Н.В. Гоголь и У. Шекспир - поэтика драматургии в сравнительном освещении (1101105), страница 4
Текст из файла (страница 4)
В первой части «Генриха IV»,напротив, хвастовство Фальстафа не способно ввести в заблуждение слушателей, поскольку его функция иная развлечение молодого принца и его прияте17Гуковский Г. А. Реализм Гоголя. М.; Л., 1959. С. 423–425.Stewart G. R., Jr. “Three and Fifty upon Poor Old Jack” (A note on Henry IV, Part I, II) // Philological Quarterly.Vol. XIV. No. 3. 1935. P. 274–275.1815лей. Старый рыцарь осознанно выступает в роли шута, хотя он и делает вид,что испытывает досаду из-за того, что инициатива в розыгрыше перешла кпринцу. В противоположность «Ревизору» красноречивые реплики Фальстафаздесь встречают насмешки и издевательства, полные иронии и сарказма.Художественное значение сцен хвастовства у Гоголя и Шекспира такжеимеет ряд принципиальных различий.
Фантастический рассказ Хлестакова,усиливающий атмосферу страха, который охватывает его слушателейчиновников, – один из основных эпизодов, в которых мнимый ревизор являетсяцентральным активным персонажем. Деятельность входящего во вкус хвастунапока еще не достигла кульминации: он еще не просит взаймы у чиновников ине обещает помощь обиженным жителями уездного города. В «Генрихе IV»,напротив, роль Фальстафа в дальнейшем постепенно сходит на нет по мереохлаждения его отношений с Хэлом.В работе подробно анализируются знаменитые сцены хвастовства в комедии Гоголя и исторической драме Шекспира. Структура хвастовства у обоихавторов имеет ряд общих черт. Во-первых, она представлена при помощи приема восходящей градации: Хлестаков и Фальстаф последовательно преувеличивают: один – свое положение в «Табели о рангах», другой – свою доблесть ивоинское мастерство.
Переход от меньшего к большему происходит по принципу замещения: каждая новая ложь отменяет предыдущую, чего, впрочем, незамечает хвастун. Во-вторых, в обоих случаях прием градации основан на изменении числовых параметров. Можно назвать этот прием количественной гиперболой, под которой предлагается понимать такое преувеличение, параметрыкоторого заданы цифрами. Числовая природа хвастовства Хлестакова дана имплицитно: гоголевский персонаж повышает свой чин: от своего реального положения – низшего, четырнадцатого гражданского чина коллежского регистратора до высшего, первого военного чина генерала-фельдмаршала. В-третьих,оба персонажа начинают приумножение своих достоинств, начиная с реальногоположения вещей, причем и у Гоголя, и у Шекспира это подается как оговорка,16т.
е. персонаж словно бы непреднамеренно говорит правду. Таким образом,хвастовство мимикрирует под истину, незаметно для слушателей преображаяреальность. В-четвертых, хвастовство Хлестакова и Фальстафа достигает фантастических масштабов, которые маловероятны или невозможны в действительности. Хлестакову, не особенно старательному на службе и, по-видимому,не имеющему связей, вряд ли когда-нибудь удастся достичь первого гражданского или военного чина.
Скорость его продвижения по карьерной лестницеминимальна, что вызывает недовольство отца и в конце концов возвращениеХлестакова домой. Сэр Джон, напротив, приближен к королевскому сыну, чтосвидетельствует о больших перспективах, чем у Хлестакова, но в своей баснословной лжи он описывает, как бился одновременно с пятьюдесятью двумя илипятьюдесятью тремя нападавшими.Третий раздел посвящен проблемам жанра гоголевской комедии и шекспировской хроники в связи с поэтикой феномена хвастовства. В шекспироведении существуют исследования, рассматривающие генетические связи «ГенрихаIV» с поэтикой средневекового моралите19 . По мнению ряда исследователей,драматург во многом ориентировался на поэтику этого жанра, о чем свидетельствуют особенности сюжета и изображения персонажей (D.
Bevington,D. S. Kastan, G. Melchiori), прежде всего принца Хэла и Фальстафа. Моралитепринято называть аллегорическую дидактическую драму позднего Средневековья20. Основные художественные принципы этого жанра: идея наставления напуть истинный, библейский подтекст сюжетов, обращение к темам греха, покаяния, наказания, смерти, аллегорические образы персонажей, появление насцене святых и бесов. Моралите возникло в Западной Европе как воплощениеигрового содержания античного театра (в частности мима) в реалиях Средневековья21.
В главе принимается авторское понимание «Ревизора», выраженное в19Dessen A. C. Shakespeare and the Late Moral Plays. Lincoln, 1986.Попова М. К. Английское моралите как явление средневековой культуры // Филологические науки. М., 1992.№ 5/6. С. 38–39.21Андреев М. Л. Средневековая европейская драма: Происхождение и становление (X–XIII века).
М., 1989.С. 6–8.2017пьесе «Развязка Ревизора», и предлагается рассмотреть гоголевскую комедию всвете поэтики моралите.Прямых доказательств знакомства Гоголя с моралите не обнаружено. Немногочисленные опыты в этом жанре в XVI–XVIII веках проникали в Малороссию и были связаны с западнославянским влиянием, в том числе через Киевскую Духовную академию. Кроме того, известно о бытовании отдельных сюжетов моралите в распространенном в Малороссии вертепном театре, которыйсуществовал уже в XVI веке.
Его появление связано с традициями духовныхшкол. Таким образом, на родине Гоголя с культурой моралите были знакомылучше, чем в центральной части Российской Империи. Как предполагает Ю. Я.Барабаш, писатель мог видеть поздние образцы этого жанра в вертепном театре 22 . Возможно, первое знакомство или актуализация детских воспоминанийчерез сочинения В. А. Гоголя-Яновского, отца писателя. Также нельзя исключать того, что Гоголь мог познакомиться с образцами жанра во время путешествий в Европу, например в виде пьес кукольного театра.Религиозно-этическое осмысление «Ревизора», по-видимому, было связано с решением Гоголя не искать успехов на поприще государственной службыи преподавания, а связать свою жизнь с писательством. Идея пьесы видится автору как призыв зрителей к покаянию за грехи, как это понимается в христианской аскетике.
В западноевропейском моралите к тотальной «ревизовке» (“agenerall rekenynge”) призывают, например, аллегорические персонажи моралите«Всякий Человек» (“Everyman”, 1495). Моралите, как и гоголевский «Ревизор»,призвано пробудить совесть зрителей23. Это та самая Совесть, которая в христианском святоотеческом наследии, общем для Восточной и Западной Церквей, понимается как голос Бога, звучащий в человеческой душе.
Поэтому словаЖандарма о прибытии ревизора «поражают как громом всех», вызывая ассоциации с Богом-Судией Ветхого Завета, являющимся напуганным людям с гро22Барабаш Ю. Я. Гоголь и традиции староукраинского театра (два этюда) // Н. В. Гоголь и театр: Третьи Гоголевские чтения. М., 2004. С. 31.23Potter R. A. The English Morality Play: Origins, History, and Influence of a Dramatic Tradition.
London, 1975. P. 32.18мом и молниями. Немая сцена, таким образом, символизирует смерть, неподвижность означает, что возможность для покаяния упущена и «времени уже небудет» (Откр 10:6).Шекспировский дидактизм во многом отступает от дидактизма классического моралите, поскольку сам жанр исторической драмы, в котором работаетанглийский драматург, в конце XVI века стал средством прославления государства. В «Генрихе IV» акцент смещается с этических и моральных вопросов навопросы общественно-политические.Еще одна особенность жанра моралите может быть обнаружена в структуре сюжета «Ревизора». Исследователь средневековой драмы У. Дейвенпортуказывает на типическую трехчастную структуру, с одной стороны отличающую моралите от нерелигиозной драматургии, а с другой – сближающей его сжанрами примера (exemplum) и церковной проповедью вообще 24 .
Структурасюжета моралите представляет собой последовательность событий, объединяющих микрокосм (человека) и макрокосм (человечество в исторической перспективе): невинность – грехопадение – искупление грехов (innocence – fall –redemption). Эта схема не реализована у Гоголя в чистом виде, однако ее элементы все же присутствуют в структуре сюжета «Ревизора». Дело в том, чтоморалите не пересказывают библейские сюжеты, но обобщают их, таким образом напоминая их зрителям.
Образ гоголевского Хлестакова, например, отсылает к новозаветной притче о блудном сыне (Лк 15:11–32). Посланный служитьв Петербург Хлестаков прокутил все деньги отца и, не достигнув никаких успехов, возвращается домой. Хотя «Ревизор» использует лишь часть сюжета, довстречи Хлестакова со своим родителем, притча вполне узнаваема. Кроме того,она вплетена в трехчастную структуру моралите: Хлестаков приезжает в городстрастей ветреным простаком, а уезжает взяточником и лицемером, берущиммзду за свое покровительство и притворяющимся влюбленным. Но это лишьпервые два элемента структуры – невинность и падение, третьим является не24Davenport W. A. Fifteenth-Century English Drama: The Early Moral Plays and their Literary Relations.
Cambridge,1984. P. 12–14.19мая сцена, которая, по мысли Гоголя, является аллегорией Страшного суда. В«Ревизоре» нет покаяния, есть лишь высший суд и сверхъестественный страхзагробной кары, что позволяет провести аналогию с ранними «страшными» повестями Гоголя, отчасти навеянными готическим романом25. В шекспировском«Генрихе IV», напротив, обнаруживается полная, трехчленная структура сюжета моралите, связанная с образом принца Хэла. Молодой королевский сын сначала отделяется от отца и сближается с ложными друзьями (среди них Фальстаф), а затем возвращается к родителю, чтобы спасти раздираемую гражданской смутой страну.Элементы сходства обнаруживаются и в системе образов «Ревизора»,«Генриха IV» и средневековых моралите.
В средневековой драме центральнымобразом является человек, за душу которого сошлись в битве Бог и сатана. Однако в позднейших моралите сверхъестественные силы замещаются их агентами – персонифицированными аллегориями благодетелей и пороков. В чистомвиде подобные аллегорические образы у Гоголя не представлены, однако это незначит, что в пьесе нет абстрактных понятий. Как в моралите есть персонажибез слов, так и в «Ревизоре» есть абстрактный персонаж, не имеющий речей идаже не появляющийся на сцене, – это Смех. Другой незримо присутствующийна сцене персонаж – сатана.
Как и в поздних моралите, он не появляется лично26, однако его деятельность видна в пороках чиновников, также определенноевлияние этого персонажа видно в образе Хлестакова. Так, например, он не разпоминает нечистого: «черт с тобой», «черт возьми», а в моралите, как правило,сквернословят персонажи, олицетворяющие темные силы 27 . Аллегорическиеобразы страстей – неотъемлемых действующих лиц моралите, разумеется, неприсутствуют в «Ревизоре» в чистом виде. Тем не менее, по мнению исследователей, существует определенное соотношение духовных свойств среди дей25Самородницкая Е.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
