42401 (588213), страница 6
Текст из файла (страница 6)
Вопросы о том, что же будет с Донгуанем и что будет с Чжан, тесно связаны. В городе тысячи заводов, работающих по устаревшей модели, основанной на дешевом, незащищенном труде и низкой прибыли. Без них Китай бы не стал таким, каким является сейчас, но совсем немногие готовы бросаться из зарождающегося свободного рынка в новую эпоху. Сокращение разницы в доходах – больше не абстрактное понятие: продолжительность жизни в бедной провинции Гуйчжоу сейчас на десять лет меньше, чем в Пекине, а вероятность умереть для ребенка, рожденного на отдаленном Чинхайском нагорье, в семь раз выше, чем для рожденного в столице. Даже некоторые из самых энергичных сторонников свободного рынка чувствуют закат целой эпохи. Недавно Чжан Вань в своей статье, опубликованной в журнале China Entrepreneur (“Китайский предприниматель”), написал: “Возможно, пять лет назад успешная в бизнесе, но не идеальная в других отношениях фирма не получила бы одобрения и поддержки в китайском обществе. Но сейчас все изменилось”.
Я сказал Чжан и Луи, что за день до того побывал в соседней деревне Да Шен, где живут многие их работники. Центральная площадь напоминает поле битвы: каждый работник обозначен определенным цветом в соответствии с местом пищевой цепи завода – производственные рабочие носят синие комбинезоны, персонал электростанции – оранжевые халаты, работники завода по переработке макулатуры – ярко-зеленую форму. Один из производственных рабочих сказал мне, что ходят слухи о скором банкротстве завода – через месяц-другой. Чжан на секунду опустила палочки для еды. Она выглядела раздраженной. “Очень странно, что рабочие так говорят”, - сказала она. – “Сегодня есть люди, которым даже нечего есть! Но мы не задерживаем зарплату. Никто не остается без денег”. Казалось, слухи беспокоят ее гораздо меньше, чем подразумеваемое ими допущение краха, отступничества. На мгновение она замолчала, а затем сказала: “Некоторым так везет, что они уже забыли, что значит невезение”.
Решение о приостановке строительства и досрочной выплате займов, принятое Чжан в начале года, казалось способным улучшить перспективы компании. Марк Чан, сотрудник Меррилл Линч – компании, приобретенной компанией Банк Америки – сообщил мне в электронном письме, что риск банкротства “сейчас намного ниже”. Власти Китая также посодействовали этому: экономика развивалась столь бурно, что они решили не выпускать из клетки сразу всех птичек. Они приостановили рост минимальной зарплаты и восстановили возврат налогов, чтобы помочь некоторым экспортерам; всё это делалось с целью предотвратить массовые увольнения. 18 февраля компания Nine Dragons опубликовала полугодовой финансовый отчет, который показал падение чистой прибыли на 70,3% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Чжан сказала, что предприятию пришлось пережить “суровую зиму”, но поблагодарила государственных чиновников, банки, инвесторов, и всех остальных, кто оказал поддержку. Nine Dragons кажется “слишком крупной фирмой, чтобы обанкротиться”, говорит Кэри Сей, аналитик ICEA Finance Holdings в Гонконге.
Во время обеда я спросил Чжан, не отказалась ли она еще от мечты стать крупнейшим производителем картона в мире. Она улыбнулась и сказала: “Я не думаю, что моя цель – стать первой в мире. Этот рынок более важен для меня” – и обвела рукой вокруг. С улицы доносился шум грузовичков, колесящих по разъезженной дороге, ведущей к заводу. А из окна кафе виднелась полосатая красно-белая труба его силовой установки, возвышающаяся над окрестностями.
Подали фрукты, и Чжан начала по одному очищать лонганы от кожуры. Возможно, от усталости ее непоколебимый оптимизм, казалось, ослаб. “Мне кажется, рынок обваливается так быстро, что мы не сможем повернуть процесс вспять”, – сказала она, и продолжила: “Сейчас все совсем по-другому. Страдают и крупные, и небольшие предприятия. Раньше большие волны смывали лишь песок, но не трогали камни. Сейчас волны настолько велики, что смывают и камни”.
Аудио-интервью с Эваном Осносом
ХРОНИКИ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА
АДСКАЯ БЕЗДНА
В США десятки тысяч заключенных содержатся в одиночных камерах. Пытка ли это?
Люди – существа социальные. Наша социальная сущность проявляется не только в обычной любви к общению или очевидной зависимости от других. Она заложена в нашей сущности: мы не можем даже просто нормально существовать без взаимодействия с другими людьми.
На детях данный факт подтверждается особенно хорошо, хотя сразу его признавали неохотно. Вплоть до 50-х гг. ХХ века психологи советовали родителям уделять детям меньше внимания и любви, чтобы привить им независимость. Затем профессор психологии Университета штат Висконсин в Мэдисоне Гарри Харлоу провел ряд важных исследований на детенышах макаки-резус.
Начало исследованиям было положено случайно. Это произошло в середине 50-х гг., когда он решил сэкономить деньги своей лаборатории по исследования приматов путем самостоятельного выращивания обезьян вместо доставки их из Индии. Не зная, как выращивать детенышей обезьяны, он поступал так же, как в то время обращались с детьми в больницах. Он обеспечивал их пищей, теплыми одеялами, игрушками и содержал их в питомнике отдельно друг от друга, чтобы предотвратить распространение инфекции. Обезьяны росли крепкими, здоровыми и более крупными, чем на воле. Но они были также крайне беспокойны; они то неподвижно смотрели прямо перед собой, то долго раскачивались на одном месте, а также бегали в клетках по кругу и калечились.
Сначала Харлоу и его студенты не могли понять, в чем была причина проблемы. Они рассматривали такие факторы как рацион, продолжительность светового дня и даже применяемые антибиотики. Затем, как вспоминает в захватывающей биографии профессора Харлоу “Любовь в Гун Парке” Дебора Блум, один из исследователей заметил, как сильно обезьяны цеплялись за мягкие одеяла. Харлоу предположил, что, возможно, обезьянам в их одиночных клетках не хватало матери, и провел необычный эксперимент, дав им искусственных матерей.
В ходе исследования одна искусственная мать была сделана из махровой ткани, другая – из проволоки. Внутрь каждой был помещен нагревательный элемент, чтобы они были более приятными. Харлоу увидел, что детеныши были практически безразличны к проволочной матери, но сильно привязались к тряпичной. Они гладили ее, спали, свернувшись на ней клубочком; бежали к ней, когда им было страшно; не принимали подмену, а хотели только к “своей” матери. Если из куклы внезапно выскакивали острые шипы, когда детеныш держал ее, то он терпеливо ждал, когда они скроются, а потом вновь прижимался к ней. Но независимо от того, как сильно они держались за суррогатных мам, их психологические отклонения по-прежнему не исчезали.
В другом исследовании воздействия полной изоляции с рождения ученые установили, что подопытные обезьяны, помещенные в группу нормальных обезьян, “как правило, впадали в состояние эмоционального шока, сопровождающегося … аутичным обхватыванием себя конечностями и раскачиванием на месте”. Харлоу отмечал: “Одна из обезьян, прожившая три месяца в изоляции, после помещения в группу отказалась от пищи и через пять дней умерла”. Через несколько недель большинство обезьян приспосабливались к группе, но тем, которые пробыли в изоляции долго, это так и не удавалось. “Год в полном одиночестве делал животных практически неспособными к общению”, – писал Харлоу. Они становились замкнутыми и жили изгоями, терпя нападки, как будто поощряя жестокое обращение с собой.
Исследование принесло Харлоу славу (также и дурную, так как общественное неприятие его работы положило начало движению за права животных). Другие психологи свидетельствовали о подобном состоянии такой же силы и продолжительности у сирот и заброшенных детей. В детские отделения больниц стали пускать родителей. В обществе укоренилось понимание того, что человеческое общество необходимо детям не только чтобы получать пищу и защиту, но и для нормального функционирования организма. Применение этих выводов ко взрослым вызывало сомнения, так как они – полностью сформированные, независимые существа, имеющие внутренние силы и знания. Мы ведь не зависим от других людей так, как дети? Похоже, зависим. Экспериментов над обезьянами, на результаты которых можно полагаться, было немного. Однако человечество поставило уже десятки тысяч опытов над людьми; часть из них – в тюремной системе. Картина получается весьма тревожная.
Наиболее человечные случаи таких экспериментов – это люди, которые добровольно изолируют себя от общества на длительное время. Например, моряки, совершающие дальние одиночные плавания, обрекают себя на месяцы в море. Они сталкиваются с многочисленными физическими опасностями: сильнейшими штормами, пятнадцатиметровыми волнами, протечками, болезнями. Однако для многих самым трудным испытанием является “изматывающее одиночество”, как выразился один моряк. Космонавтов проверяют на способность проводить долгое время в ограниченном изолированном помещении и общаться при помощи радио- и видеосвязи.
Однако проблема изоляции – это не только обычное одиночество. Вот что мы узнали от заложников, которых содержали в одиночном заключении, например, от журналиста Теда Андерсона, который в своей выдающейся книге “Львиное логово” описывает семь лет, проведенных им в плену у Хезболлы в Ливане.
Андерсон был главным корреспондентом агентства Associated Press (Ассошиэйтед Пресс) на Ближнем Востоке, когда 16 марта 1985 года в Бейруте трое бородатых мужчин заставили его выйти из машины под дулом пистолета. Его затолкали в Мерседес-седан, накрыли с головой толстым одеялом и заставили скрутиться, наклонив голову, на полу между передними и задними сиденьями. Похитители привезли его в гараж, вытащили из машины, надели ему на голову капюшон, а руки и ноги связали. Полчаса его допрашивали о других американцах в Бейруте, но он не называл имен. Его не били и прекратили допрашивать. Его запихнули в багажник, отвезли к другому зданию и посадили в клетку, которая впоследствии окажется первой из двух камер его заключения в Ливане. Вскоре его перевели в помещение, которое напоминало пыльную гардеробную, в которой помещался только матрас. Глаза его были завязаны; он слышал отдаленные звуки других пленников (одним из них был Уильям Бакли, шеф резидентуры ЦРУ в Ливане, которого похитили и неоднократно пытали, отчего он ослаб и умер). Вглядываясь сквозь щели в повязке, Андерсон видел свисающую с потолка лампочку. Три раза в день ему давали невкусную пищу – обычно бутерброд с сыром, холодный рис с консервированными овощами или суп. Ему удалось выпросить бутылку, чтобы мочиться, а также ему позволили ежедневно 5-10 минут прогуливаться, чтобы сходить в туалет по-большому и умыться возле грязной раковины в ветхой ванной. Только это нарушало его полную изоляцию, а также короткие посещения охранников, когда они орали на него за нарушение правил или угрожали ему, иногда – приставляя дуло к его виску.
Он ужасно скучал по людям, особенно по невесте и семье. Он был подавлен и угнетен. Со временем он начал чувствовать что-то еще. Он чувствовал, что разрушается, как будто бы все извилины в мозгу выпрямились. В своих мемуарах он пишет, что было через месяц плена: “В голове пусто. Господи, я всегда считал себя умным. Куда же подевалось все, чему я научился, все книги, которые я прочел, стихи, что я выучил наизусть? Нет ничего кроме черной, беспросветной тоски. Мой разум погиб. Боже, помоги мне”.
От круглосуточного лежания у него затекало все тело, но он постоянно чувствовал себя уставшим. Он дремал короткими урывками, но в сумме сна набиралось двенадцать часов в день. Он жаждал какой-нибудь деятельности. Он наблюдал, как дневной свет на потолке усиливается, а затем гаснет, как тараканы медленно ползают по стенам. У него была с собой Библия, и он пытался читать, но часто замечал, что не может сосредоточиться. Он заметил, что им стало овладевать чувство нервного собственничества по отношению к этому небольшому пространству, и он рисковал жизнью, когда приходил в ярость оттого, что охранник наступал на его постель. Он непрестанно размышлял, вспоминая ошибки, которые сделал в жизни, сожаления и обиды, против Бога и своей семьи.
Каждые несколько месяцев похитители перевозили его в новое место. Иногда, непредсказуемо, на какое-то время к нему приходило спасение в виде товарища по несчастью. Когда он делил клетку с другими людьми – иногда до четырех человек – то замечал, что его мышление быстро оживало. Он мог дольше читать и сосредоточиваться, не было галлюцинаций, он мог контролировать эмоции. Он писал: “Лучше бы у меня был самый ужасный сосед, чем вообще никакого”.
В сентябре 1986 года после нескольких месяцев соседства с другим пленником Андерсона без причины вновь перевели в одиночное помещение. На этот раз это была камера два на два метра без окон, в которую проникал только свет дневной лампы из внешнего коридора. Охранники отказались говорить, сколько он там пробудет. Через несколько недель он снова почувствовал, что теряет рассудок.
“Я начинаю беспричинно дрожать”, – писал он. – “Я боюсь, что схожу с ума, полностью теряю контроль”.
Однажды, после трех лет испытания, он сломался. Он подошел к стене и начал биться об нее головой. Прежде чем охранники остановили его, его голова была в разбита в кровь.
Некоторым пленникам было еще хуже. Андерсон рассказал историю Франка Рида, 54-летнего директора частной американской школы, которого взяли в плен и четыре месяца продержали в одиночном заточении, прежде чем он попал в одну камеру с Андерсоном. К тому времени Рид стал совсем отрешенным. Он часами лежал без движения, в полуоцепенении смотря на стену. Он не мог выполнять простейшие команды охранников, что вызывало у них еще большую жестокость. Это напоминало поведение ранее живших в изоляции макак-резус, которые принимали жестокость со стороны колонии. Рида отпустили через три с половиной года, и, в конце концов, он попал в психиатрическую клинику.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
