filocof_mamardawvili (538115), страница 2
Текст из файла (страница 2)
И у нас возникает только один вопрос: значимо ли такое событие в мире? Оказывается, что значимо. Такого рода собы-тия которые несводимы к своему собственному содержанию, или содержание которых неотделимо от них - скажем, сознательное восприятие не есть воспринимаемое содержание, а есть сознание восприятия в акте самого восприятия. Лишний ли это акт в мире или нелишний? Вот, о чем идет речь, и что должно быть предметом исследования сознания в том случае, если это специфическое исследование, а не дублирование, скажем, физиологического, физического и т.д. Оказывается, что такого рода акты, являющиеся событиями в мире, имеют отношение к тому, что можно назвать процессами структурации. Или к явлению так называемых генеративных структур в мире, которые, наподобие резонансов, внутри себя порождают какие-то эффекты, а не являются отра-
жением мира. Актуальная бесконечность трансцензуса, определенная лишь в смысле феноменально полного и вездесущего "я есть, я могу". Пока мы рассматриваем сознание как отражение У мира , ''сознание" - лишний термин, и мы не должны его вводить. А когда можем показать, что есть некоторые изображения, внутри себя рождающие что-то, что не передалось бы, если бы не было изображения, тогда мы говорим о сознании. Скажем, картина создается не для того - возьмем для примера натюрморт Сезанна, - чтобы изобразить яблоки, а для того, чтобы в пространстве натюрморта породить, увидеть в мире яблок то, чего нельзя увидеть и что не передалось бы без этой конструкции. В этом смысле натюрморт "яблоки" не есть изображение яблок, а есть генеративная структура, имеющая отношение к нашим способностям зрения и видения: мы видим этими яблоками. Видим нечто, что не видели бы без этих приставок к нашему зрению. Но не наоборот; ибо ничто в яблоках не говорит о том, что видит сознание
220
[Ср. с понятием театра. Или, как мы не видим мира "Гамлета": этот мир и есть образ (функция сознания породила орган и струк-турацию)]. Это внутренний символический аппарат понимания.
Иными словами, сознание есть такое пространство, в котором работают некоторые приставки к нашим естественным возможностям, способностям зрения. В этом смысле структуры секретируют мысль, как печень. Наши естественные возможности зрения исследуются физиологами, а то, что мы видим посредством такого рода артефактов (первичное и правильное отношение к трансцендентальному объекту) исследуется некоторой воображаемой областью, называемой исследованием сознания (или должно было бы исследоваться в этой области).
И это имеет решающее отношение в том числе и к эффектам, проявляющимся в социальной жизни. В данном случае я сказал, что есть некоторые эффекты нашего зрения, нашего видения того, что необъяснимо, если мы не выделили сознательную структуру, в которой эти эффекты порождаются. И, следовательно, сознательная структура есть то, посредством чего эффект порождается, - можно дать такое определение. Замечу мимоходом, что сознательные структуры всегда связаны с предметной организацией определенного рода. Это организация особого рода вещей, которые являются материальными и в то же время понимательными, т.е. такими, которые самой же материальной структурой, ее расположением являются репрезентациями понимания того, что они изображают. Натюрморт Сезанна есть понимание или способ видеть яблоки, и в то же время это вполне реальная, единичная вещь. Живописное качество, текстура. Или, скажем, пространство рисунка, когда мы делаем чертеж, есть реальное пространство движения нашей руки. Не физическое пространство, а пространство нашего опыта и нашего понимания, мысли. К тому же есть и метасимволы этих символических вещей, этой мысли мысли, этих органов бокового зрения.
Так вот, такого рода сознательные структуры, оказывается, действуют и в социальных событиях. Например, мы можем говорить - в отличие от обычной традиционной психологии, которая наделяет человека качествами (человек ''честен", "искренней" или, наоборот, "нечестен", Неискренней" и т.д., ведь именно в таких терминах мы мыслим), - что жизнь человеческая устроена так, что та же честность вовсе не есть качество, присущее людям, а является продуктом структурации нашей психической материи и чувств. И в этом смысле честность есть искусство. То есть продукт действия артикулированной структуры, а не наших намерений или побуждений (вспомним, что по определению формы мы должны иметь дело лишь с реализованным намерением, побуждением, порывом). Это давно известный эффект: мало чего-то
О сознании
221
хотеть - хотение ведь просто '"кисель", - поскольку то, что мы наблюдаем как качества, должно быть произведено какой-то структурацией. Структурацией в данном случае психологической материи, но в равной степени это относится и к социальной материи. Например, известно, что справедливость порождается написанным законом, а не стремлением людей к справедливости. Лишь структурацией юридического тела порождаются юридические события определенного рода, к ним не придти путем моралистики. Поэтому и справедливый суд появляется не путем воспитания хороших судей, а в результате такого сочетания структур и порождаемых ими сил, которые нейтрализуют неминуемые склонности человека к ошибкам, интересам, удовольствиям или изживанию, acting-out, как выражаются англичане, личных комплексов и т.д. Точно так же, как психологическое различение ума и глупости может быть введено по этому же принципу структурации, т.е. через сознательные структуры, а именно - глупость это то, что мы думаем сами по себе, спонтанно, а ум - это то, что порождается в нас структурой на ее собственных основаниях.
Значит, когда мы говорим о сознательных структурах, мы говорим о структурах, которые не существуют природным образом. В том смысле, что они не присущи нам как природным существам; они возникают не логически и психологически (т.е. не из наших намерений и психического материала), а на основе естественного процесса, в области которого как раз и должен быть исследован феномен сознания или сознательных, символических структур, имеющих отношение к возникновению эффектов, которые мы постфактум наблюдаем в мире. Следовательно, если мы устраним понятие сознательных структур, то никак не сможем объяснить (да и просто различить) их существование или случание в мире - так же, как никогда не сможем объяснить факт человеческих взбрыкиваний - проявлений человеческой свободы.
Поскольку свобода тоже не только наше желание быть свободным. Свобода - это структурированный горизонт, и есть масса людей, которые даже не знают, что такое свобода. Я имею в виду не в практическом, прагматическом смысле слова, а просто есть вещи, которые мы даже представить себе не можем. А что мы не можем представить? Почему? - что мы, глупые, что ли? Да нет, потому что нет этой структурации. И поэтому свобода для нас прежде всего "представление" себя в области реальных возможностей, когда я не могу допустить такой мир, в котором меня не было бы в качестве носителя этих возможностей. То есть опять это некоторый ненатуральный, не сам по себе данный мир, а особый мир. И он открывается нам только тогда, когда мы хоть что-то знаем о сознании. Мы входим в него с употреблени-
222
ем термина "сознание'' . И если входим, тогда лишь осмысленно употребление этого термина.
Тем самым я хочу сказать, что с первичными структурами как раз и связано то, что я назвал ограничениями, накладываемыми на наши возможности объяснения и описания. Есть вещи, которые, повторяю, мы не можем объяснить, и с которыми мы можем иметь дело, лишь максимально ясно их представив и приняв как данные, т.е. поняв. Известно, например, что в науке (не в науке по отношению к миру, а в самой науке, в ее внутренней организации) есть определенного рода понятия - Эйнштейн называл их свободными конструкциями, - относительно которых мы не можем построить непрерывную цепочку; непрерывным и однозначным образом перейти от эмпирически проверяемого материала к тому, как мы его понятным образом видим (если, конечно, мы об этом призадумаемся). Так же и в социальной области нет перехода от наблюдаемых действий к стоящим за ними развитостям (которые эти действия объясняли бы). Они объясняли бы поведение, но... Мы не можем от эмпирических фактов, объясняемых теоретическими понятиями, непрерывно перейти к этим же понятиям, которыми они объясняются, т.е. вывести их чисто логическим путем. Минимум -трансцензусу нельзя научиться на опыте, нельзя его узнать из опыта. И поэтому теоретические понятия мы вынуждены рассматривать в качестве свободных конструкции.
Так вот, дело в том, что в человеческой психике, человеческой культуре, человеческой истории масса такого рода образований. Скажем, идею бесконечности мы не можем вывести ни из какой конечной совокупности человеческого опыта. Не можем этого сделать по определению, так как не можем представить такой опыт, который породил бы, обусловливая наше сознание, идею бесконечности. Последняя может казаться иллюзией, раз она есть в сознании, но, возможно, более значим сам факт, что она есть в нашем сознании? Или - никакая конечная совокупность опыта не объясняет в человеческом сознании идею Бога. Она может быть иллюзией, но она есть. Откуда? То есть я обращаю сейчас внимание не на содержание, не на ''что'1, а на "откуда?" Что порождает? И то же самое относится к идее гражданственности, общественного договора.
Хорошо, вот появилось в голове понятие, объясняющее конечную совокупности опыта. Когда "понятое" и "объясняет'; объясняет в эфире понимания. Так что здесь нет проблемы (возникающей у Гумбольдта) "понимания" и "объяснения", или она есть и в физике, в любой теории. Короче, я утверждаю, что и конечной совокупности опыта понятие вывести нельзя.
оно появилось и объясняет. Оно должно быть, есть этот
О сознании
223
опыт. Хотя когда он есть, по его частям нельзя заключить о понятии. Следовательно, специфические феномены сознания в своем первичном виде прежде всего и являются такого рода событиями, ниоткуда не выводимыми. Мы их должны просто принять как данность, т.е. онтологически. Они есть, и мы должны вглядеться в их природу и продрать до конца вытекающие из этого последствия. Ибо здесь нет полной индукции. Даже в философии, в математике и т.д. возникают такие парадоксы. Хотя я не берусь судить окончательно о математической стороне дела, моей грамотности здесь недостаточно, но я могу сказать как философ лишь одно: мы вводим понятие потенциальной бесконечности на фоне актуальной бесконечности - феноменологической полноты, феноменологической бесконечности, а не реальной. Так как всякое личностное поведение предполагает актуальную бесконечность. Трансцендентальное ведь - это бесконечная форма всякой актуальности. Поэтому философ не утверждает, что есть и реально пройден и завершен бесконечный ряд предметов. Нет, в этих случаях он скажет: "сознание", "феноменологическая полнота" (феноменально полно, а реально, конечно, нет, мы не можем реально пройти бесконечность) и т.д. Вот в этих пунктах мы и имеем дело с неустранимым феноменом сознания. То есть опять же я пытаюсь выявить те случаи, когда действительно нужно употреблять этот термин. А когда сознание сводится к его содержанию, тогда, естественно, не нужно дублировать его содержание. Зачем? - вполне можно обойтись и без него.
Более того, когда мы имеем дело с такого рода неустранимостью, лишь тогда мы и отдаем себе отчет в том, что эти неустранимые, несводимые феномены, не растворимые ни в какой конечной совокупности опыта, ни в каком конечном ряду предметов, содержат в себе своего рода бесконечные объекты, имеющие особое конструктивное значение для человеческого существа. ("Бесконечные" в смысле неопределенности и неограниченности.) Итак, соотнесенность человеческого существа с такого рода бесконечными объектами откладывает на стороне человека некие конструктивные эффекты. Или я могу сказать так: соотношение человека с такого рода бесконечными объектами является своеобразной матрицей, на которой выковываются определенного рода состояния, реально наблюдаемые в человеческом существе. Они называются часто ''высшими состояниями" или "высшими функциями" - скажем, этическими. Причем и социальные или общественные состояния мы также не можем себе представить без этих матриц. В том смысле, что реальные социальные образования тоже являются вторичными по отношению к ним; мы должны фиксировать их в области сознания (со всеми теми оговорками, которые я вводил) и уже из них объяснять первые. То есть быть способными зако-
224
несообразно и интеллектуально проницаемым образом, понима-тельно связно и в одном логически гомогенном пространстве увидеть эти реальности, а не брать их в виде "кучи сора".
Почему мы должны так делать? Потому что мы понимаем теперь, что все реальные социальные структуры являются случайными, частными. Мы никогда не поймем их вариации, если не будем выходить к каким-то первичным, онтологическим структурам. Ведь интуитивно все мы принадлежим к человеческому роду, хотя и воюем друг с другом. Все человеческие племена всегда воевали друг с другом, поскольку все они социально разным образом устроены. Но война происходит внутри поля интуиции принадлежности к единому человеческому роду: с чужими не воюют, воюют только со своими. В чем же основа этой интуиции? Ведь если бы ее не было, то люди не пытались бы установить мир. Почему, собственно, воевать плохо? Или чем плохо ритуальное людоедство? То есть я хочу сказать, что разум не содержится аналитически в самом факте разума. И поэтому высказывания типа "этот мир не может больше так продолжаться" (беспредметное страдание, из-за которого начинает впадать в религиозное переживание всякий человек), по меньшей мере, двусмысленно. И тем не менее, тех, с кем мы хотим установить мир, мы признаем в качестве человеческих существ, считаем их себе подобными, -иначе мы вообще не разговаривали бы с ними (не вели с ними выматывающий нас внутренний диалог" в смысле Пруста).
Тем самым, еще раз я хочу подчеркнуть следующее: есть вариабельность социальных структур, вариабельность культур и одновременно некий первичный фон или фонд, к которому мы можем выходить лишь путем аналитического употребления термина "сознание". Это |некое пространство или тигель человечества, в котором совершаются какие-то события, по отношению к которым реальные эмпирические социальные и культурные структуры являются лишь конкретизациями, вариациями, знаковыми культурными образованиями и т.д. Но если мы оставим только последние, т.е. только конкретные, эмпирические, частные (а они всегда частные - нет культуры вообще, общества вообще), то не поймем ничего в человеческой истории, в культурных и социальных формах (которые всегда конкретны).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
