Мифы народов мира II (1250008), страница 122
Текст из файла (страница 122)
ПИК, Пикус (Picus, «дятел»), в римской мифологии лесное божество, дававшее оракулы. Супруг Помоны, возлюбленный Кирки, был превращен ею в дятла за то, что отверг её любовь. Один из царей Лаврента, сын Пилумна, отец Фавна (Serv. Verg. Aen. VII 190; Ч 76; Ovid. Met. XIV 320). Эпоним племени пиценов, которых привёл в места их обитания. У римских авгуров П. как священная птица бога Марса считался особенно пригодным для гадания по поведению птиц. Е. Ш.
ПИЛАД (РхлЬдзт), в греческой мифологии сын Строфия у царя Фокиды, в доме которого воспитывался спасённый после убийства Агамемнона его малолетний сын Орест (Apollod. epit. VI 24 след.). В афинской трагедии 5 в. до н. э. П. неизменно выступает как верный друг Ореста, поддерживающий его и в момент совершения мести над убийцами его отца, и в выпадавших затем на долю Ореста испытаниях. Особенно значительна его роль в трагедиях Еврипида «Ифигения в Тавриде» (здесь П. готов пожертвовать своей жизнью ради спасения Ореста) и «Орест» (где П. приходит на помощь другу, осуждённому гражданами Аргоса на смерть за убийство родной матери). После разрешения конфликта П. женился на сестре Ореста Электре. Имя П. в сочетании с именем Ореста стало символом верной и преданной дружбы.
В. Я.
Электра, Орест и Пилад у могилы Агамемнона. Фрагмент росписи луканского кратера. 350— 340 до н. э. Неаполь, Национальный музей.
ПИЛУМН И ПИКУМН, Пилумн и Питумн (Pilumnus et Picumnus или Pitzmnus), в римской мифологии братья, боги брака и рождения. Перед домом роженицы этим богам ставилось ложе, убиравшееся после того, как отец признает новорождённого. Считалось, что Пилумн (от pilum, «пест для дробления зерна») с богинями Интерцедоной (от intercidere, «рубить») и Деверрой (от diverere, «мести») защищают роженицу и младенца от бога дикой природы Сильвана.
Пилумн — царь Лаврента, отец Пика, культурный герой особенно почитавшийся хлебопёками, так как он изобрёл пест для дробления зерна. Его брат Пикумн ввёл унавоживание полей, поэтому назывался также Стеркутий или Стеркулин (от stercus, «навоз»). Иногда их отождествляли с Диоскурами. Считались также богами славы, заслуженной похвалы (Serv. Verg. Aen. IX 4).
Е. Ш.
ПИЛЬВИТС, Пильвитис, Пильвитус (Piluitym, Piluuytus, Pilwittus, Pilnitis, Pilnytis и др.), в прусской мифологии божество богатства, избытка. По «Судавской книжечке» (1563) и «Хронике» Бреткунаса (кон. 16 в.), П. делает богатым и «заполняет сараи»; отождествляется с римскими Плутосом и Церерой. В зависимости от того, какую форму имени П. считать первичной, определяются два круга ассоциаций: с литов. pilvas, «живот», прус. *pilv(a)s, или с литов. pilnas, «полный» (pilti, «наливать, насыпать», в частности, зерно), латыш, piоns, прус, pilnan. Входит в тетраду богов, связанных с природно-хозяйственными функциями, наряду с Пушкайтсом, Пергрубрюсом и Аушаутсом, которому противопоставлен как бог материального благополучия богу здоровья (см. в ст. Балтийская мифология). Отнесён М. Преториусом к «рабочим божествам» и не всегда чётко отграничивался от других подобных божеств, например от Жеминеле, обеспечивающей плодородие земли. В последний период существования прусской мифологии (во всяком случае, в «кабинетных» опытах Г. Ф. Стендера и Я. Ланге, кон. 18 в.) П. дал начало двум божествам — Пильнитису, связанному с избытком, богатством (сравнивается с греческим Плутосом), и Пельвиксу (Pelwinks), богу вод и топей (сравнивается с римским Портуном); ср. латыш, peldлt, «плавать». Никаких следов П. как мифологического персонажа в народных верованиях не обнаружено.
Лит.: Топоров В. Н., Заметки по балтийской мифологии, в кн.: Балто-славянский сборник, М., 1972; Bugа К., Prusu; dievai. Pilvytas ir Zvaigstikas, в его кн.: Rinktiniai Rastai, t. 2, Vilnius, 1959.
В. В. Иванов, В. Н. Топоров.
ПИР, в мифологии татар-мишарей злой дух. Считалось, что П. могут лишить человека рассудка, а чтобы излечиться, надо совершить жертвоприношение на развилке трёх дорог. Разновидностью П. считались бичура и шурале.
В. В.
ПИРАМ (Pyramus), в античной мифологии вавилонский юноша, возлюбленный Фисбы. Они жили в Вавилоне в соседних домах, но родители не разрешали им встречаться. В стене, разделявшей дома, была щель, и через неё юноша и девушка глядели друг на друга и беседовали по ночам. Однажды они условились о встрече ночью в уединённом месте у могилы легендарного основателя ассирийского царства Нина. Первой пришла Фисба и увидела у гробницы львицу с окровавленной мордой. Бросившись бежать, Фисба обронила своё покрывало. Львица разорвала его и удалилась. Опоздавший на свидание П. увидел при лунном свете следы зверя и разорванное, измазанное кровью покрывало. Решив, что возлюбленная погибла, он закололся. Вернувшись к месту свидания, Фисба нашла тело возлюбленного и, не желая пережить его, убила себя тем же мечом. Белые ягоды росшего у гробницы тутового дерева стали от их крови красными и с той поры сохраняют этот цвет. Миф, изложенный у Овидия (Met. IV 55—166), является типичным этиологическим мифом, созданным для объяснения существования различных по цвету плодов шелковицы.
М. В.
ПИРВА (Pirwa-, Perwa-, Pirua-), древнехеттское божество индоевропейского происхождения. Входит в пантеоны первых столиц Хеттского царства — Несы (Канеса) и Хаттусаса. Среди наиболее ранних памятников древнехеттской поэзии сохранилось обрядовое стихотворение, в котором П. («воин молодой») упоминается вместе с царской дружиной и собранием дружинников (видимо, П. входил в число богов — защитников царя). Священная птица П. — орел. Изображался на лошади; связывался с возвышенностью (скалой, hekur Pirwa, «скала П.», ср. индоевропейские названия и атрибуты бога грозы: индоевроп. *Perunos, слав. Perunъ, при хетт, peruna, «скала», готск. fairguni, «гора» и т. п.). Позднее, в период взаимодействия хеттских и месопотамско-хурритских мифологических представлений П. отождествлялся с хурритским божеством Шавушка в образе воина на коне.
Лит.: Otten H., Pirva der Gott auf dem Pferde, «Jahrbuch fur Kleinasiatische Forschung», 1951, Bd 2; Gьter bock H. G., The god Suwaliyat reconsidered, «Revue hittite et asianique», 1961, t. 19, fase. 68.
В. В. Иванов.
ПИРЕНА (РейсЮнз), в греческой мифологии: 1) одна из двенадцати дочерей речного бога Ахелоя (вариант: речного бога Асопа; Diod. IV 72), возлюбленная Посейдона, от которого имела двоих детей — Лехея и Кенхрея, эпонимов двух главных портов Коринфа (Paus. II 2, 3). Артемида на охоте случайно убила одного из сыновей Кенхрея, и П. в горе лила так много слёз, что превратилась в источник, из которого коринфяне добывали питьевую воду (II 3, 2). По одной из версий мифа, возле источника П. Беллерофонт поймал крылатого коня Пегаса (Pind. Ol. XIII 57 след.); 2) одна из пятидесяти данаид (Apollod. II 1, 5).
М. В.
ПИРИФОЙ, Пиритой (РейсЯиппт), в греческой мифологии царь лапифов, сын Иксиона и Дии (Apollod. I 8, 2; вариант: Зевса и Дии, Hom. Il. II 741). С именем П. связан ряд мифов. На свадьбе П. и Гипподамии произошла битва лапифов с кентаврами (Ovid. Met. XII 210—340). Полипойт, сын от брака П. и Гипподамии, один из претендентов на руку Елены (Apollod. III 10, 8). П. — участник калидонской охоты (Apollod. I 8, 2; Ovid. Met. VIII 304), куда прибыл вместе с Тесеем. Дружба с Тесеем была неразрывной. П. помог Тесею похитить двенадцатилетнюю Елену и привезти её в Афидны (Apollod. III 10, 7; epit. I 23). П. и Тесей вместе пытались похитить Персефону из аида и были наказаны; в дальнейшем Геракл освободил Тесея, а П. так и остался в наказание прикованным к камню у входа в аид (Apollod. II 5, 12), поэтому в походе аргонавтов оба друга не участвовали (Apoll. Rhod. I 101 — 104). П. и Тесей похитили также царицу амазонок Антиопу, ставшую супругой Тесея (Paus. I 2, 1), пытались похитить жену царя феспротов, но были взяты в плен, а в это время Диоскуры овладели Афиднами (I 17, 4— 5). П. и Тесей ходили также походом на Лакедемон (I 18, 5), дав друг другу клятву верности. В Афинах вблизи академии было святилище П. и Тесею (I 30, 4). В образе П. очевидны черты архаического героя, отсюда сюжеты калидонской охоты, похищения женщин, военных набегов.
А. Т.-Г.
Геракл, Тесей и Пирифой в царстве Аида. Римская мраморная копия. С греческого оригинала ок. 430 до н. э. Рим, Музей Торлония.
ПИРКУШИ (букв, «сумрачнолицый»), в грузинской мифологии божественный кузнец. Имя и эпитет («огнепламенный») указывают на связь П. с хтоническими силами (дэвами, каджами и т. п.). Захваченный в плен дэвами, он куёт для них оружие, золотые и серебряные вещи. Из плена П. выручает Иахсари с условием изготовить ему колокол. П. приписывается изготовление чаш, кубков, пивоваренных чанов и других предметов.
Лит.: Очиаури Т., Мифологические предания горцев Восточной Грузии, Тб., 1967 (на груз, яз.).
З. К.
ПИРЫ (перс. ед. ч. — пир, «старец»), в мифологиях тюркоязычных народов Малой и Средней Азии покровители различных занятий. Представления о патронах профессий восходят к доисламским традициям, наибольшее развитие получили в мифологии турок. С утверждением ислама роль П. приобрели многие персонажи мусульманской мифологии: Нух в Средней Азии почитался как патрон плотников; Дауд — как покровитель ремёсел, связанных с обработкой металла; Фатима (Биби Фатима у узбеков и таджиков, Биби Патма у туркмен, Батма Зуура у киргизов) — как покровительница женских занятий; Дюльдюль (Дюльдюль-ата) — обожествлённый конь Али — как покровитель коневодства у туркмен и т. д. Некоторые П. по происхождению — местные доисламские божества: Амбар-она, Бобо-Дехкон, Коркут, Аймуш (покровитель овцеводства у карачаевцев), Зенги-баба (покровитель крупного рогатого скота у народов Средней Азии), Жылкыши-ата (покровитель коневодства у казахов) и т. д. Ряд древних божеств-покровителей был замещён мусульманскими персонажами, воспринявшими их функции. Например, функции почитавшегося в Средней Азии божества — покровителя овцеводства (Чопан-ата у узбеков, Шопан-ата у казахов, Чолпон-ата у киргизов) в туркменской мифологии перешли к Мусе. Один и тот же персонаж мусульманской мифологии у разных народов может являться П. разных профессий: так, Увейс Карани в Средней Азии почитался как патрон верблюдоводства (Ваис-бобо, Султан-бобо у узбеков, Вейс-баба, Вейсель-кара у туркмен, Ойсул-ата у киргизов, Ойсыл-ата или Ойсыл-кара у казахов), а в Турции — как покровитель шорников и мастеров — изготовителей бидонов. Популярными П. являлись также Буркут-баба, Ашыкайдын, Камбар, Мир-Хайдар (Хайдар-баба) — хозяин ветра у туркмен, некоторых групп казахов и узбеков, Жалангаш-ата — хозяин ветра у некоторых групп казахов, Наилодж-бобо (Наладж-баба) — покровитель чигирных работ у узбеков и туркмен Хорезмского оазиса, Чекчек-ата — покровитель разведения коз у киргизов, и др.
В суфизме П. — старец-наставник.
Лит.: Сухарева О. Б., К вопросу о генезисе профессиональных культов у таджиков и узбеков, в кн.: Памяти М. С. Андреева. Сб. статей по истории и филологии народов Средней Азии, Сталинабад, 1960 (Труды АН Таджикской ССР, т. 120).
В. Н. Басилов.
ПИСЬМЕНА. Существенную роль во многих мифопоэтических системах играют П., т. е. графические (в широком смысле) элементы — идеограммы (рисунки, иероглифы), клинописные знаки, буквы, разные виды эвентуальных конвенциальных графем и т. п., преследующие цель сообщения. Это сообщение может быть обращено к другому или к самому себе (запись на память, т. н. меморат), но, строго говоря, не предполагает непременной дешифровки, т. е. понимания сообщения в том же смысле, в каком оно характеризовало своего автора (знание кода). Многие П. долгое время оставались или остаются нерасшифрованными, что не мешает им быть элементами мифопоэтической системы, считаться и почитаться священными, использоваться в магической и ритуальной практике и т. п. Но в любом случае необходима установка на то, что П. нечто обозначают, т. е. что их значение, смысл не исчерпывается ими самими в их материальном, чисто формальном аспекте. Они подразумевают отношение к себе как к знаку, пользование ими как знаками со стороны того, кто прибегает к П. (активно — как их создатель, производитель или пассивно — как их потребитель, дешифровщик). Поэтому история письменности хорошо знакома с ситуациями «гиперсемиотической» оценки неких конфигураций как П., хотя они П. не являются, так как нанесены не «мыслящей рукой», а объясняются случайными причинами. Тем не менее, до тех пор, пока данная конфигурация трактуется как П. (а не нечто случайное), она может быть полноправным членом мифо-поэтического ряда.
П. уместно отделять от так называемого «предметного» письма, представленного в разных традициях такими разновидностями, как бирки, знаки собственности, жезлы вестников, разные виды узелкового письма (напр., кипу у древних инков), пояса вампум с нанизанными раковинами у североамериканских индейцев, «предметные» письма (напр., ароко — письмо йоруба), и от простейших видов «рисуночного» письма, прежде всего от пиктограмм, основанных на иконическом признаке (круг с лучами, т. е. изображение солнца, обозначает само солнце и всегда, при всех условиях только солнце). В отличие от пиктограммы идеограмма как высшая форма «рисуночного» письма уже является разновидностью П., поскольку она может передавать значение, не совпадающее с тем предметом, который выступает как форма идеограммы (тот же круг с лучами как идеограмма может уже обозначать не само солнце, а жару, тепло или соответствующие свойства — жаркий, горячий, теплый и т. п.).
Таким образом, свойство «быть П.» присуще П. тем в большей степени, чем независимее они от «предметного» и «рисуночного» принципов, т. е. чем более формальными и универсальными становятся сами П., чем более они отрываются от материальной эмпирии, стремясь превратиться в некую самодостаточную имманентную систему типа алфавита. Каждый решительный шаг на пути прогресса письменности был связан с тем, что система П. становилась всё более герметичной, все менее наглядней для неискушенного, непрофессионального пользователя П. Это обстоятельство наряду с тем, что введение П., как и каждое существенное усовершенствование системы П., давало исключительный эффект в решении проблемы памяти, столь важной для мифопоэтической эпохи, способствовало резкому возрастанию роли П., их престижа, приводило к сакрализации П. как своего рода сказочного «чудесного» средства, с помощью которого решаются иначе не разрешимые задачи. П. понимались как сакральные знаки, которые связаны с высшими и тайными смыслами [ср. использование П. в разного рода тайнописях, в текстах эсотерического характера (ср. руны), в основных священных текстах данной традиции и т. п.] и противостоят сфере профанического, явного, сугубо материального. Соответственно этому знание П., их изобретение, пользование ими становится уделом особого разряда жрецов (ср. кельтских друидов или т. н. «священнокнижника» — Яеспгсбммбфехт в Египте, выступавшего в ритуальных шествиях с чернильным прибором и тростниковым пером) или приравненных фактически к ним довольно изолированных профессиональных писцов (как в Древнем Египте). Многие древние виды письменности обозначались как «священные» внутри данной традиции или извне (ср. йеспглхцйкЬ, т. е. иероглифические, «священно-вырезанные» письмена). Своим происхождением они обязаны инициативе богов. Древнеегипетский Тот и вавилонский Набу были богами-писцами, покровителями писцов и в известной степени властителями человеческих судеб, которые записывались «палочкой рока». По представлениям древних египтян, Тот был не только изобретателем письма, «властителем книг», но и покровителем правильной устной речи (хотя сама речь была изобретена другими богами) и всех знаний. Платон сообщает, что Тот (Тевт) «первый изобрёл число, счёт, геометрию, астрономию, вдобавок игру в шашки и в кости, а также и письмена» (Plat. Phaedr 274 cd). В древнеегипетских представлениях о Тоте также подчёркивается связь между П. и звуками: Тот обладал магической возможностью передавать написанное адекватной ему устной речью. Но главная сила Тота — в синтезе с помощью П. того, что сказано: «Ра изрек, и Тот записал» — такова обычная формула, определяющая роль бога-писца. Дочерью или сестрой (женой) Тота считалась богиня — покровительница письма и счёта — Сешат. К Тоту обращались с молитвой о ниспослании умения хорошо писать.