159947 (594984), страница 11
Текст из файла (страница 11)
Обсуждая в «Государстве» тему войны, Платон касается здесь злободневной проблемы взаимоотношения греков и варваров. Философ чётко осознаёт антиномию двух миров: «Я утверждаю, что все эллины – близкие друг другу люди и состоят между собой в родстве, а для варваров они – иноземцы и чужаки»; «они по самой своей природе враги и эту вражду надо назвать войной», тогда как эллины по природе своей друзья, но Эллада больна, «в ней царит междоусобица, и такую вражду следует именовать раздором» (Pers. V. 470c – d).
Отношение к физическому труду, собственности и богатству принадлежит к конститутивным элементам модели мира в любом обществе. Данные политико-экономические категории одновременно играют роль категорий нравственных и мировоззренческих. Труд можно рассматривать как проклятье всего человеческого рода или героизм, выделяющий человека из прочего мира и делающий его повелителем природы. Богатство может быть конечной целью человеческой предприимчивости или средством для достижения новой цели. По этой причине категория богатства и труда, преобладающая в обществе, является единой составной частью «модели мира», т.к. она задаёт образцы поведения, воспитывает идеалы, которым следуют члены данного общества. Понимание собственности и труда, превалирующее в обществе, зависит от имеющейся в нём системы производственных отношений, а также и само входит в эту систему и выступает существенным фактором её функционирования.
Физический труд в античном государстве не рассматривался как главный признак человека, а следовательно, не мог считаться добродетелью. Идеал античного человека – это индивид, являющийся членом полиса, государства, это гражданин, посвятивший себя заботам общественной, политической и культурной жизни, но никак не занятый физическим трудом. Для этого занятия есть рабы и вольноотпущенники. Гражданин должен быть личностью, которая формируется за пределами среды материального производства. Богатство является одной из возможностей ведения гражданской жизни. Цивилизация античности в «классический» период не видела высокого совершенства физического труда, его религиозно-нравст-венной ценности. С аристократическим презрением относились к физическому труду Платон, отрицая видимый, ощутимый мир – бесцветное подобие мира идеи, и Аристотель, выделяя политическую природу человека. Праздность считалась благородной доблестью, а труд – отклонением от обычного стиля жизни. Но всё-таки следует обратить внимание, что понимание древними досуга не сводилось к легкомысленному безделью. Свободное время, досуг, отдых, праздность посвящалось учёности и учёным беседам.
Что же касается термина «труд», то по смыслу он тесно сплетался в сознании древних греков с тягостью, страданием, несчастьем, бедствием. Физический труд – страдание и боль, доля рабов и низших, тяжёлое и грязное занятие, которое унижает человека и приближает его к животному. Свободный человек использует услуги рабов, представляющих собой орудия, инструменты для обеспечения его благосостояния. Только для земледелия было сделано исключение, но к завершению античной эпохи и оно перестало быть существенным признаком гражданской добродетели, каковым было в патриархальный период. В эпоху империи мнение о природной низости людей, занятых физическим трудом, и особенно рабов, стало общепринятым в среде господствующего класса. Правда, в античном обществе получили некоторое распространение теории и воззрения, пытавшиеся преодолеть это негативное отношение к труду (киники, Сенека, Эпиктет), – так подготовлялся разрыв с античной рабовладельческой моралью, который, в конце концов, нашел свое выражение в христианстве. Высоким уважением труд пользовался лишь в среде самих трудящихся.
Достаточной характеристикой отношения древности к физическому труду являлось отсутствие заинтересованности к механическим изобретениям, облегчающих ручной труд. Оно совмещалось с мечтами о фантастических устройствах, обеспечивающих абсолютное безделье человека. Труд не может сделать человека благородным, он не имеет смысла, в нём нельзя найти внутреннюю красоту. Общество рассматривало труд как наказание, иначе образ Сизифа, постоянно вкатывающего на вершину горы камень, который скатывался вниз, не мог возникнуть в таком обществе. Не только обеспеченные люди брали за идеал безделье, избавление от надобности трудиться. Даже бедняки хотели «хлеба и зрелищ», рассматривая жизнь за чужой счёт оптимальным выходом в их нищенском состоянии.
Политическое учение Аристотеля – это не только изображение сущего, но и набросок надлежащего. Это отражалось уже в разделении Аристотелем форм политического устройства по качеству, а также в определении философом назначения государства. Цель государства Аристотель видит не в выполнении экономических и юридических функций, не в том, чтобы не позволять людям устраивать друг другу несправедливости и помогать им удовлетворять потребности материального характера, а в том, чтобы жить счастливо: «Цель человеческого общежития состоит не просто в том, чтобы жить, а чтобы жить счастливо» [5]. По Аристотелю такое представляется возможным только в государстве, последовательным сторонником которого он был. Оно для него – «совершеннейшая форма жизни», «среда счастливой жизни». Государство, по мнению Аристотеля, служит «общему благу», что относится только к верным формам – царство, аристократия и полития. Данным трём видам противопоставлены три «неправильных» вида: тирания, олигархия и демократия. В тирании управление государством осуществляется не в пользу целого общества, а во благо одного лица; в олигархии оно воплощается в жизнь в пользу немногих, а в демократии (в её крайних формах) власть находится в руках основной массы неимущего населения. По мнению Аристотеля, самой правильной формой государственного устройства выступает полития, когда правящий класс в государстве составляют ни богатые, ни бедные, а средние по своему материальному положению граждане. Чтобы избежать вероятности перехода политии в демократию (аналогично той, которая была в Афинах), необходимо сократить количество лиц, приобретающих гражданские права в государстве. Людям, занятым исключительно физическим трудом, например, ремесленникам, подёнщикам, землепашцам и др., должно быть отказано в гражданстве.
Гражданами, имеющими все права, считаются только тяжёловооружённые военные (гоплиты), лица, находящиеся на государственных должностях, владеющие земельной собственностью, жрецы, люди, занимающиеся умственным трудом (например, философы). Запрещается быть гражданами рождённым незаконно и лицам, у которых один из родителей был варваром или рабом, а не гражданином.
Аристотель подтверждает, что в настоящем виде полития встречалась в Греции в редких случаях. Им приведено всего несколько образцов из далёкого прошлого, но даже тогда полития, как правило, модифицировалась в олигархию или в демократию крайнего типа. По каким причинам Аристотель считает политию наилучшим видом государственного устройства? Это можно объяснить социально-политическим положением, в котором в тот отрезок времени находился греческий мир. Завоевания Александра Македонского принесли огромные территории Азии, находившиеся под властью персидского государства. На завоёванных территориях строились новые города, основную часть населения которых составляли военные, отставники, пенсионеры, а потом и многочисленные переселенцы из Старой Греции. Аристотелю казалось очень подходящим заблаговременное планирование территорий и численности населения таких городов, т.к. представлялось возможным осуществить опыт создания целого ряда политий, которые были бы основаны на принципах государственного устройства, обозначенных в его «Политике».
Эти планы, вероятно, каким-то образом были скоординированы Аристотелем с устремлениями его гениального ученика – Александра Македонского. Интересным и загадочным для исследователей античности в «Политике» кажется одно место. Проводя рассуждения о политии, Аристотель пишет: «В силу указанных причин средний государственный строй либо никогда не встречался, либо редко и у немногих. Один лишь муж в противоположность тем, кто прежде осуществлял главенство, дал себя убедить ввести этот строй» [6]. Для историков долгое время было загадкой имя некоего неизвестного «мужа». В этом отношении говорили о Солоне и других законодателях древности. Языковое рассмотрение данного места, проведённое профессором А.И. Доватуром, обнаруживает, что упоминая «одного мужа», Аристотель не имел в виду какого-нибудь древнего законодателя, а вероятнее всего делал намёк на своего современника [40]. Им мог быть только Александр Македонский. Противники данного предположения приводили доводы хронологического характера: прежде считалось, что «Политика» относится к относительно ранним трудам Аристотеля. Однако не было взято в расчёт, что «Политика», как и другие достигшие нас сочинения Аристотеля, выступает не как обработанное литературное произведение, а как запись лекций, которые Аристотелем много раз переделывались, к ним добавлялись новые части. К таким частям можно отнести и упомянутую выше фразу об «одном муже». Так как в предоставленном случае разговор шёл о живом человеке, являвшимся ещё и учеником Аристотеля, были вполне понятны причины, по которым философ не упомянул его имени. Напротив, было бы очень удивительно, если бы, говоря о Солоне или о ком-либо другом из древних законодателей, Аристотель ограничился бы одним намёком, как он действовал, к примеру, в отношении Платона и прочих своих современников.
По мере развития Великого похода обозначилось то, что Александр совершенно не думает выполнять советы своего наставника. Прежде всего, он относится к варварам совершенно по-другому, чем Аристотель. Если для последнего представляли интерес, как правило, греческие дела, а весь остальной мир приобретал характеристику мира варваров, то для Александра Греция была небольшой страной среди восхитительных древних цивилизаций Персии, Египта, Вавилона, а Македония выглядела провинциальным, глухим местом, оставив которое, он уже никогда в жизни больше в него не возвращался.
Идея полиса, классического города-государства, больше не отвечала новым представлениям о мире и устаревала. Появлявшиеся на Востоке греческие города уже не располагали самостоятельностью полисов. Они являлись частью великой империи и понемногу из греческих селений превращались в космополитические общины. Этому процессу оказывал содействие сам Александр. Типично, что Александр женился на негречанке Роксане, дальнейшая судьба которой завладела вниманием многих литераторов, он не сделал её наложницей.
Александром были упразднены юридические привилегии македонцев над воинами и офицерами других национальностей, им предпринято усилие по ассимиляции высшей прослойки своей армии и персидской знати. Проявляя участие в частной жизни своих подданных, Александр распорядился, чтобы семьдесят его военачальников взяли в жёны намеренно им самим отобранных красивых персидских девушек. Потом это сделали и другие офицеры. Внезапная смерть великого военачальника повлекла за собой крутое изменение взятого им направления. Привилегированное положение македонских офицеров было тут же восстановлено, а из семидесяти навязанных Александром браков крепким явился только один – брак будущего основоположника династии Селевкидов, Селевка I Никатора. Селевк чистосердечно полюбил свою персидскую жену и жил с ней до конца своих дней [89].
Касаясь темы наилучшего политического устройства, Аристотель делал различие между абсолютно наилучшей и подлинно возможной формами. Аристотель не относил идеальное государство Платона ни к одной из этих форм, т.к. у Платона благо целого не предполагает блага частей, потому что он даже своих стражей лишает счастья, но «если воины лишены счастья, то кто же будет счастлив?» Конечно, не ремесленники и не рабы.
Однако личные общественные идеалы Аристотеля весьма неясны. В наилучшем государстве граждане живут счастливой и совершенной жизнью, а т.к. умеренное и среднее является наилучшим, то там граждане являются владельцами умеренной собственности. Наилучшую форму правления устанавливает среднее сословие. На первый взгляд кажется, что Аристотель – демократ, что он на стороне средних пластов населения, большинства. Но это не совсем так. Манёвр Аристотеля состоит в том, что он принимает сторону большинства или даже всех граждан, заблаговременно исключив из их числа большую часть жителей государства. Для этого философ делает различие между существенными и несущественными, но, тем не менее, нужными частями государства. К необходимым, но несущественным частям государства Аристотель причисляет всех трудящихся, а к существенным – только тиранов и правителей. «Земледельцы, ремесленники и всё торговое сословие, – сказано в «Политике», – необходимо входят в состав каждого государства; но существенные его части суть; воины и члены совета» [5]. Аристотель прямо говорит, что «государство, пользующееся наилучшим политическим устройством, не даст, конечно, ремесленнику прав гражданина», что, с другой стороны, «граждане такого государства не должны быть земледельцами» (ведь у ремесленников и земледельцев нет философского досуга для развития в себе добродетели). Единственным возможным выходом из образовавшегося противоречия, по мнению Аристотеля, является экспансия греков. Греку не подобает быть ремесленником, земледельцем, торговцем, но эти сферы деятельности в государстве, бесспорно, нужны, и на месте эллинов здесь должны быть варвары-рабы.
Аристотель проявляет необычайный интерес к сущности рабства. Этот факт говорит о том, что во времена Аристотеля для социальной мысли отношения рабовладения становятся большим вопросом. Некоторыми софистами было заявлено колебание по поводу законности отношений рабовладения и открытое утверждение того, что по природе все люди рождены свободными. Аристотель категорически не согласен с подобной точкой зрения и остаётся приверженцем рабовладельческой системы. Он осознанно противопоставляет собственное учение о рабовладении убеждениям тех, кто отвергал естественное происхождение и гармоничный с природой характер рабовладения. «По мнению других, – пишет он, – сама идея о власти господина над рабом – идея противоестественная» [6]. По их мнению, «лишь установлением обусловливается различие между свободным человеком и рабом, по самой же природе такого различия не существует. Поэтому-то и власть господина над рабом, как обоснованная на насилии, не имеет ничего общего по природе со справедливостью» [6].
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
