118375 (592575), страница 12
Текст из файла (страница 12)
Гибель Зия уль-Хака в авиационной катастрофе в августе 1988 г. снова поставила страну перед необходимостью выбора дальнейшего пути. Апологеты исламизации предпринимали попытки использовать инерцию политики военного режима с тем, чтобы продолжить проводившийся Зия уль-Хаком курс, однако они натолкнулись на однозначно негативную реакцию общественности.
И дело было совсем не в силе Движения за восстановление демократии (оно было довольно малоэффективным), а в том, что сама армия устала от выполнения неконституционных функций, от болтовни об «особом, предназначенном самим Аллахом назначении», мессианской роли вооруженных сил. Примечательно, что эти настроения были заметны не только среди сэндхерстовской прослойки генералитета, но даже среди части офицерства, разделявшей джамаатовские идеи об армии как страже исламской идеологии (по Шер Али-хану Патауди, «армия - защитница идеологических границ»). Что же до гражданина с улицы, то для него выбор был предельно прост - возврат к жизни под репрессивным режимом или возможность начать с чистого листа.
Собственно, выбор предстал перед нацией как нечто совершенно естественное, как исполнение долголетних чаяний. По мнению большинства, он должен был стать решительным отказом от диктатуры и шагом к давнишней цели и мечте - демократии. Вопрос был в том, как приступить к претворению в жизнь общих, лишенных всякой конкретности и зачастую противоречивых идей. Неясно было, например, что делать с указами военных властей: отменить их все без разбора или сохранить отдельные, признав их полезными. Как поступить с поправками к конституции, изменившими Основной закон до неузнаваемости, с реформами Зия уль-Хака, его нововведениями в административной, экономической, культурной, образовательной и других областях.
К 1988 г. менее половины своей истории Пакистан номинально жил в условиях демократии. Причем это была неустоявшаяся, пестрая, неуверенная в себе демократия - парламентская, президентская и снова парламентская. То есть формально институты демократии существовали, но не работали или работали кое-как. Теперь представился случай с учетом прежнего негативного опыта сделать нужную коррекцию, наполнить понятие «демократия» подобающим содержанием. Особенность момента состояла также в том, что улемы, исламисты после смерти Зия уль-Хака лишились защиты властей и если хотели сохранить за собой положение одной из ведущих сил общества, то должны были добиваться этого в рамках демократической процедуры, то есть через выборы. А результаты всех предыдущих выборов были для исламских партий катастрофически неудачными.
Говоря о современном религиозном экстремизме в Пакистане, мы уделяем основное внимание деятельности ДИ и тенденциям, возникающим в этой партии, не потому, что только она составляет сегодня ядро оппозиционных религиозных сил. ДУЙ, например, за последнее время настолько укрепила свои позиции на политической арене, что порой может поспорить с ДИ как центр притяжения исламских экстремистов. Просто ДИ - это партия, которая десятилетия представляла собой лидера пакистанских фундаменталистов, и процессы, идущие в этой партии, во многом лучше видны и отражают происходящее в лагере исламистов в целом. Диктатура ушла в прошлое и была восстановлена прежняя структура власти, прерогативы президента юридически оставались теми же, что и во времена диктатуры.
С 1988 по 1999 гг. власть четыре раза переходила от Пакистанской народной партии к Пакистанской мусульманской лиге, и, наоборот, ни разу ни одно из правительств Беназир Бхутто и Наваза Шарифа не продержалось в течение всего предусмотренного конституцией срока.
Каждый раз инструментом отставки кабинета министров служил президентский указ о роспуске национальной и провинциальных структур законодательной и исполнительной власти в связи с обвинениями в коррупции и некомпетентности.
Отправляя в отставку правительства, президенты Гулам Исхак-хан, а затем-Фарук-хан Легари использовали полномочия, которые предоставлялись главе государства 8-й конституционной поправкой.
Автором ее был Зия уль-Хак, и принята она была исключительно для того, чтобы оградить его личную власть от каких-либо посягательств. Поправка, по существу, меняла парламентскую форму правления на президентскую.
Законодательные инновации и характер демократии
Необходимость изменения положений 8-й конституционной поправки о распределении полномочий между президентом и премьером ощущали и Беназир Бхутто и Наваз Шариф, однако до прихода к власти последнего в 1997 г. дело до конкретных шагов в этом направлении так и не дошло. Лишь победив на выборах 1997 г., Наваз Шариф решил наконец добиться законодательного ограничения полномочий президента. Тринадцатая конституционная поправка, лишавшая главу государства права роспуска парламента и правительства и наделявшая премьер-министра правом назначать начальника штаба вооруженных сил, была спешно внесена на рассмотрение Национальной ассамблеи вскоре после формирования правительства Пакистанской мусульманской лиги и с помощью квалифицированного большинства принята за один день. Казалось бы, правительство всего лишь ликвидировало перекос в структуре власти, созданный военным диктатором в собственных интересах. Однако те возможности, которые открывало перед Наваз Шарифом перераспределение полномочий между президентом и премьером, были использованы главой правительства исключительно в целях укрепления личной власти. Но сначала о других инновациях Наваза Шарифа в законодательной области.
По уже отработанному сценарию очередная, 14-я, конституционная поправка принималась в таком темпе, чтобы оппозиция не имела возможности собраться с мыслями и высказать к ней свое отношение.
В принципе, поправка была полезной и вполне оправданной, поскольку запрещала перебежки из одной фракции в другую. Политическое дезертирство в описываемое время действительно приняло беспрецедентные масштабы и стало издевкой над самим понятием неподкупности в политике.
Стоит вкратце остановиться на тексте поправки. В нем, в частности, предусматривалось, что «депутат палаты будет считаться перебежчиком, если он: а) допускает нарушения партийной дисциплины, то есть устава партии, правил поведения и объявленной политики; б) голосует, нарушая директивы парламентской фракции партии; в) воздерживается при голосовании, нарушая политику партии в отношении соответствующего законопроекта». И если вина депутата по одному из этих пунктов установлена, то лидер партии может объявить дисквалификации депутата и лишить его мандата. Единственное право, которое оставалось у депутата, - поднимать руку по команде лидера фракции. В политических комментариях по этому поводу резонно указывалось, что число депутатов Национальной ассамблеи после принятия поправки сократилось до числа лидеров партий, представленных в палате. Отмечалось также, что, проведя 14-ю конституционную поправку, Наваз Шариф установил свою диктатуру в парламенте. Парламентская фракция ПМЛ получила название «порабощенного большинства».
Таким образом, и законодательная, и исполнительная ветви власти оказались под полным контролем премьер-министра. Правда, оставалась еще третья независимая ветвь - судебная. По традиции авторитет Верховного суда, который выполняет в Пакистане функции Конституционного суда, был очень высок. До Наваза Шарифа с Главным судьей все были на «вы». Премьер-министр же повел себя с ним как с потенциальным преступником. Камнем преткновения, вызвавшим или повлекшим непримиримое противостояние, стало число членов Верховного суда. Глава суда считал, что их должно быть 17, то есть на 5 человек больше, чем до тех пор.
Премьер вдруг восстал против этого, пригрозив, что проведет через парламент закон, принципиально ограничивающий полномочия высшей судебной инстанции. Президент Фарук-хан Легари встал на сторону Главного судьи, подчеркнув, что вопрос о составе суда входит в число прерогатив главы этого органа. После серии мелких и не имеющих большого значения препирательств премьер отступил, видимо, почувствовав, что попал на зыбкую почву. Тем не менее, результатом конфликта стал раскол Верховного суда. Главный судья Саджад Али Шах вынужден был подать в отставку, а главой суда стал Аджмал Миян, близкий семейству Шарифов человек. Таким образом, и третья ветвь власти перестала быть независимой.
Действия Наваза Шарифа вызвали бурю протеста в лагере оппозиции. В печати появились обвинения в адрес премьера в том, что созданная им система по сути своей - разновидность фашизма и она объективно прокладывает путь к власти военной диктатуре. Последовавшие события, в том числе обстоятельства отставки президента страны Фарука-хана Легари, показали, что опасения оппозиции небеспочвенны.
29 августа 1998 г. Постоянный комитет Национальной ассамблеи по юридическим вопросам большинством голосов принял к рассмотрению проект 15-й конституционной поправки, или, как его еще называли, шариатский законопроект, предлагавший считать законы шариата, то есть Коран и Сунну, а не конституцию, Основным законом страны. Он был принят в отсутствие членов комитета от оппозиции, которым не была дана возможность обсудить содержание законопроекта с руководством своих партий для выработки консолидированной позиции. Законопроект был должным образом представлена обсуждение Национальной ассамблеи и его принятие, как и ожидалось, не вызвало каких-либо трудностей: квалифицированное большинство ПМЛ в палате действовало строго в соответствии с желаниями своего лидера. Этим дело и кончилось, поскольку сенат, в котором ПМЛ не имела большинства, занял в отношении этого законопроекта заведомо отрицательную позицию.
Но еще когда законопроект только обсуждался, против него высказались Ассоциация адвокатов Верховного суда, организации религиозных меньшинств, включая Пакистанский фронт меньшинств президент ПНП Беназир Бхутго, президент Национальной народной партии Аджмал Хаттак, партия мухаджиров, бывший президент страны и председатель партии Миллят Фарук Легари, многие другие деятели и организации. Негативную оценку получил законопроект и за рубежом.
Анализируя систему, которая в период пребывания Наваза Шарифа у власти находилась в стадии становления, в памяти невольно возникает модель исламского государства, предложенная десятилетия назад амиром «Джамаат-и ислами» А.А. Маудуди. И в самом деле, то, что выдавалось Навазом Шарифом за демократию, один к одному совпадает с «теодемократией» мауланы Маудуди. На вершине пирамиды - халиф, контролирующий работу всех ветвей власти. Окончательные решения принимаются только им. Функции остальных органов власти - разрабатывать рекомендации, которые могут быть и не приняты халифом. Суверенитет принадлежит Всевышнему, халиф же – как бы промежуточная инстанция между ним и народом.
Создававшаяся Н. Шарифом система не была копией или прямым следствием разработок Маудуди, но в основе нарождавшегося порядка, безусловно, лежали те же принципы, что и у творца модели «истинно исламского государства». Эти принципы и сегодня живы не только в умах улемов, но в немалой степени и в умах народа. Этим как раз и объясняется то, что на пути демократии в Пакистане, казалось бы, неожиданно возникают препятствия в виде требований неукоснительно следовать исламским предписаниям, в том числе законам шариата.
Реалии сегодняшнего дня
Демократия как форма общественного устройства всегда была весьма слабой в Пакистане, а иногда явно отдавала фарисейством. Даже в периоды гражданского правления декларируемые демократические ценности служили лишь прикрытием авторитаризма. Такой, в частности, была и власть Наваза Шарифа.
Этот феномен вызвал к жизни любопытное явление. Традиционные и признанные политические партии оказались как бы в стороне от главного направления идущей в Пакистане политической борьбы.
Партии, десятилетиями олицетворявшие собой демократический процесс (со всей его местной спецификой), перестали быть хребтом политики и превратились или быстро превращаются в маргинальные, которые, в общем-то, можно и не принимать в расчет, давая долгосрочные прогнозы. Полюсами борьбы и сейчас остаются демократы и исламисты, но первые быстро теряют силы, голос их слабеет. Собственно, демократов в понимании «отца нации» М.А. Джинны в сегодняшнем Пакистане осталось не так уж много. Они явно уступают поле битвы исламистам и армии. Последняя из вечно присутствовавшего, но всегда неожиданно возникавшего, фантома превратилась в постоянный, активный фактор пакистанской политики. Фантом обрел плоть и стал каждодневной реальностью. Необходимо констатировать, что в настоящий момент пакистанское общество более чем когда-либо подвержено влиянию религиозного экстремизма. Избавление от растущих жизненных бед многие пакистанцы видят в исламской альтернативе. Это не значит, что на следующих выборах (если они когда-нибудь и состоятся) они дружно бросятся голосовать за кандидатов от религиозных партий. Уже неоднократно в прошлом они демонстрировали способность отделять зерна от плевел, лозунги исламистов от жизненных потребностей. Однако общий настрой в отношении религиозных партий и вековых порядков меняется в пользу последних. Становится все более очевидным, что еще не пришло время хоронить законы традиционного общества.
Принцип «больше традиционного общества - меньше демократии» работает без сбоев. Наиболее авторитетная религиозная партия страны «Джамаате ислами», образно говоря, все последнее десятилетие находится между искушением отдаться конформизму, став респектабельной буржуазной партией, и желанием не растерять свой авторитет революционной партии среди последователей-фанатиков. Окончательно интегрироваться в политическую систему страны - значит отказаться от революционных методов борьбы за построение «истинно исламского государства», разработанных и предложенных основоположником исламского фундаментализма в Пакистане АА. Маудуди. Между тем инерция вовлечения фундаменталистов в политический процесс набрала во времена Зия уль-Хака такие темпы, что теперь сохраняется как нечто самодовлеющее. Другими словами, властям не надо предпринимать особых усилий, чтобы сдерживать революционный пыл религиозных экстремистов ДИ. Одиннадцатилетняя сопричастность ДИ к делам управления страной в период военной диктатуры объективно укрепила позиции того крыла партии, которое выступает за ее полнокровное и постоянное участие в политическом процессе наряду с другими партиями.
Дело, однако, в том, что в партии активны и представители левого крыла, фундаменталисты-ортодоксы. Они допускают парламентскую и иную популистскую активность, но лишь как тактическую уловку, которая отнюдь не означает отказа от революционных действий в целях захвата власти, если обстановка для этого благоприятна. На руку им играет и тот фактор, что государство любой ориентации (демократической или авторитарной) не может позволить себе непримиримое, а тем более враждебное, отношение к адептам религиозной идеологии. Как раз поэтому на протяжении десятилетий мы наблюдаем, казалось бы, противоречивое, а иногда и просто труднообъяснимое, отношение властей к религиозным партиям.
Следует, однако, иметь в виду, что стремление центра без нужды не портить отношения с религиозными партиями и, особенно с ДИ и ДУИ, обусловлено, помимо прочего, боязнью разрушить то единственное связующее начало, которому Пакистан обязан своим существованием. Тот факт, что страна до сих пор избегала ситуаций, когда всерьез возникала угроза распада (исключая, конечно, 1971 г.), объясняется прежде всего действием исламского фактора. Ислам - вот то, что связывает воедино разнородные по этническому, лингвистическому, экономическому, региональному и другим признакам территории. Центр, к какой бы части политического спектра он не тяготел, не может не видеть этого. Ислам стал фактором легитимности того или иного правительства, да и всего государства Пакистан. Исчезни этот фактор завтра, и процесс распада не займет много времени. Государство Пакистан просто перестанет существовать.
Именно это обстоятельство дает в руки ДИ ценный козырь. При возникновении конфликтов между центром и провинциями партия практически всегда стремилась выступать в роли посредника, симпатизирующего центру. Так или иначе, она всегда выступала против сил региональной или этнической обособленности, желая подчеркнуть примат ислама, его верховенство над всеми другими факторами, включая национальный.
Такая линия поведения обусловлена также пониманием, что если общая принадлежность к исламу как главный признак легитимности государства будет по каким-то причинам отвергнут, то ДИ должна будет довольствоваться статусом региональной пенджабской партии.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
