру феномена, как духовность. Его главное основание: непрестанная молитва, покой и сосредоточенность – собирание души. Ум должен не блуждать, не мечтать, а отражать и осознавать все движения сердца. Так достигается преображение естества человеческого, его обожествление. Иными словами, для православия наиболее важны духовная, внутренняя жизнь человека, внутренние его побуждения. Утверждая, что внутреннее, духовное определяет внешнее, православие тем самым выстраивает определенную систему ценностей, в которой дух главенствует над материей, духовное обусловливает телесное. Убежденность русского православного сознания в том, что именно внутренние, духовные качества человека определяют степень его совершенства, вела к формированию идеала «быть», а не «иметь» (по терминологии Э. Фромма).
На формирование отношения к собственности в русском религиозном сознании большое влияние оказал монашеский идеал. В нем собственность, имущество, все материальные блага делаются благом лишь тогда, когда становятся общим достоянием и по-братски распределяются между всеми. Прикрепление их к одному человеку и эгоистическое владение благами есть не что иное, как проявление демонизма. Совместная трудовая деятельность, коллективное владение каким-либо имуществом подразумевали в своем идеале соборность, понимаемую не как механическое объединение людей во имя исполнения какой-либо задачи или добровольное объединение для общих действий, а как органическое единение, братство во Христе. Соборность не умаляет свободу личности, связанной с другими свободными личностями не принудительно и не в силу необходимости, а узами любви, т.е. соборность – это само пребывание в общении и любви.
Соборность не равнозначна коллективизму, в известном смысле она противоположна ему, ибо в нем человек перестает быть высшей ценностью. Коллективизм заменяет собой совесть, способность к самостоятельным и независимым суждениям и оценкам. «Возлюби нищету, нестяжание и смирение»,– говорил преподобный Нил Сорский. Русское православное сознание видело в бедности не просто социальное состояние, но нечто подобное высшему призванию, высшей свободе, почитало бедность, а богатство представляло, напротив, нравственно сомнительным. Бедность сама по себе уже как бы предполагала добродетельность, а богатство – порок. Совершенно обратное мы видим во многих протестантских исповеданиях, считавших материальное благополучие и процветание свидетельством угодности Богу, бедность же воспринимавших как заслуженную кару за грехи.
В православии мы видим совершенно иной, чем в западном христианстве, подход к оценке физического и умственно труда – труд по перекапыванию грядок не хуже и не лучше какой-либо умственной творческой работы. Высшим признавался труд молитвенный, созерцательный, то «умное делание», которое предполагает высшее из всех возможных творчеств – творчество самого себя в сотрудничестве с Богом. К нему, кроме монахов, призван каждый христианин вне зависимости от социального и имущественного положения. Для православного сознания невозможно принять тот «рационалистический» дух, который религиозно санкционирует буржуазную предприимчивость, поощряет стремление к обогащению, дает возможность с гордостью глядеть на свой процветающий бизнес, на «честно нажитые деньги» как на доказательство «избранности» и «спасенности».
Подобным было отношение русского религиозного сознания и к проблеме вознаграждения за труд. Русскому человеку было свойственно стесняться просить адекватную плату за свой труд, он боялся тем самым проявить гордыню и жадность. Для спокойной совести представлялось надежнее отдать часть своего труда даром. Идеалом в этом смысле выступал преподобный Сергий Радонежский, спросивший за свой труд по постройке сеней только несколько кусков черствого хлеба. Такие принципы совершенно чужды западному менталитету, воспитанному на поисках строгой адекватности между затраченным трудом и его вознаграждением.
С отличным от западного подхода к разным видам и формам труда связан и характерный для православного русского пути подвиг социального опрощения. Любовь к абсолютной бедности, приближающееся к юродству социальное уничижение всегда были отличительной чертой русской святости. Идеал социального опрощения переворачивал всю социальную пирамиду, опровергал мирское представление о социальной иерархии, престижности и почете. Он формировал убеждение, что существует иная, высшая иерархия, верхние ступени которой занимают духовно наиболее совершенные. И это значительно важнее всех мирских и преходящих ценностей, богатства, почета и славы.
Православие влияло и на общественно-политическую организацию, не вмешиваясь непосредственно в дела светской власти. Власть «настоящего» православного царя объявлялась силой, соединяющей земной и небесный порядок, гарантом возможного будущего «спасения после смерти». Если в западной религиозной среде верования толкали человека к активной экономической деятельности (ее успех помогал убедиться в своей «избранности», в грядущем индивидуальном спасении), то в русском континууме перед человеком открывался не экономический, а политический путь «спасения», причем с сильной коллективной составляющей. На Западе воплощением смысла жизни стали оценки рынка, богатство, в то время как у нас сближение сущего и должного было реализовано в форме коллективного движения к лучшему будущему, в идеалах социальной справедливости. Этатизм, приоритет государственного начала, также характерная черта общественного сознания русских. Интересы государства воспринимались как интересы лично каждого. Личность никогда не представляла самоценности, она всегда растворялась в государстве, общине. Идеалом оставались вера и соборность (по типу религиозной общины), а не знание и последовательный индивидуализм. Таким образом, православие сформировало основные черты общественного сознания, всю систему базовых ценностей.
Вскоре после официального введения христианства на Руси была создана первоначальная организация русской православной церкви в форме митрополии константинопольского патриархата. Вместе с тем, будучи епархией византийской церкви, она очень рано обрела черты, делавшие ее в значительной степени национальной. Такой ее характер находил выражение в том, что эта епархия совпадала с государственными границами Руси XI-XIII вв., киевский митрополит осуществлял свою власть по всей стране, в том, что богослужение велось на славянском языке, что уже в XI в. на Руси было кодифицировано собственное церковное право и что уже тогда она приобрела первых местных святых, принадлежащих к правящей династии. В XI-XIII вв. на Руси получили широкое распространение монастыри, игравшие важную роль в социально-политическом и культурном отношениях.
Возникновение церковной организации по инициативе княжеской власти и материальной помощи последней обусловили ее зависимость от государственной власти. Такое положение объясняется и влиянием византийского образца отношений между императорской властью и церковью. Монголо-татарское нашествие и установление над Русью политического господства завоевателей несколько изменили положение церкви. Она стала вассалом ханов. Но вместе с тем русские иерархи получили возможность отстаивать свои интересы в Орде независимо от княжеской власти. Для завоевателей было очень важно иметь на Руси политическую, экономическую и идеологическую силу, оказывавшую влияние на все русское общество. В условиях раздробленности и сепаратизма отдельных княжеств возросло значение церкви, остававшейся единственной организацией, с которой считались и завоеватели, и русские князья.
В 1299 г. центр русской церкви был перенесен из Киева во Владимир. Церковь становится активным и влиятельным участником политической борьбы, развернувшейся в XIV–XV вв. в связи с процессом объединения русских земель, нередко выступает как идейный вдохновитель борьбы против ордынского ига. К исходу первой четверти XIV в. значительно усиливается Москва. Еще не став стольным городом великого княжения, Москва уже сделалась общерусским церковным центром: туда была перенесена митрополия. Союз церкви с московскими князьями был окончательно закреплен, и Москва приобрела мощного и влиятельного союзника в противоборстве с Ордой. Так, идейным вдохновителем противостояния Мамаю выступил настоятель Троице-Сергиева монастыря под Москвой Сергий Радонежский, благословивший князя Дмитрия Ивановича на эту борьбу. Преподобный Сергий жил в переломный момент в истории русского народа, когда формировалось его национальное самосознание. Будучи духовным лицом, он сыграл видную роль в политической жизни. Сергий дал понять русским воинам, что предстоит не очередная схватка с татарами, а священная война. Став родоначальником нового направления монашеской жизни, он утвердил в русской жизни эталон нравственности. Лишь в силу этого он мог стать вдохновителем и государственного, и культурного строительства, духовным учителем, символом России.
Отстаивая свое монопольное положение в области идеологического воздействия на народные массы, русская церковь в средние века вела упорную борьбу с другими религиями, насаждая представление об исключительности православия. Она проповедовала религиозную нетерпимость, враждебность к другим народам, странам, ненависть ко всему иноземному.
После падения Константинополя в 1453 г. Москва стала средоточием православия. В начале XVI в. оформилась идея о Москве как «третьем Риме». Эту идею сформулировал игумен псковского Елеазарова монастыря Филофей в своих посланиях великому князю Василию III. Согласно его взглядам, прежде существовало два мировых христианских центра: Древний Рим, который пал ввиду отхода от «истинного христианства», и затем Византия, которая пошла в 1439 г. на унию с католической церковью. И теперь «избрана богом» Москва – единственный законный наследник Древнего Рима; «четвертому же Риму не бывать».
Московская православная церковь, изолированная от христианского мира, который менялся, создавала особую атмосферу, пронизанную религией. Происходила интенсификация духовной жизни. Для этого времени характерно продвижение монашеских идеалов в общество. Церковная жизнь приобрела черты фанатизма, расцветал культ жертвенности. Особенно почитаемы в обществе стали юродивые, блаженные, пустынники, отшельники, затворники. Именно этот период в русской истории с интенсивной духовной жизнью, идеалами духовного подвижничества получил название Святой Руси.
Вселенские настроения в «третьем Риме», согласно которым Москва единственная сохранила чистоту православия и призвана заменить погибшую Византию, усилились после принятия Иваном Грозным царского титула. Для церковных идеологов стало как бы само собой разумеющимся, что подле православного самодержца должен стоять патриарх, как это и было прежде в Византии.
По отношению к православному Востоку русская церковь, несмотря на свою экономическую и политическую силу, внешне продолжала находиться как бы в подчиненном положении. Необходимо было ликвидировать эту номинальную зависимость, приведя правовое положение русской церкви в соответствие с ее фактическим положением в системе других православных церквей. Учреждение в 1589 г. в России патриаршества закрепило независимость русской церкви в нормах канонического права. Она стала автокефальной.
Поскольку господствующая церковная идеология не только давала теологическое освящение светской государственной власти, всецело подчиняла общественное сознание, но и обладала огромным имуществом, то первые проблески свободомыслия и социального протеста принимали форму богословских ересей, высший пик которых приходится на XIV–XVI вв.
Первой оригинальной ересью русского средневековья, возникшей в середине XIV в. в Новгородско-Псковских землях, стало стригольничество («проросла» ересь от дьякона Карпа, «художеством стригольника» – цирюльника). Стригольники выступали с критикой официальной церкви в отношении как ее догматов, так и внутренней организации. В своей массе они уклонялись от церковных обрядов. Благодаря им на Руси оформились гуманистические требования социального и общечеловеческого равенства, религиозной веротерпимости, свободомыслия, пробудилась в обществе страсть к спору, полемике. Церковь принимала самые крутые меры для подавления еретических выступлений. В 1375 г. в Новгороде была произведена казнь еретиков.
Развитие критического отношения к церкви привело к появлению в 70-х годах XV в. новой ереси, противники которой назвали ее участников «жидовствующими». Центром распространения ереси, как и столетием раньше, явился Новгород. Она стала своеобразным продолжением стригольничества, хотя и отличалась по своей религиозно-теологической форме. Начало ереси было положено неким евреем Схарией. Антитринитарии не признавали догмата о троичности Бога (отсюда и другое название этой ереси), как противоречащего тезису о единобожии. Около середины 80-х годов XV в. образовался московский кружок еретиков во главе с Федором Курицыным, приближенным Ивана III, выполнявшим сложные дипломатические поручения. Московский кружок имел иной социальный облик – он состоял преимущественно из представителей светских феодалов, связанных с великокняжеской властью. В нем участвовали купцы, но не было значительного слоя низшего духовенства, столь характерного для новгородских еретиков. Московские еретики больше связывали свои идеи с задачами государственной централизации. Наиболее характерной чертой их взглядов было отрицание монашества, вытекавшее из их критического отношения к церковно-монастырским богатствам. Новгородско-Московская ересь конца XV–начала XVI в. развивала идеи, которые в конечном счете могли привести к реформации церкви, так как рационалистическая критика богословских догм открывала путь к подрыву основ религиозного мировоззрения.
Выход древнерусских антитринитариев на арену духовной жизни знаменовал начало той европеизации Руси, которая приняла широкий размах в XVI-XVII вв. Они разрушили традиционные стереотипы мышления, внеся в него элементы секуляризации и просвещения. Прославление еретиками разума, знаний свидетельствовало о пробуждении в московском обществе конца XV–начала XVI в. стремления к образованности, что способствовало подрыву основ православной ортодоксии, развитию научных представлений. Подобные идеи пользовались сочувствием в правительственных кругах, окружении самого князя.
Таким образом. Московская Русь начинала менять свои ориентиры, а византийская традиция шла на убыль. Великокняжеская власть, достигшая всей полноты единодержавства, в поисках надежной идеологической опоры не останавливалась даже перед поддержкой еретических движений. Это вынуждало церковь отходить от прежних позиций. В ее рядах усилилось брожение, зрел первый крупный раскол, принявший формы нестяжательства и иосифлянства. В центре споров был вопрос о монастырском землевладении, о роли производительного труда, его месте в системе ценностей. Главным идеологом нестяжательства был духовный наследник Сергия Радонежского Нил Сорский. Его учение, проповедовавшее восстановление идеала общинной жизни в монастырях, включавшее в себя принципы равенства, обязательного труда и самоотречения во имя спасения души, стояло близко к идеологическим постулатам западноевропейской церкви – спасению через труд, идеалу «молись и работай», т.е. к тем идеям, воплощение которых в жизнь обеспечило Западной Европе «прорыв» в будущее, заложило основы «духа» капитализма.
Однако на деле победило другое направление, представленное иосифлянством, в идеологии которого получили последовательное воплощение тенденции к стяжанию, обогащению, с одной стороны, и трезвый политический расчет, ориентация на «собирание Руси» – с другой. Их лидером был игумен Волоколамского монастыря Иосиф Волоцкий, в миру Иосиф Санин. Он, как и Нил Сорский, стоял за реформу монастырей для поднятия их авторитета. Но если Нил видел выход в аскетизме и нравственном усовершенствовании монахов, то у Иосифа на первый план выдвигалась строжайшая монастырская дисциплина. В его идеологии положительный идеал созидания был подменен отрицательным идеалом повиновения и покаяния. Он не считал физический труд обязательным для монахов.
Победа иосифлян означала, что главные ценности христианства – спасение души после смерти, с одной стороны, и труд как ценность, с другой стороны, были отделены друг от друга, даже противопоставлены друг другу. Основной формой деятельности по спасению души в православии стала заупокойная молитва. Это вело к снижению нравственного уровня общества, так как позволяло людям меньше думать о своих грехах в надежде, что они будут замолены другими после смерти. В результате труд не вошел в систему основных духовных ценностей русского человека. Ценность личности лишилась важной идеологической базы и уже не могла стать ценностью номер один, что обусловило становление в качестве главной ценности государства.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
