73997 (589337), страница 5
Текст из файла (страница 5)
II.5.МЕТАФОРА; ЕЁ ОПРЕДЕЛЕНИЕ
Структурным элементом романа «Сон в красном тереме», как уже говорилось, является метафора сна. В «Лингвистическом Энциклопедическом словаре» дается следующее определение метафоры: «метафора (от греческого metaphor – перенос) троп или механизм речи состоящий в употреблении слова, обозначающий некоторый класс предметов, явлений и т.п. для характеризации или наименования объекта, входящего в другой класс, либо наименования другого класса объектов, аналогично данному в каком-либо отношении. В расширительном смысле термин «метафора» применяется к любым видам употребления слов в прямом значении в непрямом значении». Ассоциируя две различные категории объектов, метафора семантически двойственна. Двуплановость, составляющая наиболее существенный признак «живой» метафоры, не позволяет рассматривать её в изоляции от определяемого. В образовании и соответственно анализе метафоры участвуют четыре компонента: основной и вспомогательный компоненты метафоры, к которым применяются парные термины /буквальная рамка и метафорический фокус, тема и «контейнер», референт и коррелят/, и соотносимые свойства каждого объекта или класса объектов. Эти компоненты не полностью представлены в структуре метафоры, в частности остаются необозначенными свойства основного субъекта метафоры составляющие её семантику.
Вследствии этого метафора допускает разные толкования. Существует ряд различных концепций метафоры. Наиболее распространенная концепция восходит к идеям Аристотеля. Понимание метафоры (по Аристотелю) – это сокращенное сравнение, из которого исключено указание на общий признак сравниваемых объектов. В ходе своего развития эта теория претерпела ряд модификаций. Было уточнено, что «метафора возникает только на базе образных сравнений, термином которых является класс объектов (а не индивидный объект), а основанием сравнения указывает не постоянное свойство субъекта метафоры и не ограничено одним четко выделенным признаком». (Лингв. Энциклопед. Словарь по ред. В. П. Ярцевой, М. 1990 г. с. 296-297).
По способу воздействия на адресата метафора делится на эпифоры и диафоры. Для первых основной является экспрессивная функция (апелляция к воображению), для вторых – суггестивная (апелляция к интуиции). По когнитивной функции метафоры делятся на второстепенные (побочные) и базисные (ключевые). Первые определяют представления о конкретном объекте или частной категории объектов (сравнение падающего снега с летящими ивовыми пушинками), вторые (это всегда диафоры) определяют способ мышления о мире (картину мира) или его фундаментальной части («Все это — сон! Лишь сон — таков итог!»).
Метафора в художественной речи служит эстетической, а не собственно информативной функции языка. Благодаря образу метафора связывает язык с миром и искусством и соответствующими им способами мышления – мифологическим, художественным, синтетическим (Э. Кассирер).
Прагматический подход к метафоре, получивший распространение с начала 70-х годов, противопоставляется семантическому анализу метафоры. Метафорические высказывания рассматриваются как такой способ употребления языка, при котором конвенциональные (буквальные) значения слов используются для выражения других смыслов. Применение и понимание метафоры, согласно этой точки зрения, определяются правилами пользования языком.
Будучи многоаспектным явлением, метафора составляет предмет изучения ряда отраслей знания и разделов лингвистики. Как определенный вид тропов метафора изучается в поэтике, стилистике, риторике, эстетике, как источник новых значений слов - в лексикологии, как особый вид речевого употребления – в прагматике, как ассоциативный механизм и объект интерпретации и восприятия речи – в психолингвистике и психологии, как способ мышления и познания действительности – в логике, философии (глаголами) и когнитивной психологии.
III. МЕТАФОРА СНА В РОМАНЕ «СОН В КРАСНОМ ТЕРЕМЕ»
«Жизнь – сон» - лейтмотивный образ романа «Сон в красном тереме».
Метафора сна является мировоззренческим принципом в даосской и буддийской философиях. Если в христианстве сон – метафора смерти («уснуть навеки», «спи спокойно»), то для восточных учений сон прежде всего является метафорой жизни, ее пустоты и иллюзорности. Даосы испытывали особый интерес ко сну, придавали большое значение способности управлять сновидениями. В эпоху Мин один из китайских мудрецов предложил создать общество любителей снов (Малявин В.В. «Китай XVI-XVII вв.» М., 1995. С.35-40). Иллюзорность ничтожность жизни, последовательный отказ от нее – одно из важнейших положений классического буддизма. Путь Баоюя повторяет легенду о Шакьямуни, царевиче, который узнав о болезни, старости, смерти, отказался от богатства, власти, семьи, прозрел и стал проповедовать учение о бренности жизни и иллюзорности чувств.
Метафора сна – распространенный художественный прием в китайской литературе, что в значительной степени связано с ролью концепции даоса Чжуанцзы о сне-оборотне («Сон бабочки»: однажды Чжуан-цзы видел сон, будто он превратился в бабочку, а когда проснулся, не мог понять, то ли он человек, которому снится, что он – бабочка, то ли бабочка, которой снится, что она – человек). Прежние комментаторы подчас напрямую связывали роман с притчей о бабочке.
Литераторы неоднократно использовали метафору сна в своих сюжетах. Так, филолог XIX века Ван Силянь, комментатор романа, выделял разные виды литературных снов: «тревожный сон» ( в драме «Западный флигель»), «злые сны» ( в романе «Речные заводи») и прочие. В некоторых сюжетах даосско – буддийская коцепция сна как ино-жизни или жизни-химеры воплощалась в яркой художественной форме. Например, такую тонкую интерпретацию этой идеи можно найти в повести литератора Лин Менчу (XVII в.) о молодом пастухе, которому волхв-даос раскрывает волшебную формулу земного счастья. Герой счастлив во сне, но скоро он осознает, что сон – это обольстительная химера, которая стала для него ловушкой. Из-за этого сна лишь умножаются земные неудачи и беды героя. Радости сна (а во сне герой становится важным сановником и государевым зятем), причудливо сочетаясь и переплетаясь с бедами в реальной действительности, мешают ему жить. Противоречия между сном и явью становятся его проклятьем.
Концепция жизни как сна высказана уже в названии романа. В заглавии романа «Сон в красном тереме» два ключевых слова: «сон» (мэн) и «красный» (хун). Один из смыслов заглавия – «прекрасное время жизни», промелькнувшее точно недолгий сон в жизни героев. В одном из стихотворений поэт Ду Му (803-852), вспоминая молодые годы, проведенные в Янчжоу, писал: «Те три года минули точно сон, сон, увиденный в Янчжоу».
Но название романа имеет можно прочесть и иначе, т.к. ключевые слова «сон» и «красный» имеют и другое значение. «Сон» - буддийский образ, обозначающий быстротечность жизни и бытия вообще, а слово «красный» - эпитет к слову «красная пыль» (хун чэнь), мирская и вообще плотская жизнь человека. По мнению Л.П. Сычева, исследовавшего символику цвета, тема красного цвета лейтмотивом проходит через весь роман. Красный цвет – символ людских страстей. Также красный цвет обозначает женское начало. Так, название обители Баоюя – «Двор наслаждения красным» (И хун юань), название кабинета автора – «Павильон грусти о красном» (Дао хун сянь). Заголовок романа «Сон в красном тереме» подчеркивает тему бренности и быстротечности жизни, которая является основным мотивом в романе Цао Сюэциня.
Уже первые комментаторы понимали роль в нем метафоры сна, который «создает смысл и устанавливает норму». Ван Силянь восклицал: «Книга «Хунлоумен» есть целиком и полностью царство сна». И далее: «Когда я комментировал ее, сам находясь во сне, что подчеркивает нереальность, надуманность сказанного в книге». Сон – это своеобразное изображение бытия, о котором нельзя говорить прямо.
По буддийской терминологии жизнь человеческая называется «плывущим бытием» (образ, популярный в японской средневековой литературе) – она зыбка, неопределенна как ускользающее облако и как убегающая вода. Соприкосновение человека с миром грез порождает у него ощущение зыбкости и иррреальности бытия. Характерно, что в романе часто встречаются выражения: «зыбкий», «неотчетливый», «призрачный», «смутный» – своеобразные определения «плывущего бытия». Образ мира-химеры пронизывает множество произведений китайского средневековья.
В романе Цао Сюэцинь упоминатся множество разных снов: «сон весенний», «сон потаенный», «сон бестолковый», «сон пустой» и другие. Сон снисходит не только на людей, но даже на растения. Так, Фея реки Сяосян (поэтический псевдоним Дайюй) написала стихотворение «Сон хризантемы», где душа цветка ощущает холод осени:
«У двора осенним днем проснулась ясно.
С облаками, с луной – не различить.
Стала феей отнюдь не подражая Чжуанцзы-бабочке.
Тоскую о прошлом, желая союза с Тао Линь.
Засыпая, одно за другим уходят за птицами.
Проснувшись, досадую на жуков и птиц.
Просыпаясь, кому поведать тоску?
При виде увядшей травы и холодного дыма нет границ чувству» (дословный перевод).
В одном месте романа говорится о сне «иллюзорно пустом», который ассоциируется со «следами инея». Многоликая поэтика сна, разумеется, не случайна. Она воспроизводит атмосферу неопределенности, щемящей тоски, дурного предчувствия.
Комментатор Чжияньчжай писал на полях романа: «Скорбь и радости, как химера, имеют тысячи форм». И еще: «Химера наполнена чувствами, а чувства полны химер». Жизнь – это сон, поэтому жизнь абсурдна. Скептик Чжияньчжай так и пишет: «Было в древности и существует сейчас одно – сон, и он полон абсурда».
Во сне герои не только живут, но и прозревают. Во сне они способны иногда увидеть и узнать то, что в реальной жизни ускользает от их взора; могут задуматься о настоящем и грядущим, как тот злополучный пастух из повести Лин Менчу. В одном из стихотворений романа говорится: «Ущербна луна, чистый иней вокруг и Сон, который все знает» (это дословный перевод текста).
В Стране Грез герой предчувствует грядущие опасности и беды, получает предупреждения от иллюзорных соблазнов действительности. Так, сон вещий, в котором открывается высшая ясность духа, является средством освобождения от сна-морока реальной жизни.
III.1. ОБЛАСТЬ НЕБЕСНЫХ ГРЕЗ В РОМАНЕ «СОН В КРАСНОМ ТЕРЕМЕ»
Большое место в романе занимает образ Страны Грез – некоего ино-мира, мира иллюзий. В китайском тексте он назван Великой Пустотой. В этот мир в результате своих космичесих и жизненных блужданий попадает «строптивый камень».
Образ Пустоты связан с даосскими и буддийскими представлениями о мире как о некой вселенской пустоте, в которой живет и развивается все сущее. В этой Пустотности человек постигает Истину. Пустота – это состояние, когда человек сливается с самим собой и прозревает. Во сне, освобождающем от рационального самоконтроля, человек открыт метаморфозам бытия и способен открывать для себя бесчисленные миры. Мир грез есть непосредственное раскрытие творческой силы жизненных метаморфоз. Оиьянение, болезнь или безумие – другие названия этого состояния следования Пути. Писатель XVII века Дун Юэ писал: «подобно постоянно меняющимся облакам, небесные образы непременно обновляются. И пока мы странствуем в наших снах, дух жив и деятелен. Воистину, облака сродни безумству, а сны – опьянению. Древние не чурались винной чарки и даже прославляли достоинства опьянения. Возвышенные же мужи нынешних времен поймут, почему я обожаю сны».
Понятие «Страна Грез» заключает в себе двойной смысл: это и обитель надмирной радости, и юдоль скорби. Баоюй в Области Небесных грез осмысляет всю свою жизнь в сжатой аллегорической форме.
В царстве сна Баоюя есть несколько ключевых персонажей:
Цзинхуань – богиня, дававшая напутствия человеческим душам и предостерегавшая их от совершения грехов перед тем, как они спускались в мир и воплощались в человеческом теле.
В романе переплетены явления буддизма и даосизма. Так, «Цзин-хуань» - буддийский термин, букв. «сторожить грезы». Фея («сянь-гу») – даосское название.
В Области Небесных Грез царствует фея Цзинхуань – богиня любви, олицетворение красоты, воплощение всех женских достоинств. Ей нет подобия среди земных женщин; в посвященной ей оде встречаются строки: «К досаде красавиц сравним ее тело…», «На зависть красавиц платье с цветами…», «Редка меж красавиц подобная внешность…», «Си Ши среди древних она посрамила, Ван Цан из недавних пред нею бледна». По даосской философии фея Цзин-хуань – Вечная Дева Баоюя, его сокровенная женственность.
«Я живу в небесной сфере, где не существует ненависти, среди моря Орошающего печаль. Я – бессмертная дева Цзин-хуань с горы Ниспосылающей весну, из чертогов Струящихся благоуханий, которые находятся в Области Небесных грез. Я определяю возмездие за разврат и прелюбодеяния, в моей власти заставлять женщин в мире смертных роптать на свою судьбу, а мужчин – предаваться безумным и глупым страстям. Недавно здесь собрались грешники, и я пришла, чтобы посеять среди них семена взаимного влечения. Наша с тобой встреча тоже неслучайна». В свите Цзин-хуань состоят феи Небожительница Вразумляющей Грезы, Святая, изливающая чувства, Золотая Дева, Навеевающая печаль.
Цзинь Кецин – один из наиболее загадочных образов в романе.
Цзинь Кецин – символ чувственности. В романе она сравнивается с знаменитыми красавицами древности У Цзе-тянь, Чжао Фей-янь, Ян Гуй-фей, Си Ши, вызывавшими сильные чувства. Именно идя за ней Баоюй попадает в Область Небесных грез.
Появление феи Цзян-мэй во сне Баоюя вызвано противоречием в душе мальчика: он любит и Дайюй, и Баочай, и испытывает отроческое влечение к Цзинь Кецин. И вот для усмирения чувств и страстей Баоюя определена девушка, «ростом и внешностью напоминающая Баочай, стройностью и грациозностью манер – Дайюй», и носящая прозвище Кецин. К Дайюй Баоюй питает возвышенную страсть, к Баочай – нормальную привязанность, к Кецин – чувственное влечение. Так фея Цзян-мэй («Умноженная красота») воплощает собой все три вида страстей, обуреваемых Баоюем. Фея Цзин-хуань приставляет к Баоюю Цзянь-мэй, чтобы он познал с ней чувство «облака с дождем» и «понял сущность своих скрытых страстей».
Баоюй испытывает несказанное блаженство от общения с феями, обитательницами волшебного мира («Земля таинственно-утонченного и одухотворенно-прекрасного духа» – так в дословном переводе гласит одна из надписей, увиденных Баоюем в этой стране).Феи надмирных сфер завораживают и очаровывают героя, насылают на него морок, пытаясь пробудить героя. Сон создает химеры и предьявляет их то как обвинения, то как соблазны. Человек же попадается на обман, бежа от страшного и тянясь к приятному.
Баоюй проходит через приказы Области Небесных грез: «Приказ безрассудных влечений», «Приказ затаенных обид», «Приказ утренних стонов», «Приказ вечерних рыданий», «Приказ весенних волнений», «Приказ осенней скорби». В «Приказе несчастных судеб» герой находит разгадку своей судьбы и судеб близких, скрытую в аллегориях.
Герой в книге судеб видит палаты, в которых висит мертвая женщина – символ жалкого финала человека. И стихи (в дословном переводе): «Небо чувств, море чувств, все тело обьято иллюзорными чувствами».
Испив вино в Области Небесных грез, пробовав чай бессмертия, подглядев судьбы девушек своей семьи, послушав волшебные песни фей, познав чувство «облака и дождя», Баоюй погружается в Брод Заблуждений, — и просыпается.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
