Jizn_po_sluxam_odna (522851), страница 31
Текст из файла (страница 31)
В руках Семен держала какую‑то электронную игрушку, кажется, «геймбой». Будучи начертанным по‑английски, это слово имеет некую смысловую нагрузку, а по‑русски, да еще вслух, звучит несколько неприлично, да еще певица Семен все время ошибочно называет эту штуку «гомебой»!
– Вот и «гомебой» виснет, это не «гомебой», а говно какое‑то! – повторяла она плачущим голосом. – Кто это купил?! Я спрашиваю, кто это купил?!
Так как возле нее никого не было, кроме замученного отдувающегося толстяка неопределенного возраста, ему и приходилось брать на себя ответственность за все преступления человечества, совершенные против певицы Семен.
– Девочка моя, ты не волнуйся, это водитель купил, а он дебил, как все водители, вот и получилось!..
– Да‑а, у него получилось, а у меня настроение плохое перед самым концертом! Тебе же петь не надо, ты, недоделанный! – Тут Семен задрала ножку и ввинтила острый каблучок толстяку в задницу. Толстяк засмеялся тоскливым смехом, и Семен тоже засмеялась – веселым. Видимо, это была такая шутка и над ней нужно было смеяться.
Норковая шубейка у певицы задралась, так низко Семен съехала в креслице. Загорелое подтянутое плотное пузцо с проколотым пупочком слегка оголилось. В пупочке болталась висюлечка.
Владика немедленно затошнило.
Нет, он знал, конечно, что проколотые пупки – это о‑очень, о‑очень сексуально! И, кажется, Дженнифер Лопес, или Бритни Спирс, или Пэрис Хилтон, или все три вместе прокололи себе не только пупки, но и еще какие‑то части тела, и Джастин Тимберлейк, Энрике Иглесиас и Себастьян Леб пришли от этого в полный восторг и в ответ немедленно сделали себе татуировки на каких‑то вовсе неподходящих частях, но Владик Щербатов ничего не мог с собой поделать. Его тошнило, и все тут!..
– Ну когда, когда мы уже поедем! Вот опоздаем на репетицию, будешь тогда знать!
– Репетиция у нас завтра, радость моя. – Толстяк обмахивался какой‑то газетой, редкие волосы прилипли ко лбу. – А сейчас мы приедем в отельчик, ты ляжешь в кроватку, будешь спатьки, и так до самого утречка! И утречком красивенькая, отдохнувшая…
– Да, отдохнувшая! «Гомебой» виснет, за мной никто не едет, и вообще, хватит! Я улетаю в Москву! Сколько это будет продолжаться?!
– Здрасте, – сказал Владик Щербатов, решив, что тянуть больше нет смысла. – Я за вами. Поедем?..
…Вот день какой поганый, а?.. Бывает же такое!
– Ну, наконец‑то! Мы вас заждались, молодой человек! Семен устала, замерзла, завтра у нее ответственнейший концерт. А вы все никак, все никак…
– Это не ко мне, – пробормотал Владик, подхватывая чемодан. – Это все к нашей Елене Николавне. Она меня как отправила, так я сразу и приехал!
– Ну, с Еленой Николаевной я разберусь, это уж будьте уверены! Просто моя подопечная согласилась спеть только из уважения к Никасу и его продюсеру… – Толстяк поспешал за Владиком, который уходил большими шагами в сторону раздвижных дверей, и все говорил, говорил безостановочно. Певица Семен, не торопясь, шла за ними.
Она была «начинающая», и мало кто знал ее в лицо, кроме того, на эстраде слишком много одинаково прекрасных лиц, одинаково белокурых волос и одинаково жидких голосишек, чтобы с первого взгляда отличать их друг от друга, поэтому певицу Семен узнавали мало, но все равно останавливались, чтобы поглазеть на такое чудесное чудо.
Конечно, темные очки, закрывавшие три четверти лица – от ухоженного лобика до надутого силиконового ротика. Осенним вечером в тускло освещенном Пулкове очки эти были как нельзя кстати. Потом, разумеется, леопардовые ботфорты, доходящие почти до груди, и венчающее их произведение пластической хирургии, в волнах и всплесках дорогого белья и стразов – куда ж без них?! Белая шубейка решительно не могла сдержать напора пластической хирургии и все время расходилась на рельефных полусферах так, чтобы полусферы эти были хорошо видны со всех сторон. Белые разметавшиеся волосы, достигавшие до середины спины, были обрызганы чем‑то специальным и сверкали и переливались каждый раз, когда певица Семен встряхивала головой.
Кто ж пропустит такую красоту?!.
– Господи, они все на меня пялятся! – бормотала себе под нос «начинающая» Семен, время от времени всверкивала «улыбкой звезды» и вновь потупляла глаза – именно так, должно быть, улыбались Пэрис Хилтон или Бритни Спирс и именно так потупляли глаза!..
Толстяк успевал ловить эти ее бормотания и в ответ начинал негромко бубнить, что конечно же пялятся, а что ты хотела, ты звезда, для них и поешь, вот для этих самых, которые сейчас не могут от тебя глаз оторвать!..
Владик точно знал, что глаз не могут оторвать не потому, что звезда, а потому что чучело огородное и диво дивное, но помалкивал, конечно!
Вновь повторилась утренняя процедура с посадкой в «Мерседес» – для того чтобы пустили на пандус к самим раздвижным дверям, снова потребовалось несметное количество денег и телефонных звонков, – и наконец поехали! Краем глаза Владик успел заметить давешнюю бледную барышню с логотипом Пятого канала. Теперь она мерзла на улице, и вид у нее стал еще чуть более унылый и несчастный, но Владик обрадовался ей, словно старой знакомой. Как будто привет получил из «нормального» мира, в котором люди не носят леопардовых ботфортов, силиконовых грудей и волосы у них не состоят из бриллиантовой крошки!..
Певица Семен на заднем сиденье некоторое время развлекалась со своим «гомебоем», потом швырнула его на пол, завозилась, улеглась и пристроила свои необыкновенные ноги так, что каблуки ботфортов оказались у Владика на подголовнике.
Да что ты будешь делать‑то, а?..
– А вы из Питера? – спросила Семен светским тоном и пошевелила носком ботфорта почти у самого Владикова уха. – Я так люблю этот город! Вон Рустам устраивал концерт на Дворцовой, там все были, и я тоже пела! Это ж надо быть такой красоте, хотя холодрысть была ужасная! Особенно мне речка понравилась, мы потом на пароходике катались! Ой, так смешно было, помнишь, Аркаш?
Толстяк что‑то хрюкнул, а Семен продолжала вспоминать приятное:
– Этот дурачок Кира напился и чуть за борт не упал, мы его все держали! И Машка с Иркой нажрались, их все время тошнило, а сортира‑то нету! Так Машку прямо в рубке у капитана и… того!.. Ой, мы так смеялись!
Владик посмотрел на нее в зеркало. Семен полулежала на заднем сиденье. В одной руке у нее была сигарета, а в другой – темные очки, которые она сняла с хорошенького носика.
Интересно, а носик тоже силиконовый? Или из чего делают носы?..
– А я, такая, стою, а ко мне подходит Игорь Владимирович и говорит: «Девушка, разрешите с вами познакомиться? Вы кто?» – Тут она засмеялась радостно. – А я ему такая: «Вы что, меня не узнаете, Игорь Владимирович?» А он такой: «Не‑ет!» А я ему: «Так это же я, Семен!» – И она захохотала от удовольствия. – А потом ко мне подходит Наташка и говорит: «Ну чего, закадрила самого крутого мужика?» А я ей такая говорю, что это не я его закадрила, а он ко мне сам подвалил и не узнал даже, а он такой…
На какое‑то время Владик выключился из прослушивания истории о том, как певица Семен любит город на Неве, а когда включился, оказалось, что она опять обращается к нему:
– Так вы из Питера?
– Я из Козельска.
– Отку‑уда?!
– Из Козельска, – повторил Владик внятно.
Почему Козельск? Должно быть, из‑за костюмерши Наташки и еще из‑за того, что она печалилась, что этот самый Козельск не остался в Литве.
Владик в данный момент тоже печалился, что никак не может оказаться в Литве!..
– Это где ж такое? – подал голос Аркадий. – В смысле Козельск?
– В Астраханской области, – не моргнув глазом сообщил Владик. – В раскатной части Волги. Почти на Каспии.
– Волга впадает в Каспийское море, – похвасталась Семен.
– Я там бывал, на Каспии, – поддержал ее Аркадий. – Я тогда директором картины был. Мы там этот самый снимали… триллер с элементами ужасов!.. А Лесик Гедеоновский главную роль играл. Вот мужик, ни дня не просыхал! А какой актер!
И разговор пошел самый интересный – кто пьет, кто «на коксе», кто колется, а кто уж бросил, потому что чуть концы не отдал, еле‑еле в Швейцарии откачали!..
Владик ехал по вечернему Питеру и думал: как там девица с Пятого канала, встретила свою звезду? И какая она, та звезда? Такая же, как эта, которую везет Владик, или, может, какая‑то другая?..
И еще он думал про Хелен – как она утром с ним разговаривала! По‑человечески она разговаривала с ним, словно нормальная женщина, да еще сын у нее, и на рыбалку ей хочется с ним поехать, вот дела‑то!..
На рыбалку ей хочется, а ведет себя целый день, как самая распоследняя из стерв!..
А сына‑то в больницу положили? Или обошлось?
Возле небольшой новой гостиницы в центре, где квартировались костюмеры, гримеры и еще какие‑то сомнительные личности из подпевки Никаса, Владик певицу Семен высадил.
До «Англии» она еще явно не доросла. Вот еще парочка Игорей Владимировичей, а может, Степанов Петровичей, и будет ей «Гранд Отель», Лувр и шампанское «Кристалл», а пока что – вместе с гримерами и костюмерами.
Владик так устал от этого невозможного дня, что даже не стал дожидаться «поселения» – просто втащил чемодан в тесный холл, пробормотал, что у него срочное дело, и уехал. Сил не было никаких.
Однако в «Англии» выяснилось, что беспокойный день еще не кончился. Владика окликнули, как только он вошел в вестибюль:
– Господин Щербатов!
Владик подошел к конторке.
– Вас просила позвонить госпожа Хелен Барно, – сказала девушка‑портье особым, «понимающим» тоном.
Владик очень выразительно закатил глаза, и она засмеялась.
– А может, вы меня не видели? Ну, я не приходил, и все тут?
Девушка неуверенно пожала плечами. Владик ей нравился, но эта самая Хелен Барно звонила несколько раз и даже приходила, казалась очень взволнованной и просила, чтобы господину Щербатову непременно передали, что его ищут и он срочно нужен!..
Все это она и изложила Владику. Он бы, пожалуй, продолжал с ней заигрывать – девушка была хорошенькая, если бы твердая рука не легла ему на плечо.
Владик обернулся.
– Где вас носило так долго? – ледяным тоном спросила Хелен. Девушка улыбнулась дежурной улыбкой и поспешно отошла к каким‑то иностранцам, давно и безуспешно пытавшимся привлечь ее внимание. – Что, черт возьми, происходит? Вы что, в Москву ездили?!
– В Пулково я ездил, Елена Николавна, – отрапортовал Владик голосом бравого солдата Швейка. – Куда вы меня посылаете, туда я и еду! А куда не посылаете, туда, стало быть, не еду!..
– Идите за мной.
Именно таким порядком – она впереди, а он за ней, чуть поотстав, – они проследовали к центральному лифту.
Пианист играл «Караван», свечи горели, отражались в мраморных полах и зеркалах, слегка подернутых патиной, торшеры давали уютный свет, пахло кофе и сигарным дымом.
Не жизнь, а рай.
– Елена Николавна, а куда мы едем?
– Он пропал, – сказала Хелен ужасным шепотом, как только они вошли в лифт. Двери тренькнули и сомкнулись, лифт плавно поехал.
Почему‑то Владик подумал, что пропал ее сын. Ну, тот самый, который заболел в Москве.
– Что такое с вашим сыном?!
У нее изменилось лицо.
– С Димкой?! С ним… ничего, с ним все более или менее… А почему вы спросили?!
– А кто пропал?
– О господи! Вы меня напугали! Диму посмотрел врач в этой вашей больнице. Сказал, что ничего страшного, просто такая сильная инфекция, она называется аденовирусная! И анализы взяли, и рентген сделали, все как надо, так что… – Тут Хелен собралась с силами, Владик своими глазами видел, как она собирается, как старательно складывает губы, чтобы сказать то, что должна сказать: – Спасибо вам большое, Владислав. И этому вашему доктору Долгову спасибо тоже.
– Пожалуйста. А кто пропал, Елена Николаевна?!
Лифт остановился.
– Никас, – одними губами выговорила Хелен. – Я пришла к нему час назад, мы так договаривались, что я зайду, чтобы обсудить завтрашний день и забрать открытки. Он должен был сегодня подписать их для фанатов!..
– Это мне известно, – язвительно сообщил Владик, который проваландался с этими открытками полдня. Хелен не обратила на его язвительность никакого внимания.
– Я зашла, а его нет. И я не знаю, где он, понимаете?! Он не собирался никуда ехать! И его лимузин на месте, и он не вызывал шофера!
Теперь они стояли посередине обширного холла на шестом этаже. В холл выходило несколько номеров – все люксы, – и самый большой и роскошный, носивший имя «Рахманинов», занимал Никас.
…Кому это в голову пришло называть номера в отелях именами великих людей?! А где ты живешь? Я живу в «Пикассо»! Или так: я живу в «Чайковском»! Звучит как‑то странно и вообще… не слишком прилично.
Снизу слабо доносились звуки рояля. Пианист от джаза перешел – ясное дело! – к русским романсам.
Так взгляни ж на меня хоть один только раз, ярче майского дня чудный блеск твоих гла‑а‑аз!..
– Так, – сказал Владик, не слишком понимая, почему директрису обуял такой ужас. – И что тут такого? Может, он на свидание пошел? У него здесь девушка, может!
– Не валяйте вы дурака, Владислав! – шепотом прикрикнула Хелен. – Какая девушка?! Завтра концерт, утром придет косметолог. Потом мы сразу уедем! Никас никуда сегодня не собирался! И вообще он никуда не ездит, не предупредив меня!
– Он не открыл вам дверь?
– У меня есть ключ от люкса. У меня всегда есть ключ, на всякий случай, если вдруг ему что‑нибудь понадобится. Он меня может вызвать среди ночи, и я приду и решу все его проблемы!
Это прозвучало двусмысленно, и Владик немедленно этим воспользовался:
– А что, Елена Николавна, вы решаете любые проблемы, которые… того… возникают среди ночи?