kurylev_oleg_shestaya_kniga_sudby (522894), страница 42

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 42)

- Как твой Нельсон? - спросил Мартин сестру, когда вечером, усталые, они вдвоем поднимались на свой этаж.

- Клаус? Ты же знаешь, он уехал далеко за границу, и у меня с ним нет никакой связи. А что?

- Да так… Когда обещал вернуться?

- Осенью. Но… у меня почему-то нет в этом уверенности.

- А что потом? Ты его… любишь?

Эрна остановилась и сказала вдруг очень твердо:

- Да, Мартин. Он очень хороший человек, прямой и честный О свадьбе мы, правда, не говорили, но это ведь и так ясно. Надеюсь, вы не против, господин кавалер? - Сменила она тон на шутливый.

- Да нет. Хотелось бы, конечно, посмотреть на этого типчика. Все-таки единственная сестра.

- Без тебя никакой свадьбы не будет, Мартин! Поэтому если не хочешь, чтобы твоя единственная сестра осталась старой девой, не вздумай там погибнуть, на фронте!

- А если так выйдет?

- Не говори так. - Эрна обняла брата. - Если уж на то пошло, мне не нужен никакой Клаус, только ты возвращайся. А потом… потом мы все-таки поженимся.

Через неделю Мартин уехал. Накануне ночью была обращена в руины значительная часть Регерштрассе, а в день его отъезда в Германии объявили траур.

* * *

- Ты чего такой невеселый? - поинтересовался инженер Карел у Мортимера Скамейкина, ведущего сотрудника бюро «Виртуальные сновидения и исторические иллюстрации», последним шедевром которого стала реконструкция Вавилонского столпотворения со ста тысячами юнитов. Они курили в Зимнем саду, равнодушно созерцая плавающих на плазменных панелях стен диковинных зубастых рептилий. Те медленно шевелили гигантскими фиолетовыми водорослями, время от времени пожирая друг друга, и иногда пялились своими выпученными глазами на посетителей сада, лениво пережевывая только что схваченную жертву.

- Да понимаешь, ерундовина какая-то получается с этими снами вашего Вангера.

- Что такое?

- С самого первого сеанса у меня было ощущение присутствия в них постороннего. А сейчас я в этом совершенно уверен.

- Постороннего?

- Ну да. Живого персонажа среди наших виртуалов.

- Кто же это может быть? - обеспокоился Карел. - Почему ты сразу не доложил мне или президенту?

- Сначала не был уверен, а потом решил его сперва поймать, да и прямых доказательств у меня не было. - Мортимер вздохнул. - Но поймать оказалось не так просто.

- Почему?

- Эти сцены напичканы таким количеством статистов, причем не нашей разработки. Поди разбери, кто есть кто. А этот тип, если он там действительно шарит, в чем я уже не сомневаюсь, достаточно осторожен. Одно я пока знаю твердо: в контакт с клиентом он еще не вступал.

- Час от часу не легче, - все более озабочиваясь, проговорил Карел. - Придется докладывать. А ну как это кто-нибудь из журналюг? Представляешь, что будет? Слушай, ни за что не поверю, что Мортимер не может выловить шпиона. Ты-то сам там в какой ипостаси?

- Я там собака.

- Что?

- Бегаю в образе уличной дворняжки. А что? Могу подойти к любому, не вызывая подозрений. Есть, конечно, и минусы. Например, на заседания сената меня не пускают Но посторонний туда тоже вряд ли проберется. Все сенаторы, магистраты, обслуга и охрана из моего реестра. А вот уличная толпа состоит из виртуалов второго и третьего порядка. Их очень непросто идентифицировать. В большинстве своем это обычные статисты-болваны с примитивным набором функций. Но не все.

- Так, может, и нет никого?

Мортимер рассеянно посмотрел на выпучившегося на него из стены фалигозавра, ткнул в его глаз пальцем, и рыбина отпрянула.

- Да нет, Карел, есть. Кто-то написал на Цезаря дорос, якобы тот затеял заговор против Суллы. Его арестовали и тут же казнили. Это Юлия-то Цезаря, который ещё ничего не успел, кроме как жениться! Из виртуалов на такое никто не способен. Это явный вызов постороннего. Над нами просто издеваются.

- А как ведет себя клиент?

- Трудно сказать, ведь в голову к нему не залезешь. Но думаю, что примерно к середине каждого сеанса он уже не столько Элианий, сколько профессор Мюнхенского университета. Ты сам просил использовать минимальный уровень внушения. Да-а-а, надо было мне стать его рабом Кратилом вместо собаки. Побоялся, что не смогу соответствовать этой роли: я все же не романолог, а он хоть и нацист, но преподаватель древней истории.

- Да никакой он не нацист.

XVII

Когда Гитлер начал Восточную кампанию, Эрих перестал ходить к Вангерам. Не потому, что он принял такое решение, а просто, пропуская раз за разом очередной воскресный вечер, когда обычно захаживал к ним на часок, он думал, что придет как-нибудь потом. Но это потом наступило только весной следующего года.

Из своего киоска на Людвигштрассе ему пришлось уйти еще в июле 41-го. Его место занял какой-то пожилой инвалид - участник Великой войны, - а Эрих устроился гардеробщиком в Народном театре. Как-то в середине сентября он увидел Эрну. День был пасмурным, с легким дождиком. Она пришла в сопровождении морского офицера, и когда прихорашивалась у зеркала, тот взял ее плащ и вместе со своим сдал Эриху. После спектакля все повторилось, но в обратном порядке. Так что девушка его не заметила. Он же только услышал обрывок их разговора.

- Жаль, что запретили критику, - сказала Эрна, стоя у зеркала. - Ты обратил внимание на Абигайль, которая все время испуганно таращилась на суфлерскую будку?

В тот день шел «Стакан воды».

- Эта актриса подменяла заболевшую. Нет, в целом отыграли неплохо. Ты чересчур строга, - ответил ее спутник.

«Настоящая светская дама, - подумал тогда Эрих. - Красивая пара, но они не созданы друг для друга и никогда не поженятся». Почему он был уверен в этом? Потому что знал. Как знал и о многом другом.

О дате начала войны на Востоке он знал давно. И чем все закончится - тоже. Ему были неинтересны разговоры на эту тему, неизбежно заполнившие кухню и коридоры их большой квартиры у бенедиктинского монастыря. Такое поведение не ускользнуло от соседей, и за спиной Эриха стали шушукаться. Все знали, что он русский, и относились к этому по-разному. Многие - никак, некоторые до поры до времени - даже сочувственно, а один зловредный субъект все время терроризировал его вопросом: «Когда русские придут и возьмут Берлин?» Если бы он знал, этот уборщик мусора из Ботанического сада, что задавал свой идиотский вопрос единственному в мире человеку, который мог на него ответить предельно точно!

Проходили месяцы и даже годы. Зловредный сосед перестал спрашивать о сроках взятия Берлина, а однажды его нашли лежащим на полу своей комнаты: он умер в дни траура по 6-й армии.

В начале 1942 года Эрих неожиданно потерял и работу в театре. На его место опять нашлись желающие. В те годы происходила резкая переориентация производства и перераспределение рабочих рук. Закрывались тысячи мелких предприятий и лавок. Тех самых лавок, что когда-то были главной опорой Гитлера на выборах. Угрозы безработицы, конечно, не было: молодых и здоровых поглощал вермахт, мастеровых и людей постарше - заводы и фабрики крупных концернов. И только совсем пожилым, да еще не обладавшим ни имперским гражданством, ни заслугами перед рейхом, приходилось туго.

Единственное, что удалось Белову, это устроиться помощником сортировщика писем на почте. Работа через день по вечерам за пятьдесят рейхсмарок. Вскоре после этого теплым весенним днем он повстречал на Людвигштрассе Эрну и пообещал ей, что навестит их.

И Эрих сдержал слово. Его воскресные визиты к профессору возобновились, а через несколько месяцев не без помощи фрау Вангер ему даже удалось выхлопотать себе в «Трудовом фронте» небольшую пенсию по старости.

Возвращаясь как-то с работы, Эрих решил укоротить путь и пройти через разрушенный недавно уличный квартал. Было уже совсем поздно, но светила полная луна. Он воровато огляделся и скользнул за ограждение с запрещающей надписью.

Через несколько минут Эрих оказался в совершенно ином, каком-то потустороннем мире. Полуразрушенная улица была словно создана фантазией некоего художника-авангардиста. Белый лунный свет, оживляемый движением легких облаков, освещал на остатках стен перекошенные вывески магазинов, скользил по ним тенью причудливо изогнутого фонарного столба или вздыбленного трамвайного рельса. В одном месте Эрих увидел не тронутую огнем афишу кинотеатра: улыбающаяся актриса из еще довоенного фильма. Трехэтажное здание частично обрушилось, перегородив вывалом всю улицу, частично же устояло. По кучам кирпичей Эрих пробрался в переулок и через пролом в стене увидел зрительный зал с рядами изломанных и заваленных упавшими потолками кресел. Он еще раз огляделся, перекрестился и шагнул в пролом.

Что заставило его, шестидесятипятилетнего старика, лезть сюда? Об этом он не думал. Он только чувствовал, что если кому и бродить здесь ночной тенью, то именно ему, вырванному из своей собственной судьбы призраку. Когда произошел этот вырыв - в августе 14-го, в мае 15-го, в Нюрнберге или в Дахау, - он не знал, но то, что где-то что-то перепуталось и он живет не своей жизнью, Эрих смутно понимал уже давно.

Здесь он вдруг ощутил облегчение, как будто попал в свою среду. «Может быть, я уже мертв, но брожу по земле в результате чудовищной ошибки? - думал он. - Может быть, мое место здесь, в некрополе, где повсюду ощущение смерти, и потому мне здесь легче?»

С тех пор, возвращаясь с работы, он стал часто заходить в это место. Потом нашел другое, затем третье. Это стало каким-то наваждением. Как оборотень в ночь полнолуния не может совладать с собой и на несколько часов превращается в волка, так он должен был хоть раз в неделю побродить среди черных развалин, рискуя сломать ногу или быть раздавленным упавшей стеной.

Первое время городские власти еще пытались организовывать какие-то восстановительные работы, но потом сильно пострадавшие и не пригодные для жилья участки улиц стали просто обносить табличками со словами: «Стой! Опасная зона! Проход запрещен!» Местное население при этом уверялось, что руинами обязательно займутся, но позже. А потом об этом вообще перестали говорить. Восстанавливались только промышленные объекты, железнодорожные станции, мосты и разрывы жизненно необходимых городских коммуникаций. Так что мест для ночных прогулок Эриха становилось все больше.

И все же сказать, что Эрих Белов совершенно не обращал внимания на свои таинственные познания и никак ими не пользовался, было бы неправдой. Он отчетливо понимал, что посвящен. Кем и для чего и за какие такие заслуги? Об этом он не знал, но сведениям, скопившимся в глубинах самого сознания, там, где, наверное, хранится словарный запас родной речи и основы заложенных в раннем детстве знаний, он доверял безоглядно.

Вернувшись, к примеру, как-то поздно вечером к себе домой и улегшись на кровать, он стал читать. А когда услышал звуки сирены, то только посмотрел на отрывной календарь, висевший тут же над кроватью, - тридцать первое марта. Он повернулся на бок и продолжил чтение. Это была биография Тютчева, написанная Аксаковым. Издание еще царских времен. На книгу наткнулся профессор Вангер, откопав ее где-то во внефондовом хламе их университетской библиотеки. Она нигде не числилась, и он взял ее специально для Эриха.

Хлопали двери, скрежетали в запираемых замках ключи, мимо его комнаты топали ноги соседей.

- Герр Белов, вы, конечно, остаетесь? - В двери заглянула голова хозяйки квартиры. Она скорее констатировала факт, нежели задавала вопрос.

- Надо же кому-то в случае чего тушить пожар, фрау Швеллер, - не отрываясь от книги, ответил Эрих.

- Тогда мы запираем входную дверь.

Соседи уже привыкли к тому, что этот странный старик не спускается в бомбоубежище. Поначалу его пытались вразумить, но потом махнули рукой.

Эрих отложил книгу, выключил свет, откинулся на подушку и закрыл глаза.

Около восьмисот бомбардировщиков Королевских ВВС шли в этот момент в сиянии звезд и луны над извилистой лентой Дуная. Растянувшись почти на сто миль, они, мерно гудя моторами, на четырехкилометровой высоте двигались в направлении на Регенсбург. Передовые эскадрильи были уже над Гюнцбургом, но продолжали сохранять режим радиомолчания. Операторы немецких радиолокационных станций давно вели их, передавая данные на посты наведения истребительной авиации и пытаясь предугадать, куда будет нанесен удар. Воздушная тревога объявлялась во всех городах на пути следования этой воздушной змеи в полосе шириной до двухсот километров. Но определить ее истинную цель не представлялось возможным до самых последних минут. Будут ли это авиационные заводы Регенсбурга, или над Ингольштадтом она внезапно повернет на юг и по хорошо видимой в этот лунный вечер ленте автострады двинется на Мюнхен… И Эрих знал, что они повернут. Но повернут на север и через восемнадцать минут будут над Нюрнбергом. Почему? Да потому, что тридцать первого марта 1944 года массированному налету британской авиации подвергнется именно Нюрнберг.

Так и вышло. 795 бомбардировщиков, шедшие цепью из пятнадцати трехэтажных «боевых коробок», разделенных пятимильными интервалами, действительно повернули на Нюрнберг. Авангардная эскадрилья наведения на цель начала передавать данные. Экипажи лидеровщиков приготовились пустить красные и зеленые ракеты, обозначая зоны бомбометания, а группа пикирующих бомбардировщиков, ведомых асами Королевских ВВС - выделить зажигалками наиболее важные цели.

Добавляя к вою сирен рев своих моторов, в ночное небо с десятков окрестных аэродромов стали подниматься истребители люфтваффе. Стволы сотен зенитных пушек замерли, слегка отклонившись от вертикали на юг. В усыпанную звездами черноту ночи вонзились десятки раскачивающихся лучей зенитных прожекторов и устремились взоры тысяч солдат и офицеров флак-артиллерии. Начиналась очередная битва за Нюрнберг.

Знал Эрих и о том, что на этот раз Нюрнберг дастся противнику большой кровью. 94 английских бомбардировщика, не считая истребителей прикрытия, упадут вслед за своим грузом на пылающий город и его окрестности.

А Мюнхен? Мюнхен может отдыхать аж до двадцать пятого апреля (отдельные беспокоящие налеты малыми силами не в счет).

Эрих забрался под одеяло и, чтобы не слышать топота возвращающихся соседей, накрыл голову второй подушкой. Первое время у него возникало желание предупреждать власти о предстоящих налетах. Анонимно, не привлекая внимания к своей персоне. С первого раза, конечно, не поверили бы. Возможно, не поверили бы и со второго. Но уж с третьего .. Однако в сознании Эриха прочно сидела одна мысль, даже не мысль - постулат: нельзя вмешиваться в происходящее, пользуясь тем, что ты посвящен. Нельзя ни при каких обстоятельствах. От этого не только не будет никакой пользы, но станет только хуже.

И все же однажды он нарушил этот постулат. В конце лета прошлого года Эрна, как обычно, собиралась погостить у своей тети в Регенсбурге. Эрих узнал об этом от нее самой, когда был у Вангеров.

- Я хочу купить билет на воскресенье пятнадцатого, - услышал он слова девушки, обращенные к матери. - Вернусь двадцать второго.

Характеристики

Список файлов книги