Раймон Арон - Этапы развития социологической мысли (1158956), страница 14

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 14)

Тема разделения властей является одной из главных тем официаль­ной конституционной доктрины де Голля. «Все принципы и весь опыт требуют, чтобы общественные власти — законодательная, ис­полнительная, судебная — были бы четко разделены и совершенно уравновешены» (Речь в Байё, 16 июня 1946 г.). «Пусть существует правительство, которое создано, чтобы править, пусть ему для этого будут даны время и возможность, пусть оно не будет отвлекаться ни на что другое, кроме своей задачи, чем заслужит поддержку всей страны. Пусть существует парламент, предназначенный для того, что­бы представлять общественную волю нации, принимать законы, кон­тролировать исполнительную власть без претензии на выход за рам­ки своей роли. Пусть правительство и парламент сотрудничают, но остаются разделенными в отношении своих обязанностей и пусть ни один член одного органа не будет одновременно членом другого. Та­кова уравновешенная структура, которую должна приобрести власть... Пусть судебной власти будет обеспечена независимость и она останется хранительницей свободы каждого. Компетентность, до­стоинство, беспристрастность государства будут лучше гарантирова­ны» (Речь на площади Республики, 4 сентября 1958 г.). Отметим тем не менее, что по Конституции 1958 г. исполнительная власть может приостанавливать действия законодательной с большей легкостью, чем законодательная может это делать с исполнительной.

О том, как интепретируют юристы теорию разделения властей Монтескье, см. также: L. Duguit. Traité de Droit constitutionnel, vol.I; R. Carré de Malberg. Contribution à la théorie générale de l'état. Paris, Sirey, t.I, 1920; t.II, 1922, notamment t.II, p.1 — 142; Ch. Eisenmann. «"L'Esprit des lois" et la séparationt des pouvoirs». — In: «Mélanges Carré de Malberg». Paris, 1933, p. 190 sq.; «La pensée constitutionnelle de Montesquieu». — In: «Recueil Sirey du Bicentenaire de "L'Esprit des lois"». Paris, 1952, p.133—160. q

Такое толкование принадлежит, в частности, Луи Альтюссеру, см. его книгу «Монтескье, политика и история» (L. AHhusser. Montesquieu, la politique et l'histoire. Paris, P.U.F., 1959, 120 p.).

Кстати, в анализе республики, по мнению Монтескье, вопреки глав­ной мысли о том, что природа республики суть свобода граждан, мы находим дифференциацию между массами народа и элитой.

Дидро, энциклопедисты, и особенно Вольтер, защитник Калласа, Сирвена, Ла Барра и других жертв правосудия того времени, автор «Опыта о вероятностях в деле правосудия» (1772 г.), проявляли боль­шой интерес к вопросам уголовного права в XVIII в. Однако полити­ка по этому вопросу привлекла внимание общественности после по­явления в 1764 г. трактата «О преступлениях и наказаниях» миланца Чезаре Беккариа (1738—1794). Эта работа, написанная автором, ког­да ему было 26 лет, тут же нашла отклик во всей Европе и, в частно­сти, была прокомментирована Морелли, Вольтером и Дидро. В своем трактате Беккариа развивает мысль о том, что наказание должно быть основано не на принципе restitutio juris, а на релятивистском и праг­матическом принципе punitur ne peccetur. Кроме того, он категориче­ски критикует уголовную процедуру (или, точнее, отсутствие проце­дуры) того времени и требует, чтобы наказание было соразмерно тя­жести преступления. Эта работа обосновывает современную крими-

79

налистику и положена в основу будущих реформ в области уголовно­го дела. См.: М.Т. Maestro. Voltaire and Beccaria as reformers of criminal law. New York, 1942.

1 2

По вопросу о влиянии на Монтескье следует обращаться к трудам

Ж. Дедье, одного из самых компетентных специалистов по Монте­скье: J. Dedieu. Montesquieu et la tradition politique anglaise en France. Les sources anglaises de «L'Esprit des lois». Paris, Lecoffre, 1909; J. Dedieu. Montesquieu. Paris, 1913.

Кстати, глава 5-я книги XIV носит название: «О том, что дурные за­конодатели — те, которые поощряли пороки, порожденные климатом, а хорошие — те, которые боролись с этими пороками». «Чем более физические причины склоняют людей к покою, тем более следует удалять их от него воздействием причин моральных» (Œuvres complètes, t.II, p.480).

Теория влияния климата вызывает ряд любопытных и забавных за­мечаний со стороны Монтескье. Проявляя постоянный интерес к Ан­глии, он стремится таким образом выявить особенности жизни Анг­лии и климата Британских островов. Ему удается это не без труда:

«Для нации, у которой порождаемая климатом болезнь удручает душу до такой степени, что поселяет в ней отвращение ко всему на свете, вплоть до самой жизни, для людей, которым все стало невыно­симо, наиболее подходящим образом правления был бы тот, при кото­ром они не могли бы возлагать вину за свое несчастье на одно лицо, страной управляли бы не столько люди, сколько законы, и потому для изменения государственного строя приходилось бы ниспровергать самые законы» (Œuvres complètes, t.II, p.486).

Эта сложная фраза, похоже, имеет тот смысл, что климат Англии приводит людей в такое смятение, что им следовало бы отказаться от правления одного лица с тем, чтобы естественная горечь жителей Британских островов могла бы быть излита на свод законов, а не на одного человека. Анализ климата Англии продолжается на протяже­нии нескольких глав в таком же стиле: «И если бы при этом та же на­ция получила от своего климата некоторую нетерпеливость характе­ра, которая не позволяла бы ей долго выносить однообразие, то оче­видно, что образ правления, о котором мы только что говорили, ока­зался бы для нее еще более подходящим» (ibid.). Нетерпение британского нахюда находится, таким образом, в тонкой гармонии с политическим строем, при котором граждане, не имея возможности излить чувства на одного обладателя власти, некоторым образом па­рализованы в выражении своего нетерпения.

В книгах о климате Монтескье использует много такого рода вы­сказываний, о которых можно сказать, что в них больше блеска, чем убедительных доводов.

Слово «ремесла» используется здесь в смысле, означающем деятель­ность кустаря, то есть речь идет о производстве, которое мы называем сегодня вторичным и которое заключается в изготовлении предметов, их переработке, а не непосредственно в земледелии.

Было бы неверно сводить экономический анализ Монтескье к этому пробелу. Монтескье представляет детальную и чаще всего точную картину факторов, влияющих на развитие экономики. Как эконо­мист, он мало систематичен. Он не принадлежит ни к меркантилист­ской, ни к физиократической школам. Однако можно, как это было сделано выше, считать его таким социологом, который предвосхитил современное изучение экономического развития путем именно учета воздействующих на него факторов. Он анализирует труд крестьян,

80

_±

сами основы существования человеческих групп. Он проводит разли­чие между системами собственности, находит результаты воздействия различных систем собственности на число тружеников и производст­во земледельческих культур. Он устанавливает связь между системой собственности, земледелия и численностью населения. Затем он про­водит анализ соотношения между числом жителей и многообразием социальных классов. Он набрасывает теорию, которую можно на­звать «теорией роскоши». Нужны богатые классы для того, чтобы су­ществовала торговля ненужными товарами, не входящими в разряд товаров первой необходимости. Он устанавливает связи между тор­говлей внутри различных социальных групп и внешней торговлей всего сообщества. Он затрагивает проблему денежного обращения, роли денег в торговых операциях внутри сообщества и между различ­ными обществами. Наконец, он изучает вопрос о том, в какой мере определенный политический строй способствует или не способствует экономическому процветанию.

Речь идет о более широком и менее схематичном анализе, чем тот, что свойствен экономистам в узком смысле этого слова. Монтескье претендует на то, чтобы сделать социологию всеобъемлющей, включа­ющей и экономическую теорию.

В такого рода анализе постоянно присутствует взаимное влияние различных элементов. Характер собственности соответствует качеству труда земледельцев, качество труда в свою очередь — взаимоотношени­ям социальных групп. Структура социальных классов влияет на внут­реннюю и внешнюю торговлю. Центральная мысль Монтескье заклю­чается в том, что существует взаимозависимость, взаимное, бесконеч­ное воздействие различных аспектов социальной жизни друг на друга.

По мнению Л. Альтюссера, изложенному в его книге «Монтескье: политика и история», автор «О духе законов» стоит у истоков подлин­ной теоретической революции, которая «предполагает возможность применения к политике и истории ньютоновских категорий закона. Она предполагает также, что из самих человеческих институтов мож­но извлечь мысль об их многообразии в единстве и их переменчиво­сти в постоянстве: закон их диверсификации, закон их бытия. Этот закон будет уже не олицетворением идеального порядка, а отношени­ем, свойственным явлениям. Он больше не будет заниматься уста­новлением сущностей, а будет извлекаться из самих фактов, без предвзятой мысли, путем поисков и сравнений, на ощупь» {L. Althussei. Montesquieu, la politique et l'histoire, p.26). Однако «со­циолог не имеет дело, как физик, с предметом (телом), который под­чиняется простому детерминизму и следует линии, от которой он не уклоняется. Он имеет дело с типом объектов, совершенно особых, с людьми, которые уклоняются даже от законов, установленных ими для самих себя. Что можно сказать в таком случае о людях и их взаи­моотношениях со своими законами? Пусть они их меняют, обходят или нарушают? Но все это не наводит на мысль, что из их поведения, безразлично покорного или мятежного, можно извлечь закон, которо­му они следуют, не зная того, и даже из их ошибок — истину. Чтобы не прийти в отчаяние от невозможности открыть законы поведения людей, нужно просто взять такие законы, какие они себе составляют в силу необходимости, которая ими правит! По правде говоря, их ошибка, отклонения в их настроениях, нарушение и изменение их законов просто составляют часть их поведения. Остается только из­влечь законы нарушения законов или их изменений... Такая позиция предполагает очень плодотворный методический принцип, который заключается в том, чтобы не принимать мотивы человеческих дейст^ вий за побуждения, цели и причины, которые люди сознательно вы-

81

дают за реальные причины, поскольку чаще всего их заставляют дей­ствовать причины неосознанные» (ibid., р.28, 29).

1 Я

По вопросу об идеологическом споре в XVIII в. следует обратиться к диссертации Эли Каркассона «Монтескье и проблема Французской конституции в XVIII в. (Ehe Carcassonne. Montesquieu et le problème de la Constitution française au XVIII^e siècle. Paris, 1927).

19 Луи Альтюссер подводит такое резюме этой дискуссии: «Одна идея доминировала во всей политической литературе XVIII в.: идея, будто абсолютная монархия была установлена вопреки интересам знати и будто король опирался на разночинцев, чтобы преодолеть мощь своих противников-феодалов и подчинить их себе. Крупная ссора германи­стов и романистов, которая касалась происхождения феодальной зна­ти и абсолютной монархии, происходила на фоне этого всеобщего убеждения... С одной стороны, германисты (Сен-Симон, Буленвилье и Монтескье — последний отличается большей информированностью и большей тонкостью, но тоже очень твердый) с тоской вспоминают времена примитивной монархии — король, избранный аристократа­ми, и пэр среди пэров, каким он был в прежние времена в «лесах» Германии, — чтобы противопоставить его монархии, которая стала абсолютной: король, побивший сильных мира сего и пожертвовав­ший ими, чтобы набрать своих слуг и союзников в простонародье. С другой стороны, абсолютистская партия буржуазного толка, романи­сты (аббат Дюбо, автор заклинания против аристократии, ставший мишенью последних книг «О духе законов». См.: L'Esprit des lois, Liv.XXX, chap. 10) и энциклопедисты, которые славят то ли в Людови­ке XIV, то ли в просвященном деспоте идеал государя, сумевшего предпочесть заслуги и звания трудолюбивой буржуазии отжившим претензиям феодалов» (op. cit., p. 104 et 105).

Началом для германистского традиционализма послужила неиз­данная работа аббата Лё Лабурера, которому 13 марта 1664 г. пэры Франции поручили найти в истории «доказательства и прерогативы, связанные с их рангом». Лё Лабурер, чья работа почти наверняка бы­ла известна Сен-Симону, счел, что он нашел истоки появления ари­стократии в победе франков, и разработал теорию аристократии, принявшей участие вместе с королем в управлении страной в ходе ассамблей на Марсовом и на Майском полях. Герцог де Сен-Симон (1675—1755) в своих правительственных проектах, написанных к 1715 г., граф де Буленвилье (1658—Π 22) в своей «Истории былого образа правления Францией» (1727), в «Мемуарах монсеньору гер­цогу Орлеанскому — регенту» (1727), в «Очерке о благородном со­словии Франции» (1732) изложили апологию былой монархии «не­сравненного Карла Великого», разделившего, по традиции франков, свою власть с вассалами. Этот германский феодализм продлился вплоть до первой половины XIX в. Монлозье в своем трактате «О французской монархии» уже в 1814 г. поднял темы, затронутые Бу­ленвилье, чтобы «защитить исторические права дворянства». Такая форма аргументации вызвала ответную реакцию со стороны многих крупных историков поколения 1815 г., и в частности Огюстена Тьер-ри, первые произведения которого ("Подлинная история Жака Про­стака", 1820 г.) могли бы иметь в качестве эпиграфа слова Сьейеса: «Почему бы третьему сословию не отправить в леса Франконии все эти семьи, которые сохранили ненормальную претензию на принад­лежность к расе завоевателей».

Характеристики

Список файлов книги