ostapenko_yuliya_igry_ryadom (522881), страница 9
Текст из файла (страница 9)
Он подгреб ко мне болты. Я взял один скользкими от пота пальцами.
— Сейчас я тебе покажу, как его заряжать.
Я встал, слегка пошатнувшись от пьянящего восторга, преждевременно вскружившего мне голову. Опустил арбалет, стал вставлять стрелу, на ходу комментируя свои действия:
— Видишь, я ставлю его вертикально крестовиной на землю, наступаю ногой в стремя — это называется «стремя»… Теперь, — я выпрямился, — натягиваешь тетиву так, чтобы она легла на упор. Видишь, это просто. — Я вложил болт в паз и, прижав арбалет к плечу, шутливо прицелился в Джейкоба. — Вот и всё. Теперь только нажать на спуск, и тебя пришпилит к стенке, как бабочку, парень.
— Дай я! — нетерпеливо выкрикнул он, вскочив и шагнув ко мне.
— Попробуй, — согласился я, опуская оружие. — Я тебе помогу. Иди, встань тут…
Джейкоб с готовностью подошел ко мне, не отрывая сверкающих глаз от смертоносной игрушки в моей опущенной руке. Когда он оказался совсем близко и потянулся к арбалету, я резко вскинул свободную руку, схватил его, дернул на себя и врезал прикладом ему в висок. Мне почему‑то не хотелось его убивать. Не знаю почему.
Мальчишка рухнул замертво, успев отчаянно, сдавленно вскрикнуть — скорее от удивления, чем от страха. Переступив через неподвижное тело, я отошел к стене и, уперевшись в нее спиной, вскинул арбалет на плечо. Дверь уже открывалась, охранники услышали крик. Проем был узким, и я рассчитывал на то, что они, торопясь, захотят вломиться одновременно, следовательно, будут стоять друг за другом.
Я увидел перед собой широкую мускулистую грудь, защищенную лишь кожаным нагрудником, и, не размышляя ни мгновения, нажал на спуск.
Болты получились отменные, натяжение тетивы тоже не подкачало. Похоже, мои пальцы знали об арбалетах больше, чем мозг. Стрела, выпущенная из такого арбалета с расстояния в двести шагов, без труда пробивала железные латы. До тюремщиков было шагов семь, и на них не было лат. Болт вышел из спины первого и застрял в груди второго. Оба рухнули как подкошенные, не успев даже вскрикнуть.
Я опустил арбалет, тут же перезарядил его. Единственный и главный недостаток этого оружия в том, что его слишком долго заряжать по сравнению с луком. Поэтому нужно иметь запас времени. Это отличное оружие для засад и обороны. Мне же предстояла атака. Причем атака стремительная, если я собирался продвинуться хоть немного в своем более чем смелом начинании.
В коридоре было пусто. Судя по всему, мои тюремщики опрометчиво доверяли толщине дверей и крепости стен. Я неслышно прокрался до поворота, быстро выглянул. Дверь была в самом конце, возле нее стояли двое мужчин. Похоже, шума они не слышали.
Я глубоко вздохнул и, шагнув в коридор, насмешливо окликнул их, держа арбалет за спиной. Они застыли, потом круто развернулись ко мне. Я продолжал издевательски улыбаться, не трогаясь с места.
Они ринулись вперед, на ходу выхватывая мечи. Коридор был ненамного шире двери в мою камеру, и я сбил обоих одним болтом, как стражников у двери.
Пока что мне везло: охрана не поднимала крика. Я справился бы с одним, с двумя, может, с тремя противниками одновременно — не больше. Если нападать будут с разных сторон, арбалет мне не поможет — я просто не успею его перезарядить.
Я выскользнул за дверь, оказавшись перед ведущей вверх лестницей, тихо поднялся по ней до ступенек, освещаемых светом из верхнего помещения. Замер, услышав голоса, потом быстро спустился ниже, в тень, и негромко свистнул.
Первый человек вышел спокойно. Второй, третий и четвертый уже бежали. Я не думал, что их там так много, и едва успел перезарядить арбалет, зато последний болт пробил сразу троих. Надо будет рассказать Ларсу. Он утверждал, что больше чем двоих из арбалета не прострелить даже в упор. А тут было шагов десять.
Я перевел дух и двинулся дальше. За следующей дверью был двор, затянутый пеленой опускающихся сумерек. Еще одна удача: я хорошо вижу в темноте, а меня они не замечали, видимо, не предполагая, что я вот так, без шума и суматохи, проберусь на самый верх. Двор был квадратным, совсем небольшим, и в дальней стене я увидел низкую дверь, которая к тому же была приоткрыта. Похоже, меня держали не в подземной темнице храма, а в специально оборудованном подвале каких‑то подсобных помещений. Всего по периметру двора было человек десять, и стояли они в основном поодиночке. Прячась за выступами стен, я снимал тех, кто находился на пути к выходу, прицельными выстрелами в рот, лишая их возможности даже захрипеть. Я безумно боялся, что арбалет вот‑вот начнет таять в моих пальцах, однако старался не торопиться: у меня не было права на ошибку. Но, надо отдать мальчишке должное, он сработал на совесть. Я израсходовал семь болтов, потом бесшумно пробрался к калитке, миновав тело лежащей возле нее женщины. Прямо напротив меня, в двадцати шагах, негромко разговаривали двое мужчин, залитых светом, льющимся из открытой двери ближайшего помещения. Искушение снять их было велико, но я сдержался и, вжавшись в стену, тихонько толкнул калитку.
Снаружи была трава. И ветер. Легкий, свежий. Почти ласковый. И темные силуэты деревьев чуть дальше, в нескольких сотнях ярдов.
Я понял, что соскучился по лесам.
ГЛАВА 6
Перевернутый стул, ворох изрисованного пергамента на кровати, на полу. Списанный грифель у резной ножки стола. Отвратительная порнографическая картинка в подрагивающей от гнева руке. Шероховатая поверхность холодит пальцы.
— Какая гадость. Безымянный, сколько они времени тут просидели?! Джейкоб все это видел…
— Прекрати! О чем ты думаешь, дурак?! Надо вернуть его!
— Не могу поверить, что Проводник оказался таким… таким…
— Демон! Да замолчи ты!
— Как же можно… как можно было…
— Дай сюда!
Треск рвущегося пергамента. Разорванная пополам обнаженная женщина насмешливо улыбается с желтоватого листа — прощальная насмешка беглого Проводника. Судорожно стиснутый кулак сминает бумажную улыбку, превращая ее в гримасу боли.
— Но каков ловкач… Снял во дворе семерых. Без единого звука.
— Ты им, кажется, восхищен?! Подумай лучше, что делать дальше!
— Тела убрали?
— Конечно! Не хватало еще, чтобы Ристан пронюхал, что здесь произошло!
— Придется опять использовать Рыцаря. Один раз он уже справился с этой задачей.
— Да, но теперь он будет готов, понимаешь?
— Ты сомневаешься в Рыцаре?
Легкий вздох — выпустить гнев, выпустить пар. А лучше — переработать, перетравить — в решимость, в упорство, в уверенность. Так, как было много раз.
— Я разбужу Стальную Деву.
— Алоиз! Мы же договорились…
— Так больше не может продолжаться! Мы ждем слишком долго! А если его снова схватят имперские солдаты? Если повесят, прежде чем мы возьмем его? Что тогда?
— Да, но ведь Дева…
— Дева сделает так, что к тому времени, когда мы вернем Эвана, женщина‑Проводник уже будет здесь. На этот раз всё пройдет быстро и без заминок. Не так, как с Мирандой.
— Мы слишком торопимся…
— Надо торопиться. Я не знаю, сколько еще смогу сдерживать подозрения Ристана.
— Ристан… Да…
Пауза, нетерпеливо дрожащая меж ними, говорит в тысячу раз больше слов.
— Ты как‑то сказал… что… может, в крайнем случае…
— Не сейчас.
Быстрый кивок, отрешенный взгляд в сторону, на отвратительные картинки, на картинки с голой женщиной. Не сейчас. Ясно. Не сейчас.
Храм Безымянного Демона, как оказалось, находился в восточной части Скалистого побережья. Надо сказать, далековато от того места, где я встретился с Ржавым Рыцарем. Я три дня пробирался по пустошам, прежде чем набрел на первую деревушку. Оттуда двинулся на юг, в Лемминувер, где располагалась городская штаб‑квартира нашей группы, замаскированная под особнячок Паулины. Занятно, но этот маленький ухоженный домик ей подарил один из ее любовников, за что она отблагодарила его, полностью посвятив нас в детали оснащения полка, которым он командовал. Никогда не понимал, почему некоторые мужики столь болтливы в постели. Я всегда предпочитал спать с женщинами, а не разговаривать с ними.
Лемминувер — городок небольшой, типично провинциальный, хоть и центр округа. Однако сам округ столь мал, что даже его столица выглядит менее внушительно самого захолустного городишки Аленкура. Правление здесь вялое и политически несознательное, поэтому округ то и дело переходит из рук в руки, чему немало способствует его расположение на стыке материка и полуострова. В связи с этим ни Шерваль, ни король Гийом не содержат там постоянного гарнизона, что как нельзя более удобно для нас. Сейчас, насколько я знал, город принадлежал герцогу, медленно, но упорно теснившему войска своего венценосного брата к центру королевства. Не слишком удачный расклад, но выбора у меня все равно не было. До Арунтона, где меня тщетно ждал его высочество, не меньше недели пути — если галопом и с минимумом стоянок, и я надеялся, что весть о том, что этот гад Эван Нортон снова ускользнул от рук правосудия, не успела распространиться так далеко.
Во время въездного досмотра я пережил несколько неприятных минут, в течение которых начальник патруля буравил меня подозрительным взглядом. Я смотрел на него чистыми глазами благородного простачка, мысленно успокаивая себя тем, что ничего непозволительного я не делал. У меня даже оружия не было — арбалет растаял через четверть часа после того, как я ступил в лес неподалеку от храма. Начальник пожевал ус, хмыкнул и махнул рукой. Вероятно, он принял меня за искателя приключений. Осанка у меня, к сожалению, а может, и к счастью, аристократичная (один из немногих подарков любезной матушки), но выглядел я в ту минуту как последний оборванец. Одежда протерлась на локтях и коленях, да и несло от меня, наверное, как от табуна вьючных лошадей.
От городских ворот я сразу направился в особняк Паулины и еще за полквартала с разочарованием увидел, что окна темны. Наверное, окручивает очередную жертву… Время, правда, слишком раннее для таких делишек. Хотя, может, прогулка верхом… Жнец ее знает. Я никогда не интересовался, как она это делает. Я немного поошивался вокруг, тщетно надеясь увидеть кого‑нибудь из наших, потом, поймав свирепый взгляд привратника, убрался оттуда, опасаясь новых неприятностей. Ничего не оставалось, как ждать возвращения Паулины.
Бродить по улицам я остерегся: неровен час, наткнусь на того, кто меня узнает. По счастью, на этой улице располагалось несколько трактиров. Денег у меня, разумеется, не наблюдалось, но я все же заглянул в близлежащий. Там было людно, похоже, один из местных стихоплетов устроил небольшой концерт. Затеряться в толпе слушателей оказалось легко. Я прислонился плечом к косяку двери, поглядывая через распахнутую дверь на особняк. Менестрелю подпевал нестройный хор пьяных голосов, заглушавших музыку. Песня была романтичная — «Робер и Аттена», вселюдно известная любовно‑эпическая баллада. Такие песенки обычно поют под окнами девиц, ретиво охраняемых строгими родичами, а не в городских забегаловках… Голос певца казался знакомым, и я рискнул протиснуться в глубь трактира, достаточно близко, чтобы иметь возможность рассмотреть менестреля за плотной толпой потных спин. Я бросил на него только один взгляд и почувствовал, что расплываюсь в улыбке. Проклятье, вот уж не думал, что когда‑нибудь так обрадуюсь, увидев этого маленького мерзавца.
Юстас сидел спиной к стойке, закинув ногу на ногу, и уныло перебирал пальцами струны. Вид у него был самый несчастный. Посетители воодушевленно подвывали, перекрывая его приятный голос и получая гораздо больше удовольствия от собственных арий, чем от стараний менестреля. Юстас терпел, но я видел, что он готов взорваться. Какого ляда он делает среди этого сброда? Мы использовали его почти как Паулину, только она усыпляла бдительность аристократов, ублажая их тела, а специализацией Юстаса были духовные сферы. Он мог заболтать неосторожного дворянчика до смерти, предварительно одурманив его своими песнями, а Паулина, получая на руки размякшего клиента, довершала начатое. Вдвоем они были неповторимы. И поле их деятельности предусматривалось соответствующее: обычно не меньше отеля какого‑нибудь баронета или, на худой конец, шикарной гостиницы. Никак не вонючая забегаловка вроде этой.
Юстас взял последний аккорд. Ему вяло зааплодировали. Я громко хлопнул в ладоши и крикнул «Браво!» Юстас непривычно хмуро покосился по сторонам из‑под ровных, по‑женски аккуратных бровей.
Я зааплодировал активнее, задорно присвистнул. Толпа заразилась моим энтузиазмом, на Юстаса полилась буря оваций. Он лениво поклонился, скользнул взглядом по толпе, на миг задержал его на мне, нагнулся к лютне, подкручивая колышки, потом, вздрогнув всем телом, вскинул голову. Я улыбнулся и слегка кивнул.
Его реакция меня удивила. Я думал, он либо с воплем кинется мне на шею (с него станется), и тогда я просто убил бы его на месте, либо широко улыбнется и кивнет в ответ. Он не сделал ни того, ни другого — предпочел смертельно побледнеть, задрожать и, стиснув гриф лютни, вполголоса сообщить, что объявляется перерыв. Пьянчуги разочарованно заныли, Юстас встал, перебросился парой слов с трактирщиком и неторопливо двинулся ко мне. Вернее, не ко мне — он просто шел в мою сторону. Я стоял, скрестив руки на груди и глядя на него с непонимающей улыбкой. Юстас прошел мимо, задев мое бедро лютней, коротко извинился и стал подниматься по шаткой темной лестнице на второй этаж. Я быстро огляделся, убедился, что никто не смотрит в мою сторону, и прошмыгнул следом.