Irvin_Uelsh_Porno (522865), страница 49

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 49)

Диана довольна тем, как идут дела.

— Я очень тебе благодарна, что ты свела меня с этими девушками, Никки. Теперь у меня достаточно материала для статистически репрезентативной группы, что придает моим тестам что‑то вроде научной достоверности.

Она умная девушка и знает, что ей нужно. Иногда я ей завидую.

— Ты будешь править миром, детка, — говорю я ей. Иду на кухню, наполняю лейку водой и ставлю кассету Полли Харви. Потом поливаю цветы, которые малость подвяли.

В гостиной звонит мой мобильный, и я кричу Диане, чтобы она подошла. Я слышу, как она говорит:

— Извините, по‑моему, вы перепутали. Я Диана, мы с Никки вместе снимаем квартиру.

Она передает мне трубку — и это Алан. Он такой весь из себя отчаявшийся, что даже не смог различить английский и эдинбургский акцент. Я думаю про него, как он там работает у себя в банке, ждет свои премиальные золотые часы.

— Никки… мне нужно снова тебя увидеть… нам нужно поговорить, — хнычет он, а г. в это время иду к себе в комнату. Бедняжка Алан. Мудрость юности в сочетании с двигательной энергией пожилого возраста. Банковская комбинация, но не принимаемая к зачету. Не для него в любом случае.

Им всегда нужно поговорить.

— Никки? — Он уже умоляет.

— Алан, — говорю я с нажимом, как бы подчеркивая, что — да, я еще здесь, но возможно, совсем ненадолго, если он не перестанет попусту тратить мое время.

— Я тут много думал… — говорит он настойчиво.

— Обо мне? О нас?

— Да, конечно. О том, что ты сказала…

Я не могу вспомнить, что я такого сказала. Какое глупое обещание я ему дала. Мне от него кое‑что нужно, причем прямо сейчас.

— Слушай, что на тебе надето, боксерские трусы или плавки?

— Что ты имеешь в виду? — поскуливает он. — Что это за вопрос? Я на работе!

— А ты что, белье на работу не надеваешь?

— Да, но…

— А ты не хочешь узнать, что надето на мне? Долгая пауза в трубке, потом протяжное:

— Что‑о…

Я почти чувствую его горячее дыхание у себя над ухом. Бедняжка. Мужики, они все такие… суки. Вот оно, это слово. Они называют нас суками, но это только проекция, потому что они все знают, что это в точности то, что они собой представляют, это их природа: слюнявая, возбужденная, лишенная чувства собственного достоинства свора псов. Неудивительно, что собак называют лучшими друзьями человека.

— Это не сексуальное дамское белье, это выцветшие, застиранные хлопковые трусики с парочкой дырок и протершейся резинкой. Это все из‑за того, что я — бедная студентка. Я бедная, потому что ты не даешь мне распечатку с именами клиентов вашего филиала с номерами счетов. У меня нет их пин‑кодов, я не собираюсь никого обкрадывать. Я просто хочу передать эту информацию одной маркетинговой компании. Они платят мне пятьдесят центов за имя. А это уже пять сотен за тысячу имен.

— В нашем отделении более трех тысяч клиентов…

— Милый, это же пятнадцать сотен, я отдам все долги. И моя благодарность к тебе будет просто неизмеримой. Уж я придумаю, как тебя отблагодарить.

— Но если меня поймают… — Он медленно выдыхает. Постоянные мучения Алана опровергают всеобщее убеждение, что счастье — в неведении.

— Да никто тебя не поймает, — говорю я, — ведь ты такой предусмотрительный.

— Давай встретимся завтра, в шесть. Я принесу списки.

— Ты просто ангел. А сейчас я должна бежать, у меня жаркое на плите стоит. До завтра, милый!

Я отключаюсь и иду на кухню — к плите. Диана выглядывает из‑за горы своих книг на столе.

— Проблемы с мужчинами?

— Да никаких с ними проблем, с бедными маленькими пупсиками, — отвечаю я покровительственным тоном. — Ну, просто вообще никаких проблем. — Я качаю бедрами и глажу рукой промежность. — Власть влагалища безгранична.

— Да‑а, — говорит Диана, постукивая ручкой по зубам. — Это самое грустное, что я обнаружила в процессе своих исследований. Все эти девушки, с которыми я говорила, у них есть вся полнота этой власти — сисек, задницы и влагалища, — но они слишком задешево себя продают. Они фактически отдаются за так. Вот в чем трагедия жизни, девочка моя, — говорит она, как бы мне в предостережение.

Звонит городской телефон с автоответчиком, и я даже не сразу соображаю, кто это.

— Привет, Никки, мне Рэб дал твой номер. Я хотел извиниться за то, что вот так вот исчез вчера. Это было невежливо, да… просто так получилось… — И тут я понимаю, что это Марк Рентой, и беру трубку.

— Да ладно, Марк, не волнуйся. Забей. — Я давлюсь смехом, а Диана насмешливо смотрит на меня. — Мы вроде как догадались. Ты ведь упоминал это карри. Так какие у тебя планы?

— Прямо сейчас? Никаких. Парень, у которого я остановился, ушел гулять со своей девушкой, а я сижу и смотрю ящик.

— Весь такой одинокий?

— Ага. А ты что делаешь? Выпить не хочешь?

Я не уверена, что хочу, и я не уверена, что мне нравится Марк.

— Ну, у меня не то настроение, чтобы тащиться в паб, но ты можешь зайти к нам выпить стаканчик вина и покурить травки, если хочешь, — говорю я ему. Нет, он не мой тип, но он много знает о Саймоне, который точно мой тип.

Так что примерно через час Марк появляется у нас, и я удивлена, если не сказать ошарашена, тем, что, оказывается, они с Дианой знают друг друга, причем очень давно. Мир тесен, а Эдинбург — большая деревня. Так что мы посидели, курнули травки, и я все пыталась перевести разговор на Саймона, но очень скоро мне стало понятно, что Марк и Диана поглощены друг другом. Я чувствую себя совершенно лишней. В конце концов он предлагает пойти в «Беннетт» или в «Аи Би».

— Ага, давай, — говорит Диана. Это странно, она никогда так вот запросто не бросает работу, а ведь она собиралась сегодня вечером еще поработать со своей диссертацией.

— А мне что‑то не хочется никуда идти, — говорю я, смеясь. — Я думала, что ты тоже сегодня настроена поработать.

— Да никуда она не убежит, эта работы. — Диана улыбается, но зубы у нее стиснуты. Когда Марк отлучается в туалет, я корчу ей рожу.

— Что? — спрашивает она с бледной улыбкой.

Я изображаю руками рьяную еблю. Диана томно закатывает глаза, но при этом она ухмыляется. Он возвращается, и они уходят.

51. Афера № 18748

Рентой так и не сунулся в честный порт Лейт. В общем‑то его можно понять. Он даже не говорит, где остановился, хотя я знаю, что его родители сейчас живут где‑то за городом.

Никки рассказывает, что по квартире практически искры летали — между Рентоном и ее соседкой Дианой. Он явно нацеливался покататься на ней в тот же вечер. Я ничего не имею против нее, да и бывшие любовницы Рентона отнюдь не являют собой море лиц, как на январской распродаже на Принс‑стрит. Прикинь, он всегда старался держать своих девушек подальше от меня, может, боялся, что я их отобью. Рентой всегда имел склонность к серьезным и продолжительным отношениям, иногда даже совсем по‑дурацки болел любовью. Но что же это должна быть за женщина, чтобы пойти с этим рыжим?

Скрил свел меня еще с одной девчонкой, ее зовут Тина, с которой было меньше проблем, чем с первой, и я без особых хлопот получил список обладателей сезонных билетов. Она мне сказала, что втайне болеет за «Селтик». Вот что бывает, когда при найме на работу применяешь принцип равных возможностей.

Я сижу в пабе, весь из себя раздраженный, и презрительно наблюдаю за молодыми придурками у музыкального автомата. Этот Филипп что‑то губы свои раскатал, я видел, как он пару раз с Бегби о чем‑то шептался. Он точно думает, что он здесь самый крутой, но хотя бы когда он со мной разговаривает, то разговаривает уважительно, потому что он знает, что мы с Бегби как‑то завязаны.

Сейчас Филипп вовсю забавляется, насмехается над своим длинным напарником, дурачком Кертисом с нарушением речи, и других тоже подначивает насмехаться. Кертис у них — типа козел отпущения. Они выделываются перед девчонками, которые с ними, но ловить там нечего.

— Да он же пидор, мать его, — говорит он своим кретинам, и те дергают плечами, словно у них нервный тик такой. А я смотрю на все это убожество и думаю, что вот мы точно не были такими скучными и банальными в их возрасте.

— Н‑н‑нет! Я н‑н‑не п‑п‑пидор! — вопит бедняга Кертис и направляется в туалет.

Филипп видит, что я за ними наблюдаю. Он поворачивается к девочкам, а потом — снова ко мне.

— Может, он и не пидор, зато он девственник. У него еще никого не было. Ты бы дала ему, Кэндис, что ли, — говорит он какой‑то молоденькой шлюшке с лицом клинической идиотки.

— Иди ты в жопу, — отвечает ока, поглядывая на меня типа в смущении.

— Ах, девственность, — улыбаюсь я, — не спешите расстаться с ней, мальчики‑девочки. Большинство проблем в жизни возникает тогда, когда мы теряем невинность. — Но этим тупым идиотам ирония недоступна по определению.

Так, мне надо отлить. Встаю и иду в сортир, и этот пацан Кертис, он тоже там, да, он и вправду слегка тормознутый. На самом деле само его присутствие на этой планете противоречит заявлению анархистов о том, что хороших законов нет и не может быть; например, запрет на инцест — очень даже хороший закон, иначе таких вот, как Кертис, было бы значительно больше. Он как спитой чай, и он вроде сдружился с Уродом, что, в общем, и неудивительно. Ученик Бегби и одновременно ученик Урода, взращенный под моей собственной крышей, блядь. Похоже, этот ублюдок Филипп со товарищи все время мучают Кертиса — как я мучил Урода в школе, и на реке, и на Стрелках, и на железной дороге. Странно, но мне почему‑то становится стыдно, когда я вспоминаю об этом. Парень писает рядом со мной и оборачивается ко мне с идиотской улыбкой, весь такой нервный и скромный. Я небрежно опускаю взгляд и вижу это.

Вот это.

В жизни не видел такой здоровенной дуры; я про член, а не про жалкое к нему приложение.

Стало быть, я заканчиваю писать, смотрю пару секунд на свой собственный пенис, встряхиваю его, убираю обратно и застегиваю ширинку. Я не могу удержаться, чтобы не посмотреть, как он делает то же самое. У этого имбецила член больше, чем у меня; я, повторюсь, в жизни не видел такого большого члена. Какая прискорбная расточительность! Потом, уже направляясь к раковине, я небрежно спрашиваю у него:

— Ну и как у тебя дела, приятель; Кертис, да? Тебя ведь Кертис зовут?

Парень оборачивается и нервно смотрит на меня. Он подходит к раковине рядом со мной, весь чуть ли не в благоговейном страхе.

— Ага… — отвечает он. — Не п‑п‑плохо. — Глаза у него слезятся, и он моргает, а изо рта у него разит, как будто он сам себе отсосал свой немытый член — что в его случае вполне возможно, даже если спина не особенно гибкая, — и заглотил свою сперму, прогорклую из‑за дешевой выпивки и некачественной наркоты. У меня сразу же возникают ассоциации с передвижным биотуалетом, какие бывают на рейв‑вечеринках и на концертах, — который давно пора вычистить. Но я думаю о достоянии этого кренделя. За такое прощается многое, если не все.

— Ты ведь дружишь с Уродом, так? — говорю я и продолжаю, не дожидаясь ответа: — Урод — мой хороший приятель. Друг детства.

Этот пацан, Кертис, смотрит на меня, пытаясь решить, смеюсь я над ним или нет. Хотя если бы я и вправду над ним смеялся, вряд ли бы он в это въехал. Потом он говорит:

— Мне н‑н‑нравится Урод, — и с горечью добавляет: — Он единственный, кто не п‑п‑пытается насмехаться…

— Отличный парень… — киваю я, и из‑за его заикания вспоминаю старую антивоенную песенку: «Средний возраст солдат во Вьетнаме был девятна‑на‑на‑надцать».

— Он знает, что это такое, когда человек иногда смущается, — тихо так говорит этот мелкий придурок.

Приятель Урода. Боже, я представляю себе разговор этих двоих. «Иногда я чиста смущаюсь». — «Ага, та же хуйня». — «Ладно, забей, съешь лучше парочку таблов». — «Ага, ну давай».

Я сочувственно киваю ему, пока мою руки, и, Господи Боже, этот вонючий сортир уже давно нужно почистить. Мы нашим уборщикам за что платим? Чтобы они убирались. Нет, жизнь была бы слишком прямолинейна, слишком не по‑шотландски скроена, если бы люди делали то, для чего они, собственно, и предназначены. Вот этот скромный и робкий мальчик, для чего предназначен он?

— Если человек скромный, в этом нет ничего плохого. Все мы когда‑то такими были, — вру я, не краснея. Сую руки под сушилку. — Давай‑ка я тебя чем‑нибудь угощу, — улыбаюсь я, стряхивая капли воды.

Характеристики

Список файлов книги