sergacheva_yuliya_privkus_magii (522913), страница 57

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 57)

На мгновение ясно представилось, как пацан лежит здесь же, на дорожке, вялый, апатичный, с немигающим, безучастным взором. Выпитый до дна. Пустой сосуд…

Я отвел глаза и встретился взглядом с дворником. Бутылочного оттенка глаза снова резали как стекло.

– Ты это… Зубы покажи! – внезапно потребовал собеседник.

– Чего? – изумился я.

– Покажи свои зубы, или я вызываю участок. У нас там маг штатный приписан.

– Какой еще… – начал было я, но решил, что проще оскалиться, чем действительно общаться со штатным магом. Кто его знает, что за маги и с какой целью они приписаны к дворницким участкам.

– Извини, парень. – Дворник наконец слегка смущенно потер затылок. – Показалось.

– Что показалось?

– Ну… место, сам понимаешь, нечистое. Мало ли что.

– Почему нечистое? – без особого интереса осведомился я.

– Так мрут люди один за другим на этих скамейках, бес их забери. Вот уже который раз говорю начальству, чтобы сняли все да проверили. Что ни неделя, то бомж наутро лежит, то старушка какая, то наркоман, а то и девушку тут нашли…

– Каждый раз на одной и той же скамейке?

– Нет, на разных. Но говорят, она одна и та же, только перемещается. Пацаны ее «смертной лавкой» обозвали. Ты не местный, видно?

– Нет.

– Наши‑то все знают. Одни говорят, вроде скамья эта как ловушка. Присел человек и оцепенел. А дальше тварь, что соорудила ее, придет и прикончит ночью. А другие считают, что сама скамья проклята и пьет жизнь из сидящих на ней.

Я наморщил лоб, озирая приютившую меня скамейку. Мебель как мебель. Выкрашена серебристой, облупившейся краской. Прямо над ней раскинул ветви клен, сейчас уже почти облетевший. И соседние скамейки отзывались тупым ощущением мертвого железа и дерева. Ни малейшего признака магической активности.

– А девушка отчего умерла?

– В морге потом сказали, таблеток наглоталась… Может, и так. Только умерла‑то она все равно здесь…

Под взглядами равнодушных прохожих, которые шли мимо по своим делам, не обращая внимания, как погибает на скамейке девушка. Или замерзает бомж. Или старик от сердечного приступа… Зачем тут волшба и скамейки‑оборотни? Достаточно простого человеческого безразличия.

– Там, в конце аллеи, кафе есть, – сообщил напоследок дворник, глядя, как я, болезненно кривясь, пытаюсь свернуть промерзший гобелен в рулон. – Кофе дают и еще чего покрепче…

Лишь когда он отошел, я спохватился, что забыл спросить, где именно нахожусь и который час. Но если со временем суток еще кое‑как можно разобраться (судя по солнцу и прохожим – примерно середина дня), то с местонахождением было сложнее. Последнее, что я помню со вчерашней (вчерашней ли?) ночи, так это смутное месиво городских огней, надвигающееся навстречу. Неприятно быстро надвигающееся, потому что потерявший управление и ошалевший самолет несся по стремительной синусоиде и готовился рухнуть на землю. А дальше… Что было дальше? Кажется, потом я еще куда‑то брел, волоча за собой гобелен, как дракон перебитые крылья (тяжело, бесполезно, но не оставишь), а затем…

Не помню. Как здесь оказался, почему не замерз за ночь в мокрой одежде и откуда… Я ошеломленно уставился на незнакомую куртку, в которую был облачен. Недоверчиво потрогал теплую подстежку, еще хранившую клочья распавшегося обогревающего заклятия… Заклятие, если судить по почерку, мое. Откуда я взял на него силы? Не помню… После битвы титанов я был выжат досуха… Но, допустим, что что‑то сохранилось. Однако куртка‑то настоящая… И рана в плече залечена. Кое‑как, но залечена, только на свитере все еще сохранился разрез, испачканный кровью.

Я потер ноющие виски. Соображалось плохо. Вспоминалось еще хуже.

Ведь все равно замерз. Если не насмерть, то где‑то близко к этому. Выстыл изнутри, как распахнутый настежь дом зимней ночью. И если не предпринять срочные меры, то можно остаться на этой скамейке подтверждением городской легенды.

Кое‑как упаковав гобелен (спасибо, друг, ты здорово выручил меня вчера), я двинулся в указанном дворником направлении.

Серьезная девушка за стойкой несколько секунд пристально изучала меня, не решаясь взять деньги, но затем все‑таки выставила чашку с кофе. В крошечном зале кафе‑фонарика все равно никого, кроме меня, не было, так что клиентов я ей не распугаю.

Мельком увидев свое отражение, размноженное в зеркалах, развешанных в простенках, я подивился человеколюбию и мужеству этой девушки. Зрелище было то еще. Мутный взгляд. Опухшая, перекошенная, со ссадинами и синяками физиономия. Изжеванная одежда. В охапке темный ворох грязного, наспех свернутого полотнища.

Ни запаха, ни вкуса кофе я не ощутил. Горячая жидкость наскоро обласкала язык и нёбо, чуть разморозила заложенную глотку и бесследно канула в желудке, не вызвав отклика. Не кофе мне сейчас требовался. Но ничего другого, вопреки заверениям дворника, в заведении не оказалось. Или я зашел не в то кафе?

Грея руки об остывающую чашку, я тупо смотрел на смятую пачку грязноватых купюр, которые добыл в результате мучительных и неловких поисков под недоверчивым взглядом девушки за стойкой. Кроме денег я обнаружил втиснутый в задний карман справочник. Видно, с этой книгой мне не суждено расстаться ни при каких обстоятельствах, хотя очередная куртка отошла в неизвестность. Которая по счету за последнее время? И почему‑то всегда с припасенными деньгами. Закономерность это или моя безответственность? Некоторых удары судьбы ничему не учат.

Впрочем, взамен я приобрел другую. Пусть и явно ношенную. А вместо утраченных собственных денег приобрел не слишком толстую пачку денег чужих. И тайна их происхождения скрывалась в смерзшихся складках моей памяти.

Что‑то произошло ушедшей ночью. Я не помню что.

– Желаете что‑нибудь еще? – с вежливой неприязнью осведомилась девушка, рискнув оставить свою безопасную стойку и приблизиться ко мне.

Желаю. Бутылку коньяку. И фирменный обед с восемью переменами блюд… Ну или хотя бы таблетку аспирина.

– У меня есть аспирин, – вдруг отозвалась девушка, внезапно смягчившись. Похоже, последнее пожелание я высказал вслух.

И она действительно принесла аспирин. И еще одну чашку кофе в одноразовом стаканчике. И виновато попросила уйти, пока не увидел хозяин.

Я ушел. Зачем огорчать добрую девушку? Сгрыз пожертвованный аспирин, запив его кофе, устроился возле декоративной башенки на берегу забранного в разноцветную плитку ручейка и принялся размышлять.

Потребность что‑то делать (срочно! обязательно!) смешивалась с апатией (зачем, если все так паршиво?..). Как яд Магрицевых мантикор отравлял кровь, так посеянные им сомнения разъедали душу. А ведь верно, если бы моя семья хотела вытащить меня даже из пределов Белых, они бы наверняка нашли способ поэффективнее подсказанного Корнилом. Зачем надо было так усложнять? Как ни печально, я сам могу предложить несколько причин. Начиная с того, что я, как ни крути, чужак в доме Корнила. Приемыш. Белая ворона в Черной стае. Как в прямом, так и в переносном смысле. В свое время Корнил и его Семья были вынуждены порвать с некоторой родней именно потому, что те отказались принимать чужака в клан. Зато в последнее время утраченные связи, если доверять слухам, были восстановлены. С какой стати? Я давно не был дома, возможно, я многого не знаю…

А может, поверив словам человека, который пытался меня убить, я готов отказаться от доверия к тем, кого знаю давно? Что во мне изменилось, когда я отвечал ударом на удар тех, кого считал своими союзниками? И, возможно, убил кого‑то из них. Кого‑то со своей стороны.

Что теперь? Искать новых союзников? Довериться старым? Обратиться к друзьям? Они далеко. Да и кому из них я могу поверить, если сомневаюсь, верить ли Семье? Увы, практически все, с кем я общался в последние дни, предали меня… Кроме Ксении. А она исчезла. К тому же у нее сейчас свои встречи и решения… (Почему‑то мысль об этом шевельнулась и болезненно ужалила, как старая заноза.)

Аспирин наконец подействовал, слегка уняв головную боль и прояснив сознание. Меланхоличный чистый ручеек в выложенном цветной плиткой русле переливался солнечными бликами, полоскал золотые и бурые листья, уносил сделанный из щепки кораблик. Нужное заклятие само собой всплыло в памяти. Кораблик заметался, кружа по образовавшейся водяной линзе. Я поднял его за мачту‑зубочистку с куском пластиковой папки вместо паруса и поставил в траву. Погоди, поплывешь чуть позже…

«Встретимся в Зале Трибунала» – на несколько мгновений исказили водяное зеркало кривоватые буквы и растеклись радужной пленкой. Наскоро оглядевшись (а то еще упекут за нарушение порядка в общественном месте), я закрепил послание самой доступной в такой ситуации жертвой.

И лишь когда ручеек успокоился и мирно зажурчал, унося прочь опавшую листву, я снова поставил на воду кораблик. Не я его отправлял, не мне прерывать его путь. Тем более что за щепкой тянулась белесая, слюдянисто поблескивающая нить чьего‑то заветного желания.

Подождать ответа? Ну если только с полчасика…

А затем неожиданно для самого себя, пригревшись на солнце, я задремал, прислонившись спиной к шершавому камню башенки. То ли принятое решение успокоило, то ли снотворное еще не исчезло из крови, а может, измотанный, больной организм все‑таки взбунтовался, взяв контроль над дурной головой, которая, как известно, ногам покоя не дает.

Второй раз меня разбудил мучительный, грызуший голод.

Я встрепенулся, раздирая слипшиеся веки. Искрилась вода в ручье. Стайка водяриков, привлеченная волшбой, сновала на месте исчезнувшей линзы, подбирая крохи остаточной магии.

М‑да… Если водяные духи и приносили ответ, то усилиями полупрозрачных многоножек он уничтожен. Но, скорее всего, ничего и не было. Ни Воздух, ни Вода не тревожились в последние часы.

Я тряхнул головой, пробудив волны мутной боли, но зато избавляясь от наваждения. Снова, как утром, в сознании шевельнулось что‑то жадное, готовое вырваться на волю, если внутренние перегородки рухнут под его напором. Нечто голодное, провожающее прогуливающихся мимо людей излишне пристальным оценивающим взглядом.

Отогревшаяся память расправлялась, как смятый кусок бумаги. Медленно и неохотно, не желая отпускать что‑то важное… Острый медный привкус обжег язык. Нет, не сейчас.

Блеклая тень медленно перетекала по камням башенки возле ручья, тщетно стараясь принять устойчивую форму. Я машинально потер застывшее плечо, которым соприкасался с камнями. Мышцы ощутимо кололо. Если бы не солнце, нещадно поливающее все вокруг, друг Ноилл мог бы и доконать меня своей тягой к общению. Хорошо, хоть не стонет… Как убедить призрака, что у меня есть дела поважнее, чем искать ему пристанище?

Подобрав отсыревший гобелен, приобретающий от небрежного обращения все более несчастный вид, я двинулся прочь.

Уже перевалило за полдень. День выдался погожий и теплый, не чета вчерашнему ненастью. Остановка трамвая называлась «Восточный городской парк отдыха». Оранжевый трамвайчик, немелодично позванивая, подкатил к остановке и любезно согласился принять меня в качестве пассажира.

В солнечном свете Белглав казался прямодушнее и наряднее, чем вчера. Если размерами он слегка уступал Звеннице, то возрастом был заметно постарше и оттого мог позволить себе снисходительную, самоуверенную эклектичность. Современный защитный магический купол здесь вплетался в древний, еще прошлой эпохи каркас, выстроенный магами, чьи имена давно и прочно забыты. Ухоженные, аккуратные улицы норовили свернуться спиралью. Дороги безо всякой системы выкладывались строгой брусчаткой, кокетливой узорчатой плиткой или экономичным асфальтом. Широкие окна и лестницы соседствовали с узкими бойницами и глухими стенами. Кричащая современная реклама на стенах сменялась великолепной старинной мозаикой. А приветливые городские жители кормили голубей и гуляли с детьми возле угрюмого памятника жертвам войны Блеклых.

Детей по случаю солнечного дня было много.

– Эй, догоняй! – Карапуз верхом на лошадке промчался мимо. Деревянное животное моргало круглыми черными глазами и деловито стучало неподкованными копытами. Следом торопливо семенила пожилая дама.

Другой пацан, завистливо проводив счастливчика взглядом, вдруг подобрал палку, перекинул ногу и, лихо гикнув, понесся вперед, через пару минут обогнав всадника. Тот попробовал было пришпорить игрушку, но бестолковый конек был рассчитан лишь на «тихо» и «очень тихо».

Характеристики

Список файлов книги