Shoping_V_Vozdushnom_Zamke (522850), страница 11
Текст из файла (страница 11)
– Слышь, теть Кать, – оживилась Татьяна, – а не та ли это пенсионерка, что у Майки дом сняла?
– Точно! – хлопнула себя по лбу Катерина. – Шебутная бабушка, прямо коза!
– Обвесится бусами, – захихикала Таня, – губной помадой намажется – яркой, вырви‑глаз! – и ну по деревне гулять. Один раз Гришка Малой ее чуть было на своем трейлере не сшиб. Он тогда пошел к Майке и вломил ей по первое число. И правильно, нанялась за деньги за бабкой приглядывать, так смотри! Вот сбил бы старуху – и каюк!
– Бабку жаль, – отрезала Катерина, – но Гришу жальче. У него пятеро детей, куда их девать, если отца на зону за наезд упекут!
– Майка вообще безответственная, – возмущенно сказала Татьяна. – Она у нас в тетрадке записана – в долгах по маковку! Ты, тетя Катя, слишком добрая. Если она не заплатит, кому расход нести? Зачем ей хорошие консервы отпускаешь? В понедельник ты Майе лосося дала, а ей деликатесная рыба не по карману!
– Не злись, – отмахнулась Катерина, – жаль мне Майку, баба не пришей кобыле хвост.
– Сама виновата! – повысила голос Таня. – Пить меньше надо!
– У ней сын умер, – вздохнула Катерина.
– Где дом Майи? – Я попыталась остановить пустой спор.
– Дом? – фыркнула Таня. – Сарай!
– Езжайте до знака «кирпич», – пояснила Катерина, – там налево сверните и по проселку. Последняя изба за водокачкой.
– Вы только ей денег не давайте, – напутствовала Татьяна, – мигом пропьет.
Домик, в котором, предположительно, жила до отправки в больницу Пелагея Андреевна, выглядел крайне убого. Покосившаяся на один бок хатка с грязными окошками, давно не крашенными стенами и рамами, с крышей, покрытой позеленевшим от времени толем. Даже на простой, давно уже никем не используемый шифер у хозяйки денег не хватило.
– Есть тут кто? – закричала я, входя в захламленный двор.
Наверное, владелица фазенды бродит по близрасположенным помойкам и собирает там всякий хлам – около крыльца валяются ржавые ведра, помятый чайник, тряпки, бутылки, эмалированный бидон, рваные газеты. Единственное, чего нет в куче, – так это пищевых отбросов. Похоже, еда здесь уничтожается без остатка.
– Есть здесь кто‑нибудь? – повторила я, опасливо поглядывая на полуразвалившееся крыльцо. Не хотелось бы сломать ногу, наступив на прогнившую доску.
Снизу послышался тихий всхлип, от неожиданности я подпрыгнула и тут же успокоилась. Из‑под груды барахла выползла маленькая серо‑черная собачка, похоже, помесь болонки с терьером. Увидав меня, она упала на живот и вжалась в землю.
– Не бойся, – тихо сказала я, присела и погладила всклокоченную шерстку.
Сердце пронзила жалость. Ну чем несчастное создание провинилось перед небесами? За что оно живет в грязи и голоде? Пальцы нащупали выпирающий позвоночник и ребра животного. А еще у собаки явно отит, потому что песик заплакал, когда я случайно задела одно ушко.
– Дай посмотрю, что у тебя там, – попросила я и аккуратно подняла свалявшуюся шерстку.
Так и есть, внутри ушной раковины полно черных катышков, наружу вытекает гной – у несчастной псинки запущенное воспаление. С бедой можно справиться, нужны промывание, капли, мазь и, вероятно, уколы антибиотика. Если сейчас начать лечение, через пару недель собачка забудет о боли, но, похоже, бедняжка никому не нужна. Однако она не беспризорная – на худой шейке застегнут слишком широкий для столь маленького существа кожаный ошейник.
– У меня в машине есть набор лекарств, – протянула я, поглаживая трясущееся тельце, – если ты никуда не уйдешь, принесу медикаменты и попытаюсь хоть что‑нибудь сделать. Хотя бы промою ушки перекисью. Или поискать здесь аптеку?
– Какого хрена? – заорали изнутри избы.
Я подняла голову. Псинка, повизгивая, попыталась уползти, из распахнувшегося окна на нас смотрела тетка неопределенного возраста. Одутловатое лицо, опухшие глаза, багровая кожа на щеках и носу без слов говорили об излюбленном занятии «красавицы» – беспробудном пьянстве.
Глава 9
– Че приперлась? – завизжала хозяйка. – Спереть имущество хочешь?
– Мне не нужны ржавые ведра, – возмутилась я. – Вы Майя?
– Допустим, – сбавила тон женщина. – А ты кто?
– Суворова Пелагея Андреевна здесь живет?
– Это моя изба! Личная! Собственная!
– Замечательно. Но мне известно, что здесь должна проживать Пелагея Андреевна!
– Она уехала, – вдруг вполне мирно заявила алкоголичка.
– Суворова в больнице, – показала я свою осведомленность.
– Раз знаешь, чего лезешь? Ты ваще кто?
– Меня зовут Лампа.
– А меня утюгом кличут, – заржала Майя.
Подавив накатившее раздражение, я постаралась сохранить вежливость.
– Я и не думала шутить. Имя такое есть – Евлампия, сокращенно Лампа.
– И че тебе надо?
Я вынула кошелек.
– Денег хотите?
– И че делать?
– Просто поговорите со мной.
– Заходь!
– Ступеньки не развалятся? – на всякий случай поинтересовалась я.
– Они крепкие, – ухмыльнулась Майя, в предвкушении мзды пьянчужка стала приветливой, – лезь, не боись!
Я вскарабкалась к двери, толкнула ее и очутилась в... не хватает слов, чтобы описать интерьер. Загаженная, замусоренная, похожая на общественный сортир московского вокзала комната. Но туалеты в столице, став платными, приобрели вполне приличный вид...
– Садись, – кивнула Майя на табуретку.
– Спасибо, я лучше постою, – стараясь не дышать, выдавила я. – Не хотите на воздухе побеседовать?
– Тама дождь собирается!
– Пока не капает, лучше выйти, – прошептала я. – Извините, я могу упасть в обморок.
– Больная, что ли? – надулась Майя.
– Нет, просто не выношу духоты, – соврала я.
– Хрен с тобой, – проявила человеколюбие хозяйка.
Мы выбрались на двор, я с удовольствием втянула носом свежий деревенский воздух и спросила у Майи:
– Как к вам попала Суворова?
– Ее на лето привезли, – без агрессии ответила хозяйка, – дачку сняли.
– У вас? – поразилась я.
– А че?
И как отреагировать на ее вопрос? Сказать честно: «Только сумасшедший мог устроиться на летний отдых в помойке»?
Решив воздержаться от комментариев, я задала следующий вопрос:
– А кто доставил Пелагею Андреевну?
Майя собрала лоб морщинками.
– Э... э... Марь Иванна!
– Мария Ивановна?
– Точно.
– А фамилию назовете?
– Вострикова.
Я несказанно обрадовалась этим сведениям.
– Вострикова Мария Ивановна? Замечательно.
– Нет, – возразила Майя, – Вострикова – это я. А Марь Иванна – она просто Марь Иванна.
Радость сменило уныние, но потом я воспряла духом.
– Наверное, дама оставила номер телефона...
– Чей?
– Свой.
– Кому?
– Вам.
– За фигом?
Я постаралась не нервничать. Спокойно, Лампа, Майя не слишком сообразительна, с ней нужно беседовать как с неразумным ребенком, она давно пропила ум...
– Мария Ивановна, вероятно, беспокоится о родственнице, Суворова в преклонных годах, могла заболеть, что, собственно, и случилось.
– Нету телефона, – тупо пробормотала Майя. – И откуда мне тренькать? В избе аппарата нет, а на переносной, без проводов который, большие деньги требуются. А где мне их раздобыть?
Аргументация показалась мне убедительной, но возникли новые вопросы.
– Каким образом Пелагея Андреевна очутилась в платной больнице?
– Не знаю.
– Вы звонили в «Скорую»?
– Не знаю.
– Майя!
– А?
– Хотите денег?
– Очень! – алчно воскликнула пьянчужка.
– Но я так просто и копейки не дам. Попытайтесь вспомнить подробности.
– Об чем?
– О болезни Суворовой! Когда Пелагее Андреевне стало плохо, вы обратились к врачу?
– Не знаю, – заморгала Майя.
– Черт возьми, хватит прикидываться! – топнула я ногой. – Видите тысячу рублей?
– Да, – прошептала пьяница.
– Она ваша. Как только расскажете в деталях про Суворову!
Майя опустилась на траву.
– Ее Марь Иванна привела, сказала: «Ко мне бывшая невестка приехала, комната нужна, а у тебя летний домик пустует».
Я сходила к расположенной у забора поленнице, взяла небольшой чурбачок, принесла его туда, где сидела Майя, устроилась на нем и попыталась вникнуть в суть дела.
Майя любит приложиться к бутылке, она алкоголичка, регулярно уходящая в запой. Пока был жив ее сын, он держал мать в ежовых рукавицах, вел хозяйство: огород, скотина – все было на плечах работящего Димы. Дмитрий поставил в дальнем конце участка, прямо у леса, небольшой летний домик, состоявший из комнаты, веранды и крохотной кухоньки. Парень сдавал его москвичам, желавшим вырваться на лето из душной Москвы. Правда, много прибыли сарайчик принести не успел – Дмитрия забрали в армию, и он погиб при невыясненных обстоятельствах.
Лишившись единственного сына, Майя получила постоянный повод для пьянства. У местных кумушек вначале языки не поворачивались осуждать мать, потерявшую ребенка. Майю подкармливали, давали ей обноски. Но время шло, и отношение к бабе менялось. Через пару лет алкоголичку перестали жалеть.
– Жрать хочешь – сажай картошку, огурцы, капусту, – говорили соседи, когда Майя возникала на пороге с протянутой рукой. – У нас тоже жизнь не сладкая, но ведь не попрошайничаем!
В конце концов пьяница задолжала всем и окончательно опустилась. Несколько раз Майя делала попытку подняться и даже вывешивала у магазина и на станции объявление «Сдается дача, недорого». Но люди, хотевшие спокойного отдыха, мигом убегали прочь, увидев хозяйку. Никто даже не заглянул в летний домик, кстати, достаточно приличный. Сама Майя туда не ходила.
Не так давно к ней заявилась соседка Мария Ивановна, жена дальнобойщика Игоря, и сказала:
– Помнишь, сколько ты мне должна?
– Отдам, – пообещала Майя.
– С каких шишей? – засмеялась Мария Ивановна.
– Заработаю и верну, – буркнула пьяница.
– Мало надежды, – соседка трезво оценила свои шансы на получение денег. – Но ты можешь отработать долг.
– Плохо себя чувствую, голова болит, – закряхтела Майя.
– Особых усилий не понадобится, – сказала Мария Ивановна. – Я сдала свою пристройку на лето хорошим людям, они бабушку к нам привезли. Оплатили и дом, и еду, и уход. Да только мне на голову свалилась Лариса, бывшая невестка, с внуком. Вон их никак не выгнать, а в одном доме жить не можем, вторая жена Кости первую на дух не переносит. Вот я и придумала: ты пустишь бабку в летний домик, а мы тебе долг простим.
– Больно жирно получается! – возмутилась Майя. – Мне, значит, за старухой следить? И на какие шиши я ее кормить буду?
– Только жилье предоставишь, – успокоила пьяницу Мария Ивановна, – остальное наша забота.
– Тогда ладно, – согласилась Майя.
Костик, сын соседки, привел домик в порядок, притащил туда мебель, повесил занавески, наладил телеантенну. Пелагея Андреевна оказалась вполне милой старушкой, и Майя живо поняла свою выгоду. Один раз она предложила Суворовой погулять по деревне, подвела ее к магазину, посадила во дворе и, зайдя в сельпо, сказала продавщице Кате:
– Отпусти консервов в долг, у меня дом сняли, вон москвичка на лавке кукует. Она со мной через пару дней расплатится, я тебе деньги принесу.
Екатерина, несмотря на то что хорошо знала Майю, поверила пьянице. А та разжилась у местной самогонщицы бутылкой первача и ушла в загул.
Как долго длился запой, Майя сказать не могла, календаря у нее нет, на работу она не ходит, поэтому способна определить лишь время года – лето. Очнувшись, Майя стала искать денег на опохмел и первым делом отправилась к Пелагее Андреевне, но той на месте не оказалось...
– Ушла, – бормотала сейчас Майя, – и собаку свою придурковатую бросила. Никак не уходит! Вчерась я швырнула в нее топор, да не попала. Хотела прибить суку – не получилось.
– Пелагея Андреевна пропала, оставив пса? – уточнила я.
– Ага, – кивнула Майя, – мне самой жрать нечего, а тут эта дрянь. Имя у нее дурацкое – Плюшка. Тьфу! Зачем пса заводить, да еще такого? Один расход. Слушай, может, поймаешь уродину?
– Зачем? – бдительно спросила я. – И потом, Плюшка никуда не убегает. Я только что ее гладила.
– Это она тебе далась, а от меня бежит, – возмутилась Майя. – Поймай, а? Я ее в ведре утоплю. Ходит по двору как у себя дома... Не люблю собак! Одни блохи от них!
Я прижала руки к груди. Много лет назад мой папа сказал маме, оперной певице:
– Солнышко, ребенка надо отвести в спортивную секцию самбо.
– Ты с ума сошел, Андрей! – возмутилась мамуля. – Еще предложи малышку в бокс отдать! У нас девочка, ты не забыл?
– Женщина должна владеть навыками рукопашного боя, – не успокаивался отец, – чтобы постоять за себя.
– Отвратительно, – заявила мама, и меня отправили в музыкальную школу.