FIL_EXIST (553376), страница 2
Текст из файла (страница 2)
В религиозном экзистенциализме выбор происходит перед лицом бога. Согласно Бердяеву, подлинный выбор — это выбор в себе образа "божьего", который составляет сущность личности, но является скрытым для самого индивида, пока он живет в мире "обыденности". Но поскольку в религиозном экзистенциализме бог выступает лишь в своих отрицательных определениях, то в такой трактовке свободы выбора нельзя найти какого—либо содержательного критерия, за что экзистенциализм подвергается критике со стороны традиционного христианства.
Характерна в этом отношении экзистенциалистская трактовка такого важного понятия нравственной философии, как совесть. Поскольку экзистенциализм не устанавливает содержательных критериев добра и зла, т.е. не строит систему нравственной философии, постольку совесть определяется им как призыв экзистенции выбрать себя подлинно, найти себя. Совесть не есть призыв быть добрым и избегать зла — она есть призыв быть самим собой, а не "другим", не "посторонним". Быть свободным — значит не поступать и не думать так, как поступают и думают все. Быть свободным, быть экзистенцией значит быть самим собой, поэтому, по слова Сартра "человек обречен быть свободным. Свобода предстает в экзистенциализме как тяжелое бремя, которое должен нести человек, поскольку он личность. Он может отказаться от своей свободы, перестать быть самим собой, стать "как все", но только ценой отказа от себя как личности.
Экзистенциализм выражает по сути дела определенную реакцию на ту форму, в которой указанные процессы развиваются в капиталистическом обществе, и на те вполне реальные последствия, которые они в этом обществе вызывают.
Поскольку экзистенциализм ставит задачу развить определенную схему выражения внутренне индивидуальной стороны исторического творчества людей в противовес фактическому их отчуждению в обществе, он оказался удобной идеологической формой, в которую отливались настроения индивидуального протеста, разочарования и отчаяния, порождаемые вполне конкретными проявлениями этого отчуждения. И чаще всего эти настроения были весьма разнородны по своей социальной природе и значению. Например, непосредственно после второй мировой войны в идеологических формах, разрабатываемых Сартром, находили выход как демократические (и даже социалистические), так и анархическо—нигилистические, декадентские тенденции широких кругов интеллигенции или вообще промежуточных социальных групп и слоев, смятенных войной, напуганных неожиданно звериным обликом человеческого насилия, массового истребления людей, разгулом самых животных инстинктов в «цивилизованном», казалось бы, обществе. В этом отношении экзистенциализм стал неразлучным спутником своеобразного и довольно распространенного социально—политического явления. Это – существование в обществе категории людей, поведение которых в политике и идеологии является сложным результатом сращения в их головах различных тенденций: тенденции, вытекающей из тех или иных форм осознания отчуждения человека, из разочарования его в существующих формах жизни и идеологии, в буржуазных партиях и организациях, из острейшего их неприятия критики и одновременно тенденции, обусловливаемой непониманием фактических отношений действительности, отражением их в сугубо эмоциональных, утопически—романтических представлениях, гипертрофированно «демоническим» восприятием движущих сил общественно—исторического процесса (в частности, современной техники, науки), мистификацией реального строения общественного бытия и т.д.
В сознании одних и тех же людей – различных по своей социальной принадлежности, но чаще всего выходцев из мелкобуржуазной среды и в особенности деятелей культуры, – сталкиваются и сплетаются эти два противоречивых потока, две тенденции, несущие с собой и выражения социального протеста индивида или стихийных поисков социальной истины, и определенный, инстинктивный «демократизм чувств» (а иногда даже и «социализм чувств»), и способность оказаться в лагере крайней реакции, стать жертвой и орудием социальной демагогии. И тогда неважно, как называется идеологический итог этого сплетения – «экзистенциализмом», «антропологической философией» или просто «сюрреализмом». Во всех случаях важна именно получающая развитие в современности форма утопического мифологизирующего социального мышления, по методологической схеме которого начинают строиться как специальные философские теории и политическая деятельность идеологов, так и модернистские художественные произведения. Специальные средства художественного или философского творчества становятся здесь средствами вычерчивания такой особой формы человеческого бытия, которая – предлагается ли она для будущего или может быть искусственно создана в условиях современности – снимала бы с человека гнет отчуждения. Экзистенциализм – лишь одна из разновидностей этого более общего способа мышления.
Выражение экзистенциализмом указанных тенденций обусловливает как тесную связь его с политическими событиями, со сферой политики вообще, так и крайнюю его противоречивость как идейного течения. Известна идейная связь фашизма в Германии 30—х годов с немецким экзистенциализмом: многие экзистенциалистские положения были ассимилированы в лозунгах фашистской идеологии. Но точно так же известна связь многих французских экзистенциалистов с «левыми» кругами, демократическими движениями и даже близость некоторых из них к рабочему движению. Такая противоречивая картина социально—политических связей и симпатий экзистенциализма говорит, безусловно, о сложности и социальной многозначности человеческих проблем, находящих выражение в его идеологических представлениях. Он оказывается способным совместить в себе и выразить одновременно целую гамму разноречивых явлений – от антибуржуазных реакций до реакций просто декадентских, от стихийного ощущения общей человеческой неустроенности в мире до самых примитивных притязаний животно—биологического Я. Многое в этом идеологическом явлении позволяет рассматривать его как определенный момент в общей исторической эволюции мелкобуржуазной революционности и социального критицизма в нынешнюю эпоху.
Под знамя экзистенциализма встают и те, кто ищет что—то новое, и те, кто ничего не ищет, а лишь предает анафеме все существующее. Таков общий настрой постоянно ищущего, отрицающего, неудовлетворенного экзистенциализма.
2. ЭКЗИСТЕЦИАЛИЗМ В ГЕРМАНИИ
Отцом современной экзистенциальной мысли в Германии стал Мартин Хайдеггер. Он оказал решающее влияние и на философию экзистенциализма в других странах.
В какой мере философия Хайдеггера являет собой мораль или гуманистическую концепцию? Главным вопросом его экзистенциальной онтологии является вопрос о смысле бытия. Но проблема бытия ставится в зависимости от человека, который задается этой проблемой: "Спрашиваем мы, здесь и теперь, для себя". Итак, исходной задачей оказывается описание Человека, — того особого существа, которое задается проблемой бытия, и прежде всего основной вопрос множества философий: "Почему существует Нечто, а не Ничто?".
Рассмотрим, как Хайдеггер определяет человека. Человек — существо, чье бытие является ek-sistence, то есть что он — единственное среди всех существ в мире, которое ek-siste, пре-ступает, выходит за пределы всех других существ и самого себя. Центральным тезисом является утверждение, согласно которому "сущность человеческого бытия заключается в ek-sistence, в пре-ступлении. Это означает не только то, что, человек открыт миру, а не скован предопределенностью, но и то, что внутри себя человек — постоянное пре-ступление, бесконечное воспарение.
Как описывает Хайдеггер эту сущность человека — ek-sistence?
Она — в покинутости, в одиночестве человека, брошенного в этот мир, в тоску, в отчаяние — поскольку человек никогда не предстает перед самим собой как существо стабильное, завершенное, владеющее собой и вещами, а как постоянное скольжение, бегство в пустоту, в небытие. И хотя человек всегда возвышается над самим собой, опережает самого себя, он знает свой конец: Смерть. Человек — это существо, которое преступает все формы бытия и опережает самого себя — в движении к Смерти. Он является "существом для Смерти".
"И подобно тому, как человеческое существо — всегда нзавершенность, всегда "еще не...", оно изначально является и собственным концом. Этот конец, обозначаемый смертью, не делает человеческое существо некой конечностью, а лишь предназначением к этой конечности, не "существом—концом", а "существом-для-конца". Смерть — форма бытия, которую человеческой существо изначально приемлет: "едва человек родится, он уже достаточно стар, чтобы умереть".
Хайдеггеровское представление о человеке трагично. Не обесценивает ли оно таким образом жизнь, не стирает ли различие между добром и злом? Нет, поскольку надо принять условия человеческого существования такими, какие они есть. Истинное существование противопоставляется неистинному, безличности, банальной повседневности, закрывающей глаза на смерть. Существо истинное отказывается от неправды: оно — "истинное существо для конца", "существо для смерти без обмана и бегства". "Начальный порыв, — пишет Хайдеггер, — открывает перед человеческим существом возможность быть самим собой, перспективы Свободы без иллюзий безликости, Свободы деятельной, уверенной в себе и полной страха перед собою — свободы для смерти".
В работе "Что такое метафизика?" он показывает, как страх сливается с мужеством. "Человеческое существо все более пронизано ощущением приближающегося небытия, и лишь страх может обнаружить его подлинный характер. Этот "первородный" страх в человеческом существе обычно подавляется. Страх не исчезает, он лишь дремлет. Его дыхание пронизывает человеческое существо; слабее всего он проявляется в человеке боязливом, совершенно неощутимо — в деловитом, знающем лишь "да — это да", "нет — это нет"; сильнее же всего — в человеке, сутью которого является мужество. Можно даже сказать, что мужество рождается из этого страха, чтобы спасти достоинство человеческого существа".
Свобода, ясность понимания, мужество — таковы моральные ценности. Хайдеггер так объясняет их взаимосвязь с гуманизмом:" Моральные проблемы — не первоочередные и самостоятельные; основное это взаимосвязь мысли и бытия, а она вне этики и онтологии. Этические требования заявляют о себе тем настойчивее, чем явные бедствия человека — равно как и сокрытые — постепенно переходят всякие допустимые пределы.
С того момента, как человек эпохи техники, которая находится в руках коллективного существа, не может достичь сколько-нибудь уверенной и устойчивой преемственности, не пересмотрев все свои планы и поступки, и не подчинив их требованиям все той же техники, — с этого момента все наши заботы должны быть посвящены созданию этических взаимосвязей... И хотя этические взаимосвязи поддерживают человеческое существо временно и неполно, сохранение и поддержание их необходимо... Но может ли мысль по—прежнему отказываться от познания бытия в тот миг, когда это бытие, выходя на яркий свет после долгого забвения, заявляет о себе потрясением всего сущего?"
И еще: "Мысль, задающаяся вопросами истинности бытия и определяющая таким образом человеческую сущность исходя из бытия и применительно к бытию — это мысль не этическая и не онтологическая... Важнее установления всех правил и норм поведения является тот факт, что человек призван существовать в истине бытия".
В то же время Хайдеггер пишет, что "мысль, осмысляющая истину бытия как первородный элемент человека, носителя ek-sistence, уже заключает в себе первородную этику". Хайдеггер противопоставляет свою концепцию традиционному гуманизму в рациональной и оптимистической форме XVIII—XIX веков, а также догматической форме утверждения неизменных ценностей. Однако гуманизм он опровергает не во имя антигуманизма, а во имя ek-sistence человека, его незавершенности, его созидательного познания.
3. ФРАНЦУЗСКИЙ ЭКЗИСТЕЦИАЛИЗМ
Одним из представителей французской философии экзистенциализма является Жан Поль Сартр.
Философская концепция Сартра развивается на основе абсолютного противопоставления и взаимоисключения понятий: “объективность” и “субъективность”, “необходимость” и “свобода”. Источник этих противоречий Сартр усматривает не в конкретном содержании сил социального бытия, а во всеобщих формах этого бытия (вещественные свойства предметов, коллективные и обобществленные формы бытия и сознания людей, индустриализация, техническая оснащенность современной жизни и так далее). Свобода индивида как носителя беспокойной субъективности может быть лишь “разжатием бытия”, образованием в нем “трещины”, “дыры”, ничто. Индивида современного общества Сартр понимает как отчужденное существо, возводя это конкретное состояние в метафизический статус человеческого существования вообще. Всеобщее значение космического ужаса приобретают у Сартра отчужденные формы человеческого существования, в которых индивидуальность стандартизирована и отрешена от исторической самостоятельности, подчинена массовым, коллективным формам быта, организаций, государства, стихийным экономическим силам, привязана к ним также и своим рабским сознанием, где место самостоятельного критического мышления занимают общественно принудительные стандарты и иллюзии, требования общественного мнения и где даже объективный разум науки представляется отделенной от человека и враждебной ему силой. Отчужденный от себя человек, обреченный на неподлинное существование, не в ладу и с вещами природы - они глухи к нему, давят на него своим вязким и солидно-неподвижным присутствием, и среди них может себя чувствовать благополучно устроенным только общество “подонков”, человек же испытывает “тошноту”. В противовес всяким вообще “объективным” и опосредованным вещами отношениям, порождающим индивидуальные производительные силы, Сартр утверждает особые, непосредственные, натуральные и цельные человеческие отношения, от реализации которых зависит подлинное содержание человечности.
В мифологизирующем утопическом мышлении Сартра все же на первый план выступает неприятие действительности современного общества и его культуры, выражающее сильную струю современного социального критицизма. Жить в этом обществе, согласно Сартру, как живет в нем “довольное собой сознание”, можно лишь отказавшись от себя, от личной подлинности, от “решений” и “выбора”, переложив последние на чью-либо анонимную ответственность - на государство, нацию, расу, семью, других людей. Но и этот отказ - ответственный акт личности, ибо человек обладает свободой воли.
Концепция свободы воли развертывается у Сартра в теории “проекта”, согласно которой индивид не задан самому себе, а проектирует, “собирает” себя в качестве такового. Поэтому трус, например, ответственен за свою трусость, и “для человека нет алиби”. Экзистенциализм Сартра стремится заставить человека осознать, что он полностью в ответе за самого себя, свое существование и окружающее, ибо исходит из утверждения, что, не будучи чем-то заданным, человек постоянно строит себя посредством своей активной субъективности. Он всегда “впереди, позади себя, никогда - сам”. Отсюда то выражение, которое Сартр дает общему принципу экзистенциализма: “... существование предшествует сущности...” По сути это означает, что всеобщие, общественно-значимые (культурные) объективации, которые выступают как “сущности”, “природа человека”, “всеобщие идеалы”, “ценности” и так далее, являются лишь отложениями, застывшими моментами деятельности, с которыми конкретный субъект никогда не совпадает. “Экзистенция” и есть постоянно живой момент деятельности, взятый в виде внутрииндивидуального состояния, субъективно. В более поздней работе “Критика диалектического разума” Сартр формулирует этот принцип как принцип “несводимости бытия к знанию”. Но экзистенциализм Сартра не находит иной основы, из которой человек мог бы развить себя в качестве подлинно самодеятельного субъекта, кроме абсолютной свободы и внутреннего единства “проектирующего я”. В этом своем возможном развитии личность одинока и лишена опор. Место активной субъективности в мире, ее онтологическую основу Сартр обозначает как “ничто”. По мысли Сартра, “... человек, без всякой опоры и помощи, осужден в каждый момент изобретать человека” и тем самым “человек осужден на свободу”. Но тогда основой подлинности (аутентичности) могут быть только иррациональные силы человеческого подполья, подсказки подсознательного, интуиции, безотчетные душевные порывы и рационально не осмысленные решения, неминуемо приводящие к пессимизму или к агрессивному своеволию индивида: “История любой жизни есть история поражения”. Появляется мотив абсурдности существования: “Абсурдно, что мы рождаемся, и абсурдно, что мы умираем”. Человек, по Сартру, - бесполезная страсть.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
