Vishnevskii-odinochestvo-v-seti (522872), страница 34
Текст из файла (страница 34)
Выходя из бюро, она подумала, что жар, охвативший все ее тело, отнюдь не следствие нынешнего безумно знойного лета. Нет, жарко ей стало оттого, что она поняла: это ее решение радикально изменило, по крайней мере с ее стороны, статус их с Якубом знакомства. Виртуальность, безопасная отдаленность, беззаботное кокетство, неожиданные, но по сути дела ни к чему не обязывающие признания, а также интимные подробности в текстах, которые они отстукивали на клавиатурах своих компьютеров, вскоре могут стать воспоминанием о необычном флирте, зачинающем подлинную связь.
Опасную связь.
И хотя прозвучало это патетически и грозно, точно название какого‑нибудь телерепортажа, она знала: оно соответствует действительности. Эта связь опасно дрейфовала в одном направлении. Но, невзирая на это, она, вся раскрасневшаяся, ожидая около туристского бюро такси, прошептала чуть слышно:
— Ну и пускай…
При этом она решила обязательно спросить Асю и Алицию, всегда ли были их решения типа «и пускай» правильными. У нее — да. Причем все без исключения.
Она ехала в такси, а в голове клубились мысли. Что нужно прочесть о Париже перед выездом? Да, наверное, ничего она читать не будет. Тем более что Ася, без сомнения, все знает. А что взять с собой? Успеет ли она сходить к косметичке и в парикмахерскую? Нужно ли покупать новое белье? Кстати, о белье… Когда в последний раз она производила депиляцию на ногах? Каким на его коже окажется тот запах, к которому она уже давно примеривалась в парфюмерном магазине? Кстати, о коже… Сколько килограммов можно будет сбросить за те несколько дней, что остаются до его прилета в Париж, если есть одну только спаржу? Недавно она прочла, что, кроме того, что в спарже нет никаких калорий, она еще гениально обезвоживает. Хотя со спаржей лучше не перебирать. Ведь при всех диетах больше всего у нее уменьшаются груди. Но она категорически не желает, чтобы в Париже груди у нее были меньше, чем сейчас. Совсем даже наоборот. Ей бы хотелось, чтобы в Париже груди у нее были большими как никогда.
На миг у нее мелькнул вопрос, а как ей сказать об этой поездке мужу. Но пока что она ехала в такси назад к себе в фирму, чтобы прежде всего сообщить о ней ему, Якубу!
«В Варшаве сейчас пятый час, — прикидывала она. — Значит, в Новом Орлеане около семи утра. Он выходит в Интернет после завтрака. Если этот таксист за полчаса прорвется с Краковского Предместья к моей фирме, то я могу успеть! Якуб прочитает мой e‑mail с информацией о Париже еще до ухода из гостиницы. И у него будет целый день, чтобы подумать об этом».
Она улыбнулась. «И снова это я, — подумала она. — Я его нашла, я втянула его в свою жизнь и вот теперь еду к нему».
Однако никакой неловкости она не испытывала. Во всем, что Якуб писал ей или делал для нее, невзирая на то, что очень часто переходил — надо признать, с исключительным изяществом — допустимые границы интимности, он всегда доказывал, иной раз даже с некоторой чрезмерностью, как глубоко ее уважает. Потому то, что это она едет к нему, а не он к ней, никоим образом не может быть ложно понято им. К тому же они не встретились до сих пор лишь потому, что он не желал усложнять ее жизнь.
Кроме того, думалось ей, сам план насчет Парижа, случайность его пребывания там, случайность на ходу сымпровизированной организации ее приезда туда — все это ведет к тому, что их встреча — если она дойдет до результата — будет следствием небывалой совокупности событий, динамике которых они всего лишь подчиняются.
Она вынула зеркальце и размышляла над всем этим, поправляя косметику. И в тот момент, когда в голову ей пришла «совокупность событий», она не удержалась и громко рассмеялась, глядя на свое отражение.
«С каких это пор, — подумала она, — я стала придумывать такую чушь, да еще с использованием псевдонаучного языка?»
Таксист как раз остановил машину перед входом в здание, где размещается ее фирма, и, видимо, неверно истолковав этот смех, решил попытать счастья. Повернувшись к ней, он предложил:
— Куколка, а ты не хотела бы, чтобы я прокатил тебя на край света? Разумеется, с выключенным счетчиком. Так хочешь?
Он смотрел на нее, сально усмехаясь и приглаживая остатки жирных волос. Когда он в усмешке щурил глаза, она заметила две большие точки, вытатуированные у него на веках. Она решила не комментировать вопрос, прежде чем выйдет из машины. Не произнеся ни слова, она отсчитала сумму, указанную на счетчике. Отдала деньги и, стоя уже в безопасности на улице, бросила:
— Нет. Не хочу. Для меня край света находится дальше, чем ваша, милейший, дача где‑нибудь в окрестностях Варшавы.
Она захлопнула дверцу и быстро вошла в здание, чтобы не слышать его комментариев.
В подобных ситуациях у нее неизменно возникал вопрос, неужели Якуб и, скажем, этот таксист принадлежат к одному и тому же виду.
Кто является мутантом — Якуб или этот таксист? Она решила при случае спросить у Якуба. В конце концов, он известный генетик и должен знать.
Она вбежала в их комнату. Где‑то в конце коридора гудел пылесос уборщицы. Она бросила сумочку на стул около окна, нажала фиолетовую клавишу, включающую ее компьютер, вытащила телефонную трубку из зарядного устройства аккумуляторов и, направляясь в кухню, набрала номер Алиции.
— Аля, можешь укладывать вещи. Едем в воскресенье утром. Завтра встречаемся, где всегда, я сообщу
все детали. Боже, как я рада! Аля, ты знаешь, он тоже там будет. Целый день. И целую ночь. Ладно, все. Позвони Асе.
Она достала из холодильника минеральную воду, разорвала серебристый пакетик с лимонной кислотой и высыпала содержимое в стакан. Вернулась к себе в комнату. Подключилась через модем к Интернету. Запустила поисковую программу. Нашла сайт аэропорта Шарля де Голля в Париже. После недолгого поиска вывела на экран цветной очень подробный план фрагмента терминала, на который прилетают из Нью‑Йорка самолеты линии ТВА. Он ведь оттуда прилетит. Некоторое время она сосредоточенно изучала этот план.
Принтер, стоящий на столе у окна, еще продолжал выдавать страницы с планом аэропорта, а она уже включила почтовую программу. Волнуясь, принялась печатать:
Варшава, 11 июля.
Якуб, хотя в нашем случае это почти невозможно, я впервые каким‑то необъяснимым и магическим образом чувствую, что ты находишься страшно далеко. Я прочитала почти все о Новом Орлеане и даже побывала на вебстранице твоего отеля «Дофин». Но ничего не помогло. Я скучаю по тебе еще сильней и совершенно иначе. Как будто твое пребывание в Новом Орлеане в чем‑то отличается от пребывания в Мюнхене. Но скоро ты возвратишься. Осталась всего неделя.
Утром в четверг 18 июля ты приземлишься в Париже. Выйдешь через двери рядом с большой световой рекламой «Эр Франс» и свернешь налево, пройдешь мимо стоек «ТВА», а потом мимо маленького цветочного магазинчика рядом с газетным киоском. Когда будешь там проходить, иди помедленней.
Я буду стоять там и ждать тебя.
На мне будет зеленое платье, и глаза у меня несомненно будут зеленые. Когда я счастлива, у них всегда такой цвет.
Она щелкнула мышью — «отправить»; письмо ушло. Заказала по телефону такси. Выключила компьютер. Уборщица все еще работала, когда она уходила. Уходила странно взволнованная и немножко грустная.
«Почему он так страшно опоздал, — подумала она, — так поздно появился в моей жизни? Опоздал всего на одно „да“.
Сообщение о ее поездке в Париж муж воспринял на удивление спокойно. Ей даже показалось, что он обрадовался тому, что на неделю остается один. Это было как укол иглой. Он обязан был хотя бы недолго, но протестовать. А потом позволить себя убедить, что «она имеет право», что «три года они никуда не ездили» и что «это предложение бюро путешествий просто счастливый случай», тем более что «они с Асей и Алицией давно мечтали о такой поездке в женской компании». Но ничего этого не было. Муж молча выслушал ее, уставившись на экран компьютера, где менялись схемы проекта, над которым он работал, бросил «о'кей» и снова погрузился в работу.
Этот холод между ними, ставший в последнее время просто зримым, существовал еще «до Якуба». Задолго до. И тогда воспринимался ею еще болезненней, чем сейчас. Может, поэтому тепло, которое принес с собой Якуб, так действовало на нее, что она была готова к всевозможным безумствам наподобие этой поездки в Париж. И тем не менее равнодушие мужа, в этих обстоятельствах крайне удобное, уязвило ее.
«Возможно, — думала она, — так устроено в мире, что женщина, если у нее есть такой шанс, хотела бы быть самым главным в жизни как можно большего числа мужчин. Женщина может любить одновременно двух мужчин до тех пор, пока один из них не узнает об этом». А уж это ей было совершенно ясно. Но, правда, она не была уверена, любит ли еще мужа.
О своих чувствах к Якубу она предпочитала не задумываться. Все может измениться, когда он появится в реальности. Когда его можно будет увидеть, прикоснуться к нему, услышать его голос. В ее диспутах с собственной совестью «измениться» должно было означать, что она каким‑то образом опомнится, встретившись с подлинным Якубом. Она встретит его, увидит нормального человека, может, даже очаровательного, но, скорей всего, это не будет, как «безумие» на картине Подковиньского, которая последнее время вспоминалась ей, после того как Ася однажды утром вытащила ее на выставку этого художника.
А о том, что будет, если «измениться» будет означать нечто совершенно противоположное, она предпочитала не думать.
«Расскажу все Асе», — подумала она. По дороге до Парижа у них будет масса времени все обсудить.
Однако, уже сидя в автобусе и глядя на сидящую напротив Асю, целиком поглощенную чтением новой книжки Гретковской, она усомнилась, есть ли смысл в решении все ей рассказать. Что сможет сказать ей любящая поэзию математик, смирившаяся с судьбой жена биологического отца своей дочери? Она либо объявит, что это уравнение неразрешимо и должно быть просто‑напросто проигнорировано как несущественное, либо скажет, что Якуб — это единственно возможное решение. Однако она к обоим этим ответам пока еще не была готова.
С минуту она смотрела на Асю. А та читала книгу всем своим существом. Вздыхала, улыбалась, покачивала головой, прикрывала глаза и на миг задумывалась, чтобы тотчас вернуться к чтению. Она так переживала все и всегда. Этакий синдром прогрессирующей сверхвпечатлительности. В первый раз она заметила его у Аси в тот месяц, что они вместе провели в окрестностях Нима.
Это было несколько лет назад. Они обе еще учились.
Кончался август. Они отмечали ее день рождения. Ася подошла к ней в кухне, когда они там оказались вдвоем, и сказала:
— Около Нима на юге Франции огромные виноградники. Мой знакомый собирает там виноград уже несколько лет. Место красивое и платят неплохо. Не хочешь поехать со мной? Но решить ты должна прямо сейчас. Он ждет ответа.
Через неделю они ехали поездом в Берлин. А от Берлина до Нима решили добираться автостопом. Разумеется, родителям она об этом не сказала. Они бы ее ни за что не отпустили. Но когда Ася предложила автостоп, она ни минуты не колебалась. Их двое. Что может с ними случиться? И впоследствии она ни на минуту не пожалела о принятом решении. Это было замечательное приключение. Все шло лучше не придумаешь. До Лиона. А там удача отвернулась от них.
Из Берлина на автостраду, ведущую на юг, их отвез железнодорожник, у которого Ася спросила дорогу. Говорил он только по‑немецки, о существовании французского даже не догадывался, а из английского знал лишь отдельные слова. Он улыбался Асе, в десятый раз объясняя, как проехать через весь Берлин от вокзала ЦОО на кольцевую автостраду. С каждым разом он говорил все медленней, убежденный, что если произносить фразы медленно, то будет понятней. Было видно, что Ася ему нравится. И вдруг он достал из кармана уоки‑токи и произнес что‑то по‑немецки. Потом схватил Асю за руку и быстро повел ее по туннелю к выходу в город. А она бежала за ними. Через час он высадил их у бензозаправочной станции на автостраде, ведущей во Франкфурт‑на‑Майне. Нашел им достойную доверия машину и, прощаясь, украдкой сунул Асе карточку с адресом и номером телефона.
До Франкфурта они ехали с американцем, военным из специального подразделения американской армии, квартирующего недалеко от города. Американец этот — редкостный случай — прекрасно говорил по‑французски. Его страшно веселило то, что Ася разговаривает с ним на французском, а она на английском. Никогда еще она не встречала мужчину с такой красивой улыбкой.
Город Ним он знал. Там он останавливался во время поездки на Лазурный берег, где ежегодно проводил отпуск вместе с детьми. Она поразилась, услышав, что у него четверо детей и он сам воспитывает их, потому что его жена, которая тоже служила в американской армии, погибла при попытке взрыва американского посольства в Тель‑Авиве. После того как он это сказал, в машине стало тихо‑тихо.
Тишину прервала Ася, попросив американца остановиться на следующем паркинге. Там она побежала в телефонную будку. А когда вернулась, сказала по‑польски:
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
