Эволюция поэтики чуда в творчестве Габриэля Гарсиа Маркеса в 1990-2000-х гг. (1102204), страница 4
Текст из файла (страница 4)
Самым загадочным и любопытным для анализа является эпизодсмерти Сьервы Марии во сне о том, как она ест по ягоде с виноградной грозди, вкоторой заключена ее жизнь. Историко-литературная генеалогия использованныхздесь образов чрезвычайно богата и длинна (символика винограда в различныхрелигиях, прослеживающиеся еще в Средневековье мотивы встречи двух снов,“пленника в башне”). Специфика эпизода заключается в том, что Сьерва Марияуправляет своим сном - она осознанно съедает весь виноград, ускоряя тем самымсвою смерть, обманывая судьбу и убегая от своей жизни.Эта сцена - пример того, насколько чудо в романе интериоризировано,происходит “внутри” героев: самое главное, что связывает Каэтано Делауру и СьервуМарию - не их общение наяву, а общие сны (и появляющийся в связи с этим мотивродственных душ) и грезы Каэтано Делауры о маленькой героине (эпизод вбиблиотеке, когда Делауре привиделся призрак Сьервы Марии).
Ключевым длясюжетного развития эпизодом является сон девочки, в котором она решает, жить ейдальше или нет, и, выбрав смерть, “заканчивает” действие романа. Таким образом,главные чудеса здесь связаны не с внешним миром, что было типичным дляпредыдущих произведений. Если обратиться к более раннему творчеству Маркеса, мыне найдем в изображении ни одного из главных героев, такого пристального вниманияавтора к внутреннему миру. Мелькиадес и Ремедиос Прекрасная из “Ста лет9“...Внутренняя траектория развития магического реализма идет от описаниядорационального сознания и обусловленного им поведения человека к анализу этого сознания,демонстрации его исторической несостоятельности при столкновениях с коллизиямисовременности.
Коли оно так, стоит ли удивляться, что "магический реализм" возникает,развивается и исчезает в определенных исторических условиях?” - Dessau A. Realismomágico y nueva novela latinoamericana. Consideraciones metodológicas e históricas // Actas delsimposio internacional de estudios hispánicos. Budapest, Akademiai Kiadó, 1978, p. 35116одиночества”, Фермина Диас из “Любви во время холеры”, Улисс и бабушкаЭрендиры из “Невероятной и печальной истории...” никогда не “откроются” нам.
Всечудеса, которые мы видим, происходят вокруг героев, либо принимающих их, либоотказывающихся в них верить (как многочисленные чужаки в произведениях ГарсиаМаркеса). То же самое мы видим за редкими исключениями в “Двенадцати рассказахстранниках”. Но “Двенадцать рассказов-странников” - произведение переходноготипа, в то время как в рассматриваемом нами романе “О любви и других демонах”переход к новой поэтике, поэтику чудесного не внешнего, но внутреннего, ужеполностью завершен.Завершение этого перехода очевиднее по тому, насколько в рассмотренныхнами уровнях прочтения тот или иной вариант интерпретации романа закреплен законкретным героем.
В “Двенадцати рассказах”-странниках мы видим максимум дверазличающиеся точки зрения на ситуацию: “След твоей крови на снегу” - ракурсы“дикаря” Билли Санчеса и “европеизированной” Нены Даконте; “Трамонтана” ракурсы “местных” и юноши, а также ракурс “пришлых” шведов и семьи рассказчика.Здесь же, в зависимости от того, что видят, чувствуют персонажи, о чем думают, вкаком физическом состоянии находятся, как реагируют на сказанное имокружающими, меняется возможность прочтения эпизода, смещаются акценты вконнотации пространства, с разной скоростью протекает время. Поэтика чудесноготак же, как варианты интерпретаций и хронотоп, оказывается полностью подчиненавнутреннему состоянию героев и характеризует уже не столько окружающую ихр е а л ь н о с т ь ( к а к в б о л е е р а н н и х п р о и з в е д е н и я х М а р ке с а ) и л и и х“латиноамериканскую внутреннюю составляющую” (как в “Двенадцати рассказахстранниках” - как мы видели, чудеса происходят и с испанцем Каэтано Делаурой),сколько самих героев, то, как они воспринимают окружающий мир и как меняются напротяжении повествования.В третьей главе рассматривается роман “Вспоминая моих грустных шлюх”.Это произведение появляется после десяти лет молчания, последовавшего запубликацией романа “О любви и других демонах”, и несет на себе сильный отпечатокрефлексии как творческой, так и экзистенциальной.
С 1990-х годов Маркес17переживает душевный кризис и ощущает эпистемологический хаос, свойственныйлитературе этих лет. Кроме того, постепенно дает знать о себе возраст, писатель многоболеет и к концу 1990-х врачи ставят ему смертельный онкологический диагноз. Всеэто не могло не отразиться на творчестве, заострить одни акценты (например, особовыделена в романе тема смерти и победа над ней) и наоборот, смягчить другие.Формально в произведении есть все мотивы, свойственные предыдущимроманам Маркеса - одиночества, сна, разгула, стихии, смерти, своих и чужих,порочной страсти, истинной любви, маскулинности, женственности, виоленсии. Нокаждый из мотивов оказывается измененным и травестированным, ни одно ожиданиечитателя, уже знакомого с творчеством Маркеса, не оказывается удовлетворено. Приближайшем рассмотрении романа “Вспоминая моих грустных шлюх” оказывается“романом-опровержением”, в котором обман ожиданий и травестия устоявшихся теми мотивов явилась художественной стратегией автора.По сравнению со всеми предыдущими произведениями Гарсиа Маркес такжеполностью меняет подход к изложению истории и смещает привычное расположениерассказчика и персонажей.
Если в подавляющем большинстве более раннихпроизведений перед нами представал осведомленный обо всем и полностьюдистанцированный от действия рассказчик, то в последнем романе повествованиеидет от первого лица. Более того, тон повествования, изначально объективный инейтральный, постепенно меняется: в романе появляется все больше субъективныхощущений героя. Кульминацией этого перехода из объективно реального мира в мирфантазий является эпизод с ночным ливнем, когда старик переносит образприснившейся ему Дельгадины из сновидения в свой реальный дом, и призракдевочки остается с ним. Эта сцена - пример того, как в романе возникаетсубъективное видение, возможность восприятия реальности через ощущения, эмоциигероя.
В ходе анализа делается попытка скорректировать и развить тезис Э.Гранадос отом, что из конкретных описаний автор заставляет читающего перешагнуть в некий“субъективный сюрреализм”10. Этот переход особенно очевиден в финале романа, вкотором кот героя, ранее изображенный умирающим, выглядит молодым и здоровым.10Granados, E. Memoria de mis putas tristes y el poder liberador de un sueño. RevistaIberoamericana, Vol. LXXIV, Núm. 224, Julio-Septiembre 2008, p. 70318Таким образом, герой видит не реально существующего кота (возможно, кот и невернулся, нам не дано узнать об этом), а только образ воскресшего животного.
Ровнотак же старику важна не столько сама девочка во плоти, сколько ее образ рядом с ним.Очевидно, что в этом последнем эпизоде с возвращением кота модельдействительности, выстроенная в начале романа, претерпевает существенныеизменения. Переход между двумя фикциональными мирами осуществлен оченьплавно и нельзя точно определить момент его завершения.Прием интериоризации здесь влияет не только на интенсивность передачичувств героя, но и неразрывно связан с поэтикой чуда, которая, как мы помним поприведенным ранее многочисленным примерам из произведений предыдущих лет,всегда была связана с “внешней” стороной маркесовской вселенной. Однако этойпоэтике “внешнего чуда” всегда сопутствовало абсолютное отстранение всесведущегоавтора от его истории. Наиболее яркий пример такого “внешнего чуда” идистанцированности - роман “Сто лет одиночества”, в котором автор выступает вкачестве мудрого кукловода, меняющего перед нами одну марионетку-персонажа задругой.
Практически все реакции героев в “Ста годах одиночества” сведены кописанию той или иной внешней реакции, поскольку для автора в те годы главнаязадача заключалась в изображении обобщенной, но уникальной действительностивсей Латинской Америки, и при таком подходе персонажи лишь выступали в качественеобходимых компонентов единого целого, что объясняло внимание к внешнимхарактеристикам и равнодушие к описанию внутреннего мира героев.
Врассматриваемом нами романе и - шире - периоде творчества этой задачи уже нет.Новой чертой поэтики становится своего рода индифферентность к деталихарактеристике. Как мы видим, ни один из героев не наделен какой-либо специальнойчертой характера или отличительным признаком. Напротив, герой-старик впадает вярость, когда Дельгадине пытаются придать с помощью украшений хоть какой-нибудьобраз.При столь “явной” и принципиальной ставке на внутренний мир окончательноуходят внешние характеристики, гиперболы, мотивы, связанные с “броскими”внешними качествами и свойственными творчеству Маркеса мотивами:19маскулинность, истинная женственность, убийственная красота.