Человек и толпа (553421), страница 3

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 3)

Мы не получаем впечатления, что у Лебона роль вождя и значение престижа

приведены в правильную связь со столь блестящим описанием массовой души.

ДРУГИЕ ОЦЕНКИ КОЛЛЕКТИВНОЙ ДУШЕВНОЙ ЖИЗНИ

Мы воспользовались изложением Лебона как введением, так как оно, придавая

большое значение бессознательной душевной жизни, вполне совпадает с нашими

собственными психологическими взглядами.

Но мы должны сказать, что собственно ни одно из положений этого автора не

является чем-то новым. Все обезличивающее и унижающее, что он говорит о

проявлениях массовой души, было уже высказано до него другими авторами с такой

же определенностью и такой же враждебностью...

Но больше того: описание и оценка массовой души в том виде, в каком их дают

Лебон и другие авторы, отнюдь не остались незыблемыми. Нет никакого сомнения в

том, что все эти раньше описанные феномены массовой души были правильно

подмечены; но можно отметить также и другие, диаметрально противоположные

проявления массы, на основании которых можно дать гораздо более высокую оценку

массовой души.

Уже Лебон был готов признать, что при некоторых обстоятельствах нравственность

массы может быть выше, чем нравственность составляющих ее индивидов, и что

только толпа способна на огромное бескорыстие и самопожертвование.

(Стр. 193). "Личный интерес очень редко бывает могущественным двигателем в

толпе, тогда как у отдельного индивида он занимает первое место".

Другие считают, что вообще лишь общество является инстанцией, предписывающей

индивиду нормы нравственности, в то время как отдельный человек обычно отстает в

каком-нибудь отношении от этих больших требований, или что в исключительных

состояниях в толпе осуществляется феномен воодушевления, благодаря которому

возможны прекрасные поступки масс.

Правда, в отношении интеллектуальной деятельности следует признать, что

важнейшие результаты мыслительной работы, открытия, повлекшие за собой большие

последствия, разрешение проблем -- все это доступно только индивиду, работающему

в уединении. Но и массовая душа способна на гениальное духовное творчество, как

это доказывает прежде всего язык, затем народная песня, фольклор и т. д. А кроме

того, неизвестно, сколько мыслителей и поэтов обязаны своими побуждениями той

массе, в которой они живут; может быть, они являются скорее исполнителями

духовной работы, в которой одновременно участвуют другие.

Ввиду этих явных противоречий кажется, что работа массовой психологии должна

остаться безрезультатной. Однако легко найти выход, дающий нам надежду

благополучно разрешить задачу. Под массами, вероятно, понимали самые различные

образования, нуждающиеся в обособлении. Изложение Сигеле, Лебона и др. авторов

относятся к недолговечным массам, образующимся наскоро из разнородных индивидов,

объединенных преходящим интересом. Несомненно, что характер революционных масс,

в особенности Великой Французской Революции, оказал влияние на их описание.

Противоположные утверждения основаны на оценке тех стабильных масс или тех

обществ, в которых люди проводят свою жизнь, которые воплотились в общественные институты. Массы первого рода относятся ко вторым так, как короткие, но высокие

волны -- к длинным волнам, образующимся на мелких местах.

Mc Dougall, исходящий в своей книге "The Group Mind" из этого же самого

вышеупомянутого противоречия, находит его разрешение в организующем моменте. Для того, чтобы из случайно собравшихся участников человеческой толпы образовалось нечто вроде массы в психологическом смысле, необходимым условием является некоторая общность индивидов друг с

другом. Чем сильнее эта общность, тем легче образуется из отдельных

людей психологическая масса и тем поразительнее проявляется демонстрация

массовой души.

Удивительнейшим и в то же время важнейшим феноменом массы является повышение

аффективности, возникающее у каждого индивида... По мнению Mс Dougall'a, можно сказать, что едва ли при других условиях аффекты человека достигают такой величины, как это имеет место в

массе, и, таким образом, участники испытывают приятное ощущение, теряя чувство

своего индивидуального обособления, отдаваясь безгранично своим страстям и

сливаясь при этом с массой. Это увлечение индивидов Мс Dougall объясняет, исходя

...из уже известной нам заразительности чувств. Суть заключается в том, что заметные признаки

аффективного состояния способны вызвать автоматически тот же аффект у

наблюдающего лица. Этот автоматический гнет будет тем сильнее, чем у большего

числа людей наблюдается одновременно этот аффект. Тогда у индивида замолкает

критика, и он дает вовлечь себя в этот аффект. Но при этом он повышает

возбуждение других индивидов, повлиявших на него, и таким образом повышается

аффективный заряд отдельных индивидов путем взаимной индукции. При этом,

несомненно, действует нечто вроде навязчивой идеи сравниться с другими,

действовать заодно со многими. Более грубые и более простые чувствования имеют

больше шансов распространиться таким путем в массе.

Этому механизму повышения аффекта благоприятствуют еще некоторые другие,

исходящие из массы, влияния. Масса производит на индивида впечатление

неограниченной силы и непобедимой опасности. Она на одно мгновение становится на

место всего человеческого общества, являющегося носителем авторитета, чьих

наказаний боятся, в угоду которому накладывают на себя столько задержек. Иногда

опасно находиться в противоречии с ней и, наоборот, безопасно следовать

окружающим примерам и, если нужно, то даже "выть по-волчьи". Повинуясь этому

новому авторитету, нужно выключить из деятельности свою прежнюю "совесть" и

поддаться при этом заманчивой перспективе получения удовольствия, являющегося

результатом упразднения задержек. Следовательно, в общем не так уже

поразительно, когда мы слышим, что индивид в массе совершает такие вещи, от

которых он отвернулся бы в своих обычных жизненных условиях, и мы можем даже

надеяться, что мы таким путем прольем некоторый свет на ту темную область,

которую обычно окутывают загадочным словом "внушение".

Общее мнение о психической деятельности у простой "не организованной" массы

звучит у Мс Dougall'a не более дружественно, чем у Лебона: она

чрезвычайно возбудима, импульсивна, страстна, непостоянна, непоследовательна,

нерешительна и при этом очень легко переходит к крайностям; ей доступны только

более грубые страсти и более простые чувствования; она чрезвычайно внушаема,

легкомысленна в своих рассуждениях, стремительна в своих мнениях, восприимчива

только к простейшим и несовершеннейшим выводам и аргументам. Ее легко направлять

и устрашать, у нее нет сознания виновности, самоуважения и чувства

ответственности, но она готова перейти от сознания своей силы ко всяким

преступлениям, которых мы можем ожидать лишь от абсолютной и безответственной

силы. Итак, она ведет себя скорее как невоспитанный ребенок или как страстный,

вырвавшийся на свободу дикарь в чуждой ему ситуации; в худших случаях поведение

массы похоже больше всего на поведение стада диких зверей, чем на толпу людей.

Так как Мс Dougall противопоставляет поведение высокоорганизованных масс

изображенному здесь поведению, то нам будет особенно интересно узнать, в чем

состоит эта организация и какими моментами она создается. Автор насчитывает пять

таких "principal conditions" для поднятия душевной жизни массы на более высокий

уровень.

Первым основным условием является определенная степень постоянства в составе

массы. Это постоянство может быть материальным или формальным; первое - когда

одни и те же лица остаются в течение продолжительного времени в массе, второе -

когда внутри массы существуют определенные роли, распределяющиеся между

сменяющими друг друга лицами.

Второе условие: у индивида, входящего в массу, образуется определенное

представление о природе, функции, деятельности и требованиях массы, и

результатом этого может таким образом явиться чувство отношения к массе в целом.

Третье условие: масса приходит в связь с другими, ей подобными массами, но

отличающимися все-таки от нее во многих пунктах, так что она как бы соперничает

с ними.

Четвертое условие: масса имеет традиции, обычаи и установления, которые в

особенности распространяются на отношения ее соучастников друг к другу.

Пятое условие: в массе существует расчленение, выражающееся в расчленении и

дифференцировке работы, выпадающей на долю индивида.

Нам кажется, что условия, которые Мс Dougall считает "организацией" массы, с

большим правом могут быть описаны иначе. Задача заключается в том, чтобы придать

массе именно те качества, которые были характерны для индивида и которые

сгладились у него в массе. Ибо индивид имел -- вне примитивной массы -- свое

постоянство, свое самосознание, свои традиции и свои привычки, свою особую

работоспособность и свою жизненную линию; он был обособлен от других индивидов,

с которыми он соперничал. Это своеобразие он потерял на некоторое время

благодаря своему вхождению в "не-организованную" массу. Если усмотреть цель в

том, чтобы наделить массу атрибутами индивида, то нужно вспомнить о метком

замечании W. Trotter'a, усматривающего в склонности к созданию массы

биологическое продолжение многоклеточности всех высших организмов.

СТАДНЫЙ ИНСТИНКТ

Мы должны сказать себе, что многочисленные аффективные привязанности, отмеченные

нами в массе, вполне достаточны для объяснения одной из ее характерных черт:

недостатка самостоятельности и инициативы у индивида, однородности его реакций с

реакциями всех других, его снижения, так сказать, до массового индивида. Но

масса проявляет нечто большее, если мы рассмотрим ее как одно целое; черты

слабости интеллектуальной деятельности, аффективной незаторможенности,

неспособности к обуздыванию и к отсрочке, склонность к переходу границ в

проявлении чувств и к полному переходу этих чувств в действия --все это и т. п.,

так ярко изложенное Лебоном, создает несомненную картину регрессии душевной

деятельности до более ранней ступени, какую мы обычно находим у дикарей и у

детей. Такая регрессия особенно характерна для обыкновенной массы, в то время

как у высоко организованных искусственных масс она, как мы слышали, не может

быть глубокой.

Таким образом у нас получается впечатление состояния, в котором отдельные

эмоциальные побуждения и личный интеллектуальный акт индивида слишком слабы,

чтобы проявиться отдельно и обязательно должны дожидаться подкрепления в виде

однородного повторения со стороны других людей. Вспомним о том, сколько этих

феноменов зависимости относится к нормальной конституции человеческого общества,

как мало в нем имеется оригинальности и личного мужества, как сильно каждый

человек находится во власти установок массовой души, проявляющейся в расовых

особенностях, в сословных предрассудках, общественном мнении и т. д. Загадка

суггестивного влияния увеличивается для нас утверждением того факта, что такое

влияние оказывается не только вождем, но и каждым индивидом на другого индивида,

и мы бросаем себе упрек в том, что мы односторонне подчеркнули отношение к

вождю, не обратив никакого внимания на другой фактор взаимного внушения.

Из чувства скромности мы захотим прислушаться к другому голосу, который сулит

нам объяснение, исходящее из более простых основоположений. Я заимствую такое

объяснение из прекрасной книги W. Trotter'a о стадном инстинкте и сожалею лишь о

том, что она не вполне избежала антипатии, явившейся результатом последней

великой войны.

Trotter считает описанные душевные феномены массы производным стадного инстинкта

(gregariousness), являющегося врожденным как для человека, так и для других

видов животных. Эта стадность является биологически аналогией и как бы

продолжением многоклеточности; в смысле либидинозной теории она является

дальнейшим проявлением вытекающей из либидо склонности всех однородных живых

существ объединиться в единицы большого объема. Индивид чувствует себя

неполным (incomplete), когда он один. Страх маленького ребенка является уже

проявлением этого стадного инстинкта. Противоречие стаду равносильно отделению

от него и потому избегается со страхом. Стадо же отрицает все новое,

непривычное. Стадный инстинкт является чем-то первичным, неподдающимся

Характеристики

Список файлов учебной работы