102479 (576267), страница 11

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 11)

И в качестве отклика на эту вновь возникшую социальную потребность во всех развитых обществах создаются обширные и разветвленные системы образования — учреждается огромное число школ, колледжей, университетов. Учредителями и основателями их выступают как государство, так и частные лица. Многие из промышленников учреждают училища для профессиональной подготовки своих работников. Число членов общества, получивших формальное образование и продолжающих его в течение едва ли не всей своей профессиональной жизни, школьников и студентов различных уровней увеличивается во много крат в течение весьма непродолжительного исторического периода и продолжает расти. По данным Р. Коллинза, в США число выпускников средних школ, приведенное к общей численности населения в возрасте до 17 лет, в период с 1869 по 1963 гг. возросло в 38 раз, а аналогичное соотношение для выпускников местных колледжей (которые, подобно нашим техникумам, в значительной мере берут на себя функции подготовки технических специалистов среднего уровня) — более чем в 22 раза¹⁰³. Существенно, хотя и не в такой степени, возросло число бакалавров, магистров и докторов наук.

Однако в постиндустриальном обществе проблема массовой грамотности населения возникает вновь и при этом приобретает угрожающие тенденции. Дело в том, что при достижении обществом определенного — хотя и достаточно высокого — уровня развития, превышающего индустриальную зрелость, перед ним во весь рост встает вопрос об ином качестве этой грамотности, нежели то, которое диктовали требования индустриального общества. Во всяком случае, в постиндустриальных обществах (которые все чаще именуются "информационными") все настойчивее дает о себе знать проблема функциональной грамотности, то есть массовой грамотности уже на качественно ином уровне.

Характер развития научных знаний. Как было сказано в предыдущем разделе, в примитивном обществе накопление знаний и передача их последующим поколениям осуществлялись изустно и в индивидуальном порядке. Понятно, что в таких условиях аккумуляции и систематизации накопленных знаний, что и составляет необходимое условие развития науки, не происходит. Можно считать, что из четырех типов знания, которые мы выделили в первой главе, запас сведений социума об окружающем мире ограничивается лишь знанием здравого смысла и мифологией (на элементарном уровне); и лишь отчасти и на элементарном уровне — "идеологическими" (в той мере, в каком дюркгеймовская механическая солидарность проявляет себя в противопоставлениях типа "свой-чужой").

В традиционных обществах, с появлением письменности (а с нею — цивилизации в моргановском смысле), возникает потенциальная возможность для формирования научного знания. Его развитие, особенно на начальных этапах, по всей вероятности, существенно сдерживается доминированием в общественном сознании трех других типов знания. Тем не менее, как свидетельствует история, в традиционных обществах развитие науки, конечно, не стоит на месте. Мыслители доиндустриальной эпохи совершили немало важных открытий практически во всех областях научного знания. Именно благодаря тому, что к началу индустриальной революции был заложен фундамент почти во всех отраслях научного знания, прежде всего, в естественнонаучных дисциплинах, удалось сравнительно быстро и эффективно создать весьма разветвленную систему прикладных и технических наук, которые были прямо и непосредственно предназначены для использования в технологических производственных процессах с целью повышения их эффективности. Однако, как отмечает один из создателей концепции постиндустриального общества Д.Белл, наука и техника развивались в тот период автономно, практически независимо от производства. Люди, которые занимались наукой, достаточно часто (если не в значительном большинстве) делали это почти бескорыстно, ради удовлетворения собственных интеллектуальных потребностей. Это, с одной стороны, обеспечивало большую их самоотдачу. Однако, с другой стороны, общая суммарная эффективность этой деятельности, не "подпираемая" потребностями экономики, не могла быть слишком высокой, поэтому приращение научных знаний шло постепенно, сравнительно медленно, носило, скорее, линейный характер и потребовало значительного времени.

Положение опять же коренным образом меняется с началом индустриальной революции. В индустриальном обществе изменение экономических условий превращает инновационное внедрение в мощнейшее оружие обострившейся конкурентной борьбы. Если прежде лабораторные эксперименты исследователей с трудом находили себе спонсоров — главным образом, из числа просвещенных монархов и представителей аристократии (хотя интерес их мог быть и не совсем бескорыстным — как это было с алхимией), то теперь основным источником финансирования исследовательских работ становятся наиболее дальновидные предприниматели. Нередко (хотя, возможно, не так уж и часто) исследователь и удачливый предприниматель объединяются, так сказать, в едином лице. Целая плеяда выдающихся изобретателей, работавших на заре индустриальной революции, основала (и не без успеха!) свои собственные предприятия. К их числу мы могли бы в принципе отнести и великого социального экспериментатора Роберта Оуэна, который, будучи талантливым и удачливым предпринимателем, сконцентрировал в своих руках весьма изрядное состояние, хотя и потратил львиную долю его на основание нескольких утопических колоний, начиная с Нью-Хармони.

Постепенно, но все же сравнительно быстро, в течение, вероятно, не более чем века, прикладные исследования (т.е. поиск конкретного практического применения и использования в непосредственно производственных целях тех или иных законов и закономерностей, открытых фундаментальной наукой) становятся едва ли не преобладающей формой научных изысканий. Во всяком случае, инвестиции в эту отрасль в суммарном выражении на начальных и особенно на последующих этапах явно превышают средства, выделяемые на фундаментальные исследования. В то же время развитие техники прикладных исследований, да и самой индустрии в целом, одновременно с общим ростом валового национального дохода приводит к невиданному прежде расширению возможностей фундаментальных исследований. Наука на протяжении двух сотен лет делает гигантский скачок, совершенно не сравнимый с тем приращением научного и технического знания, которое происходило на протяжении предшествующих тысячелетий. Она становится действительно производительной силой и практически самостоятельной отраслью народного хозяйства. Занятия наукой, а также разработкой и внедрением технологических инноваций превращаются в профессиональную сферу, привлекая все больше способных к этому людей. Это, в свою очередь, увеличивает "валовой" объем производимой обществом интеллектуальной продукции.

Важнейшей движущей силой изменения в постиндустриальном обществе выступают автоматизация и компьютеризация производственных процессов и так называемые "высокие технологии". Ускорение изменений во второй половине ХХ в. вообще тесно связано с быстрым совершенствованием технологических процессов. Значительно сократился временной промежуток между тремя циклами технологического обновления: 1) возникновением творческой идеи, 2) ее практическим воплощением и 3) внедрением в общественное производство. В третьем цикле зарождается первый цикл следующего круга: "новые машины и техника становятся не только продукцией, но и источником свежих идей"¹⁰⁴.

Новая технология, кроме того, предполагает новые решения социальных, философских и даже личных проблем. "Она воздействует на все интеллектуальное окружение человека — образ его мыслей и взгляд на мир", — утверждает О. Тоффлер¹⁰⁵ . Ядром совершенствования технологии выступает знание. Перефразируя изречение Ф.Бэкона "знание — сила", Тоффлер утверждает, что в современном мире "знание — это изменение", т.е. ускоренное получение знаний, питающих развитие технологий, означает ускорение изменений.

В социальном развитии прослеживается аналогичная цепь: открытие — применение — воздействие — открытие. Скорость перехода от одного звена к другому также значительно увеличилась. Психологически людям трудно адаптироваться к множеству изменений, происходящих в кратчайшие сроки. Тоффлер характеризует ускорение изменений как социальную и психологическую силу — "внешнее ускорение преобразуется во внутреннее"¹⁰⁶. Положение об ускорении изменений и их социальной и психологической роли служит обоснованием перехода к "супериндустриальному" обществу.

Что касается рационализации социальной жизни, то она, как мы помним, была ведущим понятием в веберовском анализе современного ему капитализма. Этим обобщенным понятием обозначалось множество взаимосвязанных процессов, с помощью которых каждый аспект человеческой деятельности становился предметом расчетов, измерений и контроля. По М. Веберу, рационализация включала в себя, в частности: (1) в экономической жизни — организацию фабричного производства бюрократическими средствами и на основе расчета возможных выгод и потерь с помощью систематических оценочных процедур; (2) в политике — упадок традиционных норм узаконения и постепенное замещение традиционного и чисто харизматического лидерства партийной машиной; (3) в моральном поведении — гораздо больший, нежели прежде, акцент на дисциплину и воспитание; (4) в науке — снижение роли индивидуального инноваторства и развитие исследовательских команд, скоординированных экспериментов и направляемой государством научной политики; (5) в обществе в целом — распространение общего влияния бюрократии, государственного контроля и администрирования. Понятие рационализации было, таким образом, частью веберовской точки зрения на капиталистическое общество как на "железную клетку", в которой индивид, лишенный религиозного смысла и моральных ценностей, будет во все возрастающей степени подвергаться государственному надзору и воздействию бюрократического регулирования. Подобно марксову понятию отчуждения, рационализация подразумевает в значительной степени отделение индивида от общины, семьи и церкви и его подчинение правовому политическому и экономическому регулированию на фабрике, в школе и в государстве¹⁰⁷.

Община и общество. Чем же различаются традиционные и современные общности (ассоциации)? Упрощенно, схематично их особенности можно представить следующим образом.

Традиционное общество (Gemeinschaft) характеризуется:

1) естественным разделением и специализацией труда (преимущественно по половозрастному признаку),

2) персонализацией межличностного общения (непосредственно индивидов, а не должностных или статусных лиц),

3) неформальным регулированием взаимодействий (нормами неписаных законов религии и нравственности),

4) связанностью членов отношениями родства («семейным» типом организации общности),

5) примитивной системой управления общностью (наследственной властью, правлением старейшин).

Современное общество (Gesellschaft) отличается иным:

1) ролевым характером взаимодействия (ожидания и поведение людей определяются общественным статусом и социальными функциями индивидов),

2) развивающимся глубоким разделением труда (на профессионально-квалификационной основе, связанной с образованием и опытом работы),

3) формальной системой регулирования отношений (на основе писаного права: законов, положений, договоров и т.п.),

4) сложной системой социального управления (выделением института управления, специальных органов управления: политического, хозяйственного, территориального и самоуправления),

5) секуляризацией религии (отделением ее от системы управления),

6) выделением множества социальных институтов (самовоспроизводящихся систем особых отношений, позволяющих обеспечивать общественный контроль, неравенство, защиту своих членов, распределение благ, производство, общение).

В современном обществе усложнение системы социальных связей приводит к формализации межчеловеческих отношений, которые в большинстве случаев оказываются деперсонифицированы. Люди общаются через свои ролевые и статусные «маски»; Президент и Гражданин, Преподаватель и Студент, Водитель и Пассажир, Директор и Работник, Муж и Жена вступают в «социально регламентированные» взаимодействия. При этом поведение каждой из сторон должно оказаться «ожиданным» (предсказуемым, банальным), т.е. ролевые и статусные отношения в принципе развиваются как игра. по обоюдно известным правилам. И если для российской культуры межличностного взаимодействия весьма показательно стремление неделикатно «переходить на личности» («а ты кто такой?!», что, собственно, не удивительно, поскольку отчужденная городская цивилизация сформировалась у нас на протяжении жизни всего одного поколения, а «культурные консервы», по выражению Я. Морено, перевариваются с непривычки так же трудно, как и пищевые), то в более развитых обществах даже эмпатические, «теплые» символы общения (улыбки, объятия, вопросы «как дела?») являются отвлеченными от конкретных «персон» демонстрациями вежливости и опосредованного межролевого взаимодействия.

Российское общество, несмотря на характерное для нас «очеловечивание» (архаизацию) статусных, структурных и ролевых, межличностных, отношений давно нельзя назвать общиной. Оно чрезвычайно сложно структурировано: полиэтнично, функционально дифференцировано, имеет разветвленную систему социального управления, множество развитых общественных институтов. Однако наша милая и очень ценная для западного наблюдателя «национальная особенность» – проникновенная, эмоциональная, непосредственная, интимная ориентация в отношении человека к человеку – социологически может быть истолкована как «недоразвитость» общественной организации, основанной на патернализме и патриархальном восприятии государственной власти, инфантильности правосознания граждан, повышенной роли межличностных связей в решении административных, профессиональных и иных «внеличностных» вопросов.

В определенном смысле промежуточный, переходный характер социальной организации российского общества ставит ряд вопросов: философских – о духовной цене протекающей модернизации (нарушения стабильности и ценностных устоев) и социологических – о критериях явления, которое мы именуем «общность» (объединяющих чертах общины, стабильного и видоизменяющегося общества).

Критерии выделения общности. Если систематизировать взгляды современных социологов по этому вопросу, то следует отметить ряд потенциальных и реальных, необходимых и достаточных оснований выделения общности:

Характеристики

Список файлов ответов (шпаргалок)