Rais_Istoriya_pohititelya_tel (522871), страница 44

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 44)

Меня охватила волна сильнейшего облегчения. Я здесь! Я почти спасен! И я не спятил. Вот мой мир – жуткий, захламленный, невыносимый домишко! Луи придет. Луи придет, и, должно быть, скоро; Луи почти уже здесь. Я буквально рухнул в кресло, полностью опустошенный. Я положил руки на Моджо, почесал ему голову и погладил уши.

– Пришли, собака, – сказал я. – И скоро мы погонимся за дьяволом. Мы уж найдем способ с ним справиться. – Я понял, что меня опять знобит, а в груди образуется знакомый симптоматичный застой. – Господи, только не это, – произнес я. – Луи, иди сюда, ради всего святого, приходи! Где бы ты ни был, возвращайся скорее. Ты мне нужен.

Я уже было сунул руку в карман в поисках одного из многочисленных бумажных носовых платков, которые навязала мне Гретхен, когда осознал, что слева от меня, всего в дюйме от подлокотника, стоит некая фигура, а ко мне тянется очень гладкая белая рука. В ту же секунду Моджо вскочил на ноги, испустил свой самый злобный, самый грозный рык и, видимо, атаковал фигуру.

Я попытался крикнуть, представиться, но не успел я открыть рот, как меня кинули на пол под оглушительный лай Моджо, и я почувствовал, что на горло мне наступает подошва кожаного ботинка, она нажимает почти до костей, причем с такой силой, что они вот‑вот сломаются.

Я не мог ни говорить, ни высвободиться. Из глотки собаки вырвался громкий, пронзительный вопль, потом она тоже умолкла, и я услышал, как ее тело с приглушенные звуком опустилось на пол. Я почувствовал его вес на собственных ногах и беспомощно, отчаянно, в диком ужасе принялся сопротивляться. Рассудок окончательно покинул меня, когда я вцепился в пригвоздившую меня к полу подошву, когда я замолотил кулаками по мощной ноге, когда хватал ртом воздух, испуская хриплые нечленораздельные звуки.

– Луи, это я, Лестат! Я в человеческом теле!

Нога нажимала все сильнее и сильнее. Я задыхался, кости уже были почти раздавлены, но при этом мне не удавалось произнести хотя бы слово, чтобы спастись. Надо мной в полумраке вырисовалось его лицо – едва уловимое сияние белой плоти, которая и на плоть‑то не была похожа, изящные симметричные кости, тонкая полусжатая ладонь, парящая в воздухе, что явно означало нерешительность, и глубоко посаженные глаза, горящие легким зеленым свечением, взирали на меня без малейшего ощутимого признака эмоций.

Вся моя душа криком повторяла эти слога, но разве он хоть когда‑нибудь мог проникнуть в мысли своей жертвы? Я – да, но не он! О Господи, помоги мне, Гретхен, помоги мне, кричала моя душа.

Когда нога, наверное, в последний раз увеличила давление, я, отбросив всякую нерешительность в сторону, вывернул голову вправо, отчаянно сделал неглубокий вдох и выжал из сдавленного горла единственное хриплое слово: «Лестат!», – все это время безнадежно показывая на себя большим пальцем правой руки.

На большее я не был способен. Я задыхался и на меня накатила тьма. В добавление к этому я испытал приступ абсолютной удушающей тошноты, и в тот момент, когда мне уже стало все равно, так как в голове образовалась в высшей степени приятная пустота, давление прекратилось, я перекатился на живот и оперся на руки, не в состоянии сдержать бешеный кашель.

– Ради Бога! – вскричал я, выплевывая слова между хриплыми болезненными вдохами. – Я – Лестат. Я – Лестат. Я в этом теле. Ты что, не мог дать мне возможность поговорить? Неужели ты убиваешь всякого злосчастного смертного, который забредет к тебе домой? Где же древние законы гостеприимства, чертов дурак? Какого дьявола ты тогда не поставишь железные решетки на дверь? Я с трудом встал на колени, и тут тошнота победила. Меня вырвало мерзким ручьем испорченной пищи прямо в грязь и пыль, я отшатнулся от рвоты, окоченевший, несчастный, и уставился на него.

– Ты что, убил собаку? Чудовище! – Я бросился на безжизненное тело Моджо. Но он не умер, просто потерял сознание, и я сразу ощутил медленное биение его сердца. – Ох, слава Богу, если бы ты убил его, я бы никогда, никогда, никогда тебя не простил.

Моджо издал слабый стон, потом пошевелил одной лапой, а затем и другой. Я положил руку между его ушей. Да, он возвращается. Он невредим. Но что за гнусное испытание! Не где‑нибудь, а здесь: дойти до самого порога смертной смерти! Взбешенный, я метнул взгляд на Луи.

Он стоял очень спокойно, скрывая свое изумление. Грохот дождя, мрачные живые звуки зимней ночи – все внезапно как будто испарилось, стоило мне посмотреть на него. Никогда не видел я его смертными глазами. Никогда еще мне не открывалась такая болезненная, призрачная красота. Как смертные могли принимать его за человека, когда он попадался им на глаза? Его руки – словно руки оживших гипсовых святых в тенистых гротах. А лицо – совершенно лишенное чувства, глаза – никакие не зеркала души, но красивые, похожие на драгоценные камни светильники.

– Луи, – сказал я. – Случилось самое худшее. Самое‑самое худшее. Похититель Тел совершил обмен. Но он украл мое тело и не намерен его возвращать.

Внешне в нем не произошло никаких перемен. Больше того, он выглядел таким безжизненным и недобрым, что я внезапно ударился в поток французских слов, выплескивая на него каждый образ, каждую подробность, какую только мог припомнить, в надежде пробудить в нем хоть какие‑то эмоции. Я описывал наш последний разговор в этом самом доме, краткую встречу в соборе. Я напомнил его предостережение – не разговаривать с Похитителем Тел. И признался, что не смог устоять перед предложением последнего, что отправился на север, чтобы встретиться с ним и принять его предложение.

Тем не менее в его безжалостном лице не мелькнуло ни искры жизни, и я неожиданно замолчал. Моджо пытался устоять на ногах, иногда из пасти его вырывался стон, и я медленно обнял его правой рукой за шею, прижался к нему, стараясь перевести дух и успокоительным тоном объясняя ему, что теперь все в порядке, что мы спасены, что ему больше ничто не угрожает.

Луи медленно перевел глаза на животное, потом снова на меня. Постепенно его застывший рот смягчился – чуть‑чуть. Потом он потянулся и поднял меня на ноги без помощи или согласия с моей стороны.

– Это действительно ты, – сказал он глубоким хриплым шепотом.

– Черт побери, ты прав, это я. Ты понимаешь, что чуть было меня не убил? Сколько еще раз ты собираешься проделать со мной этот фокус, пока не остановятся все часы на земле? Будь ты проклят, мне нужна твоя помощь. А ты опять пытаешься меня убить! Может быть, теперь ты закроешь свои чертовы окна, если на них еще остались хоть какие‑то ставни, и разведешь огонь в этом паршивом очаге?

Я снова плюхнулся в свое красное бархатное кресло, все еще тяжело дыша, и тут меня отвлек какой‑то странный хлюпающий звук. Я поднял глаза. Луи не шевелился. Он смотрел на меня так, словно я был неведомым чудищем. Но Моджо терпеливо и упорно поглощал всю рвоту, которую я изверг на пол.

Я издал короткий восхищенный смешок, который угрожал перерасти в настоящий истерический припадок.

– Прошу тебя, Луи, огонь. Разведи огонь, – сказал я. – Это смертное тело замерзает. Шевелись!

– Боже мой! – прошептал он. – Что ты еще наделал?

ГЛАВА 18

Мои наручные часы показывали два часа. Дождь за сломанными ставнями, закрывавшими как двери, так и окна, ослаб, я свернулся в красном бархатном кресле, радуясь пламени в кирпичном камине, но опять дрожал и страдал от знакомых приступов изнуряющего кашля. Но, естественно, вот‑вот наступит момент, когда о подобных вещах беспокоиться будет нечего.

Я выложил Луи всю историю.

В припадке смертной искренности я описал все свои ужасные, загнавшие меня в тупик ощущения, начиная с разговоров с Рагланом Джеймсом и кончая самым последним печальным прощанием с Гретхен. Я даже рассказал ему свои сны, сны о нас с Клодией в той самой больнице, о нашем разговоре в воображаемой гостиной в номере отеля восемнадцатого века, о грустном, ужасном одиночестве моей любви к Гретхен, потому что я знал, что в сердце своем она считает меня сумасшедшим и любит меня только по этой причине. Она рассматривала меня как своего рода блаженного идиота, не более того.

Все завершилось, все уже кончено. Я понятая не имею, где искать Похитителя Тел. Но я должен его найти. А поиски эти начнутся только тогда, когда я снова стану вампиром, когда это высокое сильное тело накачается сверхъестественной кровью.

Как бы слаб я ни был, если во мне будет течь кровь одного лишь Луи, я все равно стану в двадцать раз сильнее и смогу позвать на помощь остальных – ведь никто не знает, что за молодой вампир из меня выйдет. Как только это тело изменится, у меня, естественно, появится телепатический голос. Я смогу умолять о помощи Мариуса, или вызвать Армана, или даже Габриэль – да, мою возлюбленную Габриэль, так как она больше не будет моей дочерью и сможет меня услышать, что при нормальном порядке вещей – если такое слово уместно – невозможно.

Он сел за письменный стол, не вспоминая, разумеется, о сквозняках и о дожде, плещущемся за ставнями, и, не перебивая, слушал меня, – с выражением боли и удивления наблюдая, как я в возбуждении вскакиваю на ноги и бегаю по комнате, продолжая свой рассказ.

– Не суди меня за мою глупость, – взмолился я. Я еще раз напомнил ему о моей пытке в пустыне Гоби, о странных разговорах с Дэвидом, о видении Дэвида в парижском кафе. – Я пошел на это, находясь в состоянии отчаяния. Ты же понимаешь, почему я так поступил. Тебе не нужно объяснять. Но теперь необходимо все исправить.

Теперь мой кашель почти не прекращался, и я лихорадочно сморкался в жалкие бумажные платочки.

– Ты себе не представляешь, до чего омерзительно находиться в этом теле, – сказал я. – Теперь, прошу тебя, приступай, да побыстрее, и постарайся как следует. В последний раз ты это делал сто лет назад. И, слава Богу, твоя сила не исчезла. Я уже готов. Приготовлений не требуется. Когда я получу свою оболочку, я загоню его в это тело и сожгу дотла.

Он ничего не ответил.

Я встал и еще раз прошелся по комнате – на сей раз, чтобы согреться и еще потому, что меня охватывало ужасное предчувствие. В конце концов, я же сейчас умру, чтобы возродиться снова, как было двести лет назад. Да, но больно не будет. Нет, никакой боли... только определенные неудобства, которые не сравнятся с моей теперешней болью в груди, с ознобом во всем теле.

– Луи, ради Бога, поскорее, – умолял я. Я остановился и посмотрел на него. – В чем дело? Что с тобой?

Очень тихим и неуверенным голосом он ответил:

– Я не могу.

– Что?

Я уставился на него, пытаясь разгадать, что он имеет в виду, какие у него могут зародиться сомнения, от какого препятствия нам придется избавиться. И я осознал, что за жуткая перемена наползла на его узкое лицо: вся его гладкость исчезла, оно выражало неподдельную печаль. Я снова осознал, что вижу его глазами смертного. Его зеленые глаза подернулись красной пеленой. Все его тело, на вид такое твердое и сильное, затряслось.

– Я не могу, Лестат, – повторил он, вкладывая в эти слова всю душу. – Я не могу тебе помочь!

– Во имя Бога, что ты несешь? – спросил я. – Я тебя создал. Сегодня ночью ты жив только благодаря мне! Ты меня любишь, ты сам это говорил, именно такими словами. Конечно, ты мне поможешь.

Я помчался к нему, хлопнул руками по столу и заглянул ему в лицо.

– Луи, отвечай! Что значит – не можешь?

– О, я не виню тебя за то, что ты сделал. Не виню. Но как ты не понимаешь, что произошло? Лестат, у тебя получилось! Ты переродился, стал смертным человеком.

– Луи, сейчас не время впадать в сантименты по поводу этого превращения. Не бросай мне мои же собственные слова! Я ошибался.

– Нет. Ты не ошибался.

– Что ты пытаешься мне сказать? Луи, мы зря теряем время. Мне нужно идти искать это чудовище! Он забрал мое тело.

– Лестат, с ним разберутся остальные. Может быть, уже разобрались.

– Уже разобрались! В каком смысле – уже разобрались?

– Ты думаешь, они не знают, что произошло? – Он был глубоко потрясен, и в то же время сердит. По мере того как он говорил, в его лице то проступали, то исчезали человеческие черты. – Как могло произойти подобное событие, чтобы они не узнали? – спросил он, словно моля меня о понимании. – Ты говоришь об этом Раглане Джеймсе как о каком‑то колдуне. Но ни один колдун не сможет полностью скрыться от могущественных созданий, подобных Маарет и ее сестре, подобных Хайману, Мариусу или даже Арману. И что за неловкий колдун – он убивает твоего смертного агента таким кровавым, жестоким способом. – Он покачал головой и неожиданно прижал руки к губам. – Лестат, они все знают! Не могут не знать. Вполне возможно, что тело твое уже уничтожено.

– Они бы так не поступили.

– Почему нет? Ты отдал этому демону разрушительную машину...

– Но он не умел ей пользоваться! Всего тридцать шесть часов по смертным меркам! Луи, как бы то ни было, ты должен дать мне кровь. Оставь свои лекции на потом. Соверши Обряд Тьмы, а я уж найду ответы на все зги вопросы. Мы зря теряем драгоценные минуты и часы.

Характеристики

Список файлов книги