73305 (589274), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Und die Birken streun mit Neigen
Ihr den süßen Weihrauch auf.
Wie ergötz ich mich im Kühlen
Dieser schönen Sommernacht!
O wie still ist hier zu fühlen,
Was die Seele glücklich macht!
Läßt sich kaum die Wonne fassen!
Und doch wollt ich, Himmel, dir
Tausend solcher Nächte lassen,
Gäb mein Mädchen Eine mir.
Так же хотелось бы представить два перевода данного стихотворения и произвести их сопоставительный анализ. Первый перевод – перевод Афанасия Фета:
Второй перевод, более поздний, принадлежит А. Кочеткову, профессиональному переводчику XX века:
Покидаю домик скромный,
Где моей любимой кров.
Тихим шагом в лес огромный
Я вхожу под сень дубов.
Прорвалась луна сквозь чащи:
Прошумел зефир ночной,
И, склоняясь, льют все слаще
Ей березы ладан свой.
Я блаженно пью прохладу
Летней сумрачной ночи!
Что душе дает отраду,
Тихо чувствуй и молчи.
Страсть сама почти невнятна.
Но и тысячу ночей
Дам таких я безвозвратно
За одну с красой моей.
Итак, первую строку Гёте «Nun verlaß ich diese Hütte» А. Фет перевёл, употребляя приём синонимической замены, слово «verlaßen» следовало бы перевести «покидать», как и сделал это А. Кочетков, но Афанасий Фет нашёл подходящее в семантическом плане слово, которое больше подходило к рифме его стиха – «прощаюсь». Оба переводчика употребили один и тот же стилистический приём – олицетворение (метонимия, изображающая внутреннюю связь между местом и человеком, находящимся на этом месте). В оригинале он присутствует, герой прощается с «избушкой», наделяя её одушевлёнными качествами, хотя, конечно же, подразумевается возлюбленная, проживающая в этой избушке. Но, А. Кочетков при этом предпочёл слегка возвысить стилистическую окраску гётевской избушки, более мягко заменив её на «домик скромный». Вторая строка у И.В. Гёте «Meiner liebsten Aufenthalt» - снова была подвергнута деформации, в данном случае ближе к оригиналу оказался А. Кочетков, умело подобрав слову «Aufenthalt» эквивалент «кров» - ныне почти забытое, но очень подходящее по смыслу именно в данном стихотворении. А. Фет снова воспользовался более простым путём, удобным для его рифмы, переведя по смыслу «где любовь моя живёт». Оба автора данных переводов решили не переводить «meine Liebste» - как «моя самая любимая», видимо считая это излишним максимализмом со стороны И.В. Гёте, в данном случае неуместным. Следующие две строки у А. Фета: «И бесшумно пробираюсь/ Под лесной полночный свод» и у А. Кочеткова «Тихим шагом в лес огромный/ Я вхожу под сень дубов», читая эти строки, перед глазами предстают два совершенно разных пейзажа, кажется у переводчиков было разное прочтение И.В. Гёте, но ближе к оригиналу всё же А. Фет: «Wandle mit verhülltem Schritte/ Durch den öden, finstern Wald». Следующее четверостишие по-своему верно у каждого переводчика, но А. Фет, верно переведя одну строку «Luna bricht durch Busch und Eichen», в русском языке развернул её в две строфы – «Лунный луч, дробясь, мерцает/ Меж дубами по кустам», поэтому следующая строка «Zephir meldet ihren Lauf» у него просто отсутствует, но похоже А. Фет заменил всю эту строку одним глаголом «мерцать», что не совсем соответствует смыслу оригинала. А вот А. Кочетков использовал при переводе компрессию – один из способов переводческой трансформации, а именно семантическое стяжение (превращение сочетания в слово), т.е. гётевские «Busch und Eichen» он перевёл как «чащи». Следующее четверостишие неудачно вышло у А. Кочеткова, особенно несозвучны оригиналу и в целом неверно переведены последние две строфы: «Что душе даёт отраду,/ Тихо чувствуй и молчи», в то время как у И.В. Гёте: «O wie still ist hier zu fühlen,/ Was die Seele glücklich macht!». А. Фету на наш взгляд эти строфы удались: «Как целебна тут отрада/ Человеческой души!».
Последнее четверостишье в оригинале написано легко, настолько просто и понятно, что даже человеку, слабо владеющему языком, сразу всё станет ясно, но вот А. Фет в своём переводе запутался с рифмой, и четверостишье стало немного сложным в плане восприятия, его следует как минимум два раза прочитать, чтобы понять смысл. Перевод А. Кочеткова в этом отношении более удачен и лаконичен, и по семантике ближе к оригиналу.
Итак, можно сказать, что оба переводчика довольно часто уходили от оригинала, видимо это было необходимо, чтобы сохранить рифму своего стиха. При этом А. Фет постарался даже стихосложением соответствовать подлиннику; неизменно чувствуется в его переводе творческий талант, нет резких отступлений, т.е. это действительно перевод, а не подражание И.В. Гёте, там нет, что называется, «отсебятины», поэтому перевод А. Фета мы считаем более удачным.
Следующее стихотворение И.В. Гёте, подлежащее анализу, это творение 1771 года. К этому времени И.В. Гёте порвал с искусственностью стиля рококо и понял, что источником подлинной поэзии является народное творчество. Именно в это время происходит формирование И.В. Гёте как совершенно самостоятельного художника. В стихотворениях этого периода раскрывается титаническая мощь лирического гения И.В. Гёте, вводящего в поэзию новые мотивы и создающего новые поэтические формы. «Свидание и разлука» - один из стихов, посвящённых Фридерике Брион. Поэтическое новаторство проявилось в динамичной ритмике стихотворения, передающего темы стремительной скачки на коне. Каждая фраза выражает страсть лирического героя, чувства которого сливаются с видами природы, возникающими перед ним во время поездки на свидание с любимой. Стихотворение передаёт вершинные моменты страсти: нетерпеливое стремление к любимой, радость встречи и даже расставание окрашено сознанием счастья в любви.
Итак, «Willkommen und Abschied»:
Es schlug mein Herz, Geschwind zu Pferde!
Es war getan fast eh gedacht.
Der Abend wiegte schon die Erde,
Und an den Bergen hing die Nacht;
Schon stand im Nebelkleid die Eiche,
Ein aufgetürmter Riese, da,
Wo Finsternis aus dem Gesträuche
Mit hundert schwarzen Augen sah.
Der Mond vom einem Wolkenhügel
Sah kläglich aus dem Duft herfor,
Die Winde schwangen leise Flügel,
Umsausten schauerlich mein Ohr;
Die Nacht schuf tausend Ungeheuer,
Doch frisch und fröhlich war mein Mut:
In meinen Adern weiches Feuer!
In meinem Herzen welche Glut!
Dich sah ich, und die milde Freude
Floß von dem süßen Blick auf mich;
Ganz war mein Herz an deiner Seite
Und jeder Atemzug für dich.
Ein rosenfarbnes Frühlingswetter
Umgab das liebliche Gesicht,
Und Zärtlichkeit für mich – ihr Götter!
Ich hofft es, ich verdient es nicht!
Doch ach, schon mit der Morgensonne
Verengt der Abschied mir das Herz:
In deinen Küssen welche Wonne!
In deinem Auge welcher Schmerz!
Ich ging, du standst und sahst zur Erden,
Und sahst mir nach mit nassem Blick:
Und doch, welch Glück, geliebt zu werden!
Und lieben, Götter, welch ein Glück!
Для сравнения мы возьмём перевод этого стихотворения Н. Заболоцкого (слева) и Б. Морица (справа):
Душа в огне, нет силы боле,. В седло! Я зову сердца внемлю!
Скорей в седло и на простор! Лишь миг – и конь летел стрелой.
Уж вечер плыл, лаская поле, Уже баюкал вечер землю,
Висела ночь у края гор. И ночь повисла над горой.
Уже стоял, одетый мраком, В тумане дуб гигантом в латах,
Огромный дуб, встречая нас; Там возвышался в этот час,
И тьма, гнездясь по буеракам, Где тьма, таясь в кустах косматых,
Смотрела сотней черных глаз. Смотрела сотней черных глаз.
Исполнен сладостной печали, Луна сквозь дымку, с гребня тучи,
Светился в тучах лик луны, Смотрела грустно в вышине,
Крылами ветры помавали, Крылатых ветров рой летучий
Зловещих шорохов полны. Свистел свирепо в уши мне.
Толпою чудищ ночь глядела, Ночные страхи мчались с нами,
Но сердце пело, несся конь, Но был я весел, бодр мой конь.
Какая жизнь во мне кипела, В моей душе какое пламя!
Какой во мне пылал огонь! В моей крови какой огонь!
В моих мечтах лишь ты носилась, Мы вместе. Счастья неземного
Твой взор так сладостно горел, Исполнен взор желанный твой.
Что вся душа к тебе стремилась Я был с тобой всем сердцем снова,
И каждый вздох к тебе летел. Мой каждый вздох – тебе одной.
И вот конец моей дороги, Твой милый облик детски-сторогий
И ты, овеяна весной, Весны румянец озарил,
Опять со мной! Со мной! О боги! И этой нежности, о боги,
Чем заслужил я рай земной? Я жаждал но не заслужил.
Но - ах! – лишь утро засияло, Но – ах! – уже зари сиянье,
Угасли милые черты. И сердце сжал разлуки страх.
О, как меня ты целовала, Какой восторг в твоем лобзаньи!
С какой тоской смотрела ты! Какая боль в твоих очах!
Я встал, душа рвалась на части, Я уходил. Слезы участья
И ты одна осталась вновь… Ты не могла во взоре скрыть.
И все ж любить- какое счастье! Но всеж любить какое счастье,
Какой восторг- твоя любовь! И счастье все ж любимым быть!
Первые две строфы как у Н. Заболоцкого так и у Б. Морица переведены по смыслу, как воспринял для себя каждый из переводчиков, оба не совсем соответствуют оригиналу. Строки «Der Abend wiegte schon die Erde,/ Und an den Bergen hing die Nacht», - являются у обоих переводчиков примером удачного перевода. Одушевлённый образ дуба – «громоздкого исполина, окутанного туманом» - представляется авторам перевода то просто «огромным дубом, одетым мраком», то даже «дубом – гигантом», но почему-то одетым не в одежды из тумана, а «в латах». Мы полагаем, что оба переводчика иначе восприняли этого гётевского «героя». Н. Заболоцкий просто недооценил этот образ, тем более нам кажется непонятным здесь выражение «встречая нас» - кого же нас, ведь герой один в пути, возможно Н. Заболоцкий взял во внимание и лошадь?! Б. Мориц был более близок к образу, но внес свои существенные коррективы. Хотелось бы отметить изобретательность Н. Заболоцкого в переводе следующей строки, чувство страха ему вполне удалось внушить: «И тьма, гнездясь по буеракам,/ смотрела сотней чёрных глаз». Но и у Б. Морица получилась не менее устрашающая картина: «Где тьма , таясь в кустах косматых, смотрела сотней черных глаз», правда сложно представить «косматые кусты», то ли медведя или даже пса, но всё же…
Следующее восьмистишие в целом близко к оригиналу у обоих авторов переводов. Строки из И.В. Гёте «Ein rosenfarbnes Frühlingswetter/ Umgab das liebliche Gesicht» - кажется, оказались наиболее трудными для переводчиков: Н. Заболоцкий пошёл лёгким путём - «И ты, овеяна весной», а вот Б. Мориц качественно подошёл к данному вопросу и даже представил возлюбленную героя с детски-строгим обликом, в целом перевод его очень близок к оригиналу: «Твой милый облик детски-строгий/ Весны румянец озарил». Это восьмистишие вообще хорошо удалось у Б. Морица, красиво и близко к оригиналу, а вот Н. Заболоцкому, кажется, пришлось в большей степени применить свой поэтический талант, и в меньшей – переводческий. Н. Заболоцкий воспользовался одним из видов переводческой трансформации – компенсацией смысловых потерь и, чтобы следовать рифме немного поменял порядок строк, вторую строку «Verengt der Abschied mir das Herz» - в переводе он заменил на «Угасли милые черты» - а затем всё же вставил потерянную строку: «Я встал, душа рвалась на части».
В общем у Н. Заболоцкого снова прослеживаются разногласия с подлинником: нет и «сердца», которое «сжал разлуки страх», нет и ушедшего, а не «вставшего» героя, девушка которого, провожая его, не может «скрыть слёзы участья во взоре» - зато всё это есть в переведённых строках Б.Морица, которые столь близки оригиналу и вызывают только уважение к переводчику. При этом нельзя сказать, что, пытаясь как можно точнее следовать оригиналу, Б. Мориц потерял красоту стиха, стараясь быть ближе к таланту И.В. Гёте, он перенёс большую часть этого дара косноязычья на перевод.
Следующее стихотворение отражает личные переживания поэта в любви к Анне Элизабет Шёнеман, воспетой им под именем Лили и Белинды. Если стихотворения, посвящённые Ф. Брион, проникнуты бурной восторженностью, то чувства, вызванные Лили, сложны и противоречивы. Страсть лирического героя сильна, но есть в его любви нечто тягостное. Любовь к Лили вызывает у поэта элегические ноты. Одно из стихотворений этого цикла написано в 1775 году, оно называется «Neue Liebe, neues Leben»:
Herz, mein Herz, was soll das geben?
Was bedränget dich so sehr?
Welch ein fremdes, neues Leben!
Ich erkenne dich nicht mehr.
Weg ist alles, was du liebtest,
Weg dein Fleiß und deine Ruh –
Ach, wie kamst du nur dazu!
Fesselt dich die Jugendblüte,
Diese liebliche Gestalt,
Dieser Blick voll Treu und Güte
Mit unendlicher Gewalt?
Will ich rasch mich ihr entziehen,
Mich ermannen, ihr entfliehen,
Führet mich im Augenblick,
Ach, mein Weg zu ihr zurück.
Und an diesem Zauberfädchen,
Das sich nicht zerreißen läßt,
Hält das liebe, lose Mädchen
Mich so wider Willen fest;
Muß in ihrem Zauberkreise
Leben nun auf ihre Weise.
Die Verändrung, ach, wie groß!
Liebe! Liebe! las mich los!
И.В. Гёте в названии употребил стилистическую фигуру анафору, что не заставило себя ждать и при переводе: на русском название этого стихотворения звучит так: «Новая любовь – новая жизнь». И снова мы в пример берём переводы профессионального переводчика В. Левика (слева) и перевод поэта и писателя А. Фета (справа):
Сердце, сердце, что случилось, Сердце, сердце, что такое?
Что смутило жизнь твою? Что смутило жизнь твою?
Жизнью новой ты забилось, Что-то странное, чужое;
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
