Doncova_D._Goryachaya_Lyubov_Snegovika (522845), страница 23

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 23)

– Отвратительно. Постой! – воскликнул Леня. – За столом было всего две блондинки, ты и Ольга. Ты же не уводила чужого мужа?

– Нет. Думаю, песня посвящалась убитой Оле, – ответила я, – Галя не могла песню заказать?

– С ума сошла? – возмутился Мартынов. – Галка интеллигентный человек, она такую дрянь не слушает. И с какой стати ей портить настроение Ольге? Они впервые за столом увиделись.

– В зале ресторана было полно народа.

– И что?

– Ничего. Звони, если понадоблюсь, и передавай Галке привет, вдруг она тебе из Индии звякнет, – я быстро закончила разговор.

Повесив трубку, я провела несколько минут в раздумьях. Иногда, чтобы отыскать ответ на вопрос, надо вернуться к началу тропинки и пройти ее заново, обращая внимание на все маленькие, подчас даже крохотные камешки. Что было странного в тот вечер?

А ничего! Мы спокойно закусили, и практически никто, кроме Евгения, много не пил. То, что Растов наклюкается, было очевидно, и когда он упал лицом в тарелку, я совершенно не удивилась. Вот песня меня поразила. И кто же заплатил оркестру? Леня с Галкой этого идиотского поступка не совершали, Ника с Верой были искренне удивлены услышанным, Женя в тот момент уже сладко храпел. Потом Калинина устроила истерику и убежала. Оля воспользовалась предоставившимся шансом заполучить мужика и попросила меня довезти Женю до ее дома. Сильно сомневаюсь, что песня была адресована мне, а если учесть, каково пришлось ночью Оле, то становится понятно: кто‑то откровенно угрожал моей тезке. Но Оля попала в ресторан совершенно случайно, ее не было в списке гостей, следовательно, никто даже не предполагал, что она придет на ужин. Значит, кто‑то из присутствующих в ресторане узнал Ольгу и не сдержал нахлынувших чувств. Причем скорей всего заказчица женщина. Мужчины более просты, парень мог подойти и выяснить отношения, а тетка заплатила оркестрантам и с удовольствием смотрела на наши вытянувшиеся от изумления лица.

Я вскочила на ноги. Надо поехать в ресторан и поговорить с руководителем джаз‑банда. «Очаровательный» напев вряд ли часто просят исполнять, скорей всего музыканты смогут описать внешность дамочки, заказавшей «подарочек».

И я ринулась в прихожую. Но на бегу остановилась, сказав себе: «Спокойно, Вилка, не стоит кидаться вперед сломя голову. Сейчас утро, оркестранты наверняка отсыпаются, раньше восьми вечера они на работе не покажутся». Значит, мне нужно ехать в Подмосковье и еще раз поговорить с Ниной Таракановой, которая беззастенчиво наврала наивной писательнице с три короба.

И тут позвонил Плотников.

– Уже получил сведения из Насети? – обрадовалась я.

– Угу, – как‑то странно ответил Роман.

– Говори, – занервничала я.

– Ерунда получается. В городе на самом деле проживала семья Таракановых. Олег Ефремович, его сестра Нина Ефремовна, жена Светлана Петровна Иванова и крохотная девочка Виола.

– Так… – протянула я. – И что дальше?

– Таракановы не отличались примерным поведением, пили горькую, жили в собственной избушке на краю Насети. Они потомственные алкоголики, родители брата и сестры зашибали, дети пошли по их стопам. Светлана Иванова имела те же привычки. Виола родилась совсем больной, всю беременность будущая мамахен бухала по‑черному. Странно, что девочка дожила почти до двух лет. Ее никто не лечил, и Виола Тараканова умерла.

Я вздрогнула. Очень неприятно слышать подобное известие, мне всегда казалось, что тезки вроде как родственники.

– Дальше больше, – продолжал Плотников. – Родственники сочли поминки достойным предлогом для очередной попойки – и нажрались в дым. Что там у них случилось, никто не знает, вспыхнул пожар, в огне погибли Олег, Нина и Светлана. Хоронили их за госсчет в общей могиле, о чем есть запись в соответствующей книге. Но я сделал запрос по семье Таракановых и выяснил, что через два месяца после гибели все четверо приехали в городок Канск и жили там год. Затем перебрались в Михайлово, сменили еще несколько мест жительства, а потом Нина приобрела дом в подмосковном Клязине, Олегу же от работы дали комнату в столичной коммуналке, куда он въехал с Виолой и Светланой.

– Здорово, – только и смогла сказать я.

До Клязина я докатила быстро, вошла в магазин и увидела за прилавком Анжелу.

– Ой, здрассти, хорошо, что вы зашли! – Девушка приветствовала меня, как старую знакомую.

– Где ваша заведующая? – забыв поздороваться, спросила я.

– Тетя Нина? – задала глупый вопрос продавщица.

– Да, – стараясь быть приветливой, подтвердила я.

– Заболела. Сердце у ней схватило, с утра не пришла, – зачастила Анжела, – в одиннадцать позвонила, велела детские новогодние подарки в витрину выставить и…

– Где она живет? – гаркнула я.

– Тетя Нина?

– Да!

– По улочке вниз, последний дом. Избушка зеленая, ставни красные, веранда кирпичная пристроена, – объяснила Анжела. – Только ее там нет.

– Куда же она подевалась?

– На автобусе в райцентр в поликлинику поспешила, решила кардиограмму сделать – вдруг инфаркт. Раньше восьми вечера назад не приедет.

– Кардиограмма не долгая процедура, – сказала я.

– Верно. Но автобус, если не сломается, только в двадцать ноль‑ноль в Клязино прибудет, – объяснила Анжела, – других рейсов нет.

– Может, на попутку сядет?

– Кто? Тетя Нина?

– Да.

– Ой, что вы! Она никогда к постороннему в машину не полезет. Да и к своим тоже. Одалживаться не любит, – засмеялась Анжела, – прямо пунктик у нее – ни у кого ничего не просит, гордая слишком!

Глава 20

Я вышла на улицу и, ежась от промозглой сырости, пошла по узкой тропинке в глубь деревеньки. Клязино близко от Москвы, но в столице зима больше похожа на осень, воздух холодный, а под ногами чавкает грязь, снега совсем нет. В деревне же высятся сугробы, но почему‑то сыро и пахнет дымом, который стелется из труб домов. До избы Нины я добралась быстро, все Клязино можно неспешным шагом обойти за пятнадцать минут. В отличие от остальных домиков, не особо больших и аккуратных, обитель хозяйки магазина смотрелась настоящим дворцом. Наружные стены явно покрасили перед наступлением холодов, в новой кирпичной пристройке сверкали современные стеклопакеты, а входная дверь оказалась железной. На ее ручке висела записка: «Уехала в больницу. Молоко примет Анжела».

Я посмотрела на створку, вынула из сумочки пилку для ногтей и засунула ее острый конец в замочную скважину… Маленький совет: когда покупаете стальную дверь за бешеные деньги, помните, что в нее надо врезать хороший замок. Какой смысл тратиться на железо, если в нем запор, который с легкостью откроет слабая женщина?

Хорошо смазанные петли без скрипа повернулись, я юркнула внутрь и быстро заперлась изнутри. Конечно, то, что я сейчас совершила, никак нельзя назвать законным. Меня извиняет лишь одно обстоятельство: я не имею, как пишут в протоколах, «преступных намерений», моя цель – найти какие‑нибудь документы и фотографии, одним словном, нечто, рассказывающее о прошлом Нины. Нужна хоть какая‑нибудь зацепка, опираясь на которую, я сумею прижать врунью к стене и заставлю ее честно ответить на вопрос: кто она такая и откуда взялась ее племянница.

Я начала осматриваться.

Нина Тараканова легко могла получить звание самой аккуратной хозяйки года. Полы блестели, в серванте не было ни пылинки, предусмотрительно задернутые перед уходом из дома занавески пахли свежестью. В гостиной на столе стояла ваза с еловыми ветвями, украшенными шариками и мишурой, а на диване лежали вышитые подушечки. Там же обнаружилась симпатичная корзинка с рукоделием, сверху лежали пяльцы.

Я открыла платяной шкаф и сразу ощутила аромат лаванды – Нина не хотела, чтобы в вещах завелась моль, поэтому купила специальный отпугивающий насекомых ароматизатор. На полке, где стопками лежало простое, но новое и вполне симпатичное белье, стояли две жестяные коробки – одна из‑под печенья, другая ранее служила конфетницей. Я открыла первую и обнаружила там книжки на оплату за газ, электричество и коммунальные услуги. Нина была предельно аккуратна со счетами, у нее не было долгов, первого числа каждого месяца женщина исправно ходила в сберкассу. Здесь же нашлись и квитанции на подписку: на журналы «Друг» и «Гео», газеты Нина не получала. Во второй коробке хранились деньги, очевидно, предназначенные на хозяйство, сверху лежал листок бумаги, на котором неровным почерком было написано: «Купить лампочки».

Закрыв «сейф», я пошла в спальню. Около просторной кровати стояла тумбочка, на стене висел дорогой телевизор с плоским экраном, под ним старый комод. Я выдвинула верхний ящик: там были спрятаны документы на дом и стопки расчетных книжек за прошлые годы, все листы в них были заполнены. Нина никогда не пропускала платеж за жилье!

Через час тщательного обыска я сделала несколько выводов. В отличие от большинства деревенских домов, здесь на стенах не висели фотографии родственников и на комоде не было рамок со снимками. В избе не нашлось и семейных альбомов. Вообще ни одной фотокарточки! Судя по квитанциям, Нина впервые начала оплачивать жилье чуть более двадцати лет назад, она вовсе не жила в Клязине с детства. Если учесть, сколько лет было погибшей Оле и вспомнить рассказ Анжелы о том, что они с одноклассницей познакомились накануне первого похода в школу, то становится понятно: никакая мамаша‑разгильдяйка не привозила сюда едва научившуюся говорить крошку. Нина купила дом в Клязино, обустроила его, и уж потом появилась Оля. И именно в тот год человек по фамилии Тараканов попал на зону.

Я села в кресло и призадумалась.

Может, дело обстояло так? Тараканов известил Нину об аресте, и та забрала к себе девочку. Привезла в деревню, где Оля жила, пока ее отец сидел за решеткой, затем Олег Ефремович вышел и сам стал воспитывать ребенка. Наверное, малышка не знала, что папа мотал срок на зоне, и Оля до конца своих дней пребывала в уверенности, что отец служил далеко на Севере, зарабатывал деньги на квартиру. Дети, как правило, верят родителям на слово, никаких документов, подтверждающих их рассказы, от отца с матерью не требуют. Олег Ефремович один раз соврал про полковничьи погоны, а у Оли не возникло в этом никаких сомнений. В любой семье есть тайны, которые уходят в могилу вместе со старшим поколением.

Олег Ефремович совершил лишь один противозаконный поступок, более он ни в чем плохом замечен не был, работал лифтером, был добрым ангелом‑хранителем многоэтажной башни. Зачем дочери знать о глупых ошибках молодости отца? Я понимаю, по какой причине от ребенка скрыли правду и придумали сказку про рано вышедшего на пенсию полковника. Могу объяснить и то, почему Нина откровенно рассказала мне об уголовном прошлом брата, – я ведь представилась сотрудницей правоохранительных органов, врать мне было опасно. Один подход к компьютеру, и я узнаю всю подноготную Тараканова. Но зачем плести небылицы про приезд Светланы, жены Олега? Куда подевалась Света потом? По какой причине она бросила дочь? Где Нина и Олег жили раньше? Вернее, люди, которые носили эти имена в последние годы. Ведь настоящие‑то Таракановы сгорели в Насети, и как звали в действительности тех, кто присвоил себе их документы, пока неизвестно.

Я подошла к прикроватной тумбочке и открыла ее. Ничего особенного, таблетки валерьяны, бумажные носовые платки, крем для рук, книга «Как обрести душевный покой». Я машинально полистала затрепанные странички: Нина явно вдумчиво изучала пособие, кое‑какие строки она подчеркнула красным карандашом. Вот, например, такую фразу: «Чистая совесть – лучшая подушка». Или следующая замечательная сентенция: «Сладкие грехи молодости – горькие раскаянья старости». Да уж… как будто автор хотел настроить своих читателей на депрессивный лад. Интересно, он‑то провел праведную юность? Насколько знаю, самые занудные моралисты вырастают из тех, кто в молодые годы вел себя весьма раскованно. И если кто‑то в двадцать лет смог обуздать свои желания, то частенько не потому, что был очень праведным, а просто страсти оказались слабыми. Но, похоже, Нину мучает совесть.

Долистав томик до конца, я увидела конверт, лежавший между последними страницами. Судя по штемпелю, местная почта получила письмо вчера. Адрес был написан крупными аккуратными буквами, отправитель не скрыл и свои координаты: Москва, Ломоносовский проспект, Плахтина Елена Ивановна.

Чтение чужих писем отвратительное занятие, интеллигентный человек никогда не станет этого делать. Но я занималась поисками убийцы, поэтому без колебаний вытащила тетрадочный листок в косую линейку и стала изучать текст, который как будто нанесла на бумагу старательная девочка‑отличница.

«Здравствуй, моя любимая сестричка! Понимаю, что ты вздрогнешь, когда распечатаешь конверт. Жизнь прошла, а мы с тобой так и не встретились. Думаешь ли ты обо мне? Может, даже плачешь, вспоминая день, разлучивший нас? Тебе в жизни повезло! Впрочем, и мне грех жаловаться на судьбу. Вы думали, что я умру? Но Господь оставил меня в живых. Правда, я лишилась ноги, но научилась ходить на протезе, и если надеваю широкие брюки, посторонние люди даже не догадываются о моем увечье. Да, мне тоже очень повезло. Врачи решили, что вследствие травмы я потеряла память. В особенности обо мне пекся завотделением Юрий Плахтин, за него я в конце концов и вышла замуж, стала Еленой Ивановной Плахтиной. Юрий оказался замечательным специалистом и умным человеком. Десять лет назад его пригласили в Москву, – его приятель открыл в столице частную клинику, и мы с Юрой покинули Насеть. Все эти годы я помнила о тебе, о нем и о девочке. Я до дрожи боялась, что прошлое все‑таки настигнет меня. Лежа бессонными ночами в кровати, пыталась представить, какой стала девочка. Я ее, если встречу, не узнаю. Что она о нас знает? Ничего? Или вы рассказали ей правду? Ты, наверное, счастлива, потому что заполучила Олега! Скажи, а ты не видела капкан… Или? Я жива, сестричка! Жива! А ты небось давно похоронила меня. А он? Он как? Вы когда‑нибудь говорили обо мне? Вам меня было жаль? Вы плакали? Но я жива! В прошлом году Юрий умер от инфаркта, я осталась одна (детей, как ты догадываешься, у меня нет) и начала тебя искать. Почти тридцать лет прошло, кажется, целая жизнь промелькнула, и все свидетели давно умерли. Ан нет, сестричка! Помнишь домик, куда вы меня принесли? Наверное, ты забыла, а вот в моей памяти адрес остался навсегда: улица Ленина, дом семьдесят семь. Счастливое число, но не для всех. Ведь именно там вы решили меня бросить. А хозяин, тот мужчина с седой бородой! Он казался мне тогда ужасно старым, но ему сейчас всего семьдесят пять, он тоже жив и расчудесно все вспомнил. И не только меня. А и тебя, его и девочку. Это он сообщил мне вашу новую фамилию – Таракановы. Конечно, не бесплатно, пришлось изрядно потратиться. Билеты в Насеть и обратно стоят дорого, такси до аэропорта не копеечное, за гостиницу семь шкур содрали. И я здорово рисковала, потому что могла ткнуться носом не в дом, а в какой‑нибудь торговый центр. Насеть сильно изменилась. Но там осталась улица Ленина, а в доме семьдесят семь живет прежний хозяин. Видишь, сколько у тебя сегодня удивлений: и я жива, и дядька тоже!

Характеристики

Список файлов книги