Диссертация (1100952), страница 8
Текст из файла (страница 8)
При том, что имеется достаточномного работ, в которых рассматривается рецепция европейской (в том числеантичной) философии в России в целом, исследования именно лингвистическойсторонытрансляциинемногочисленны.философскихтекстов,темболеевосточных,Среди теоретических работ особое место занимаюттруды Н.С. Автономовой, рассматривающей перевод философских текстов нанесколькихуровнях:рефлексивности),медиации),общефилософскомсоциологическомкультурномэпистемологическом(перевод(перевод(перевод(переводкаккаккакоднаизформпрактикакультурнойсохранениянаследия),методологическаястратегия)способноваякак[Автономова 2008: 22].Однако, несмотря на то, что проблема перевода философского текста хуже48исследована в русистике, чемнаучно-техническоготекста,проблема перевода художественного ионаможетрассматриватьсяваспектах,относящихся ко всем типам текстов и видам перевода, например, соотношениепонятий адекватностии эквивалентностиперевода [Комиссаров 1999][Швейцер 1988], относительная сложность передачи референциального,прагматического и лингвистического значения слов [Бархударов 1975], типыдопустимыхпереводческихтрансформаций(перестановки,замены,добавления, опущения) [Степанов 1997] и др.
В то же время качество переводатекстовопределенноготипаобуславливаетсясоответствиемжанрово-стилистической норме: «Она во многом определяет как необходимыйуровень эквивалентности, так и доминантную функцию, обеспечение которойсоставляет основную задачу переводчика и главный критерий оценки качестваего работы. Подобно тому, как нормы правильной речи могут устанавливатьсялишь с учетом стилистической и социолингвистической дифференциацииязыка, так и нормативные требования к адекватному переводу имеют смысллишь по отношению к определенному типу текстов и определенным условиямпереводческой деятельности» [Серебрякова 2014: 46].
Нельзя не согласиться сцитируемым автором в том, что «практически критика переводов, главнымобразом,основываетсяжанрово-стилистическойнанорме.интуитивномПереводпредставленииохудожественного произведенияоценивается по его литературным достоинствам, технический перевод – потерминологической правильности, обеспечивающей понимание сути дела ивозможность использования текста перевода в технической практике, перевод49рекламы – по ее действенности.
Таким образом, жанрово-стилистическуюнорму перевода можно определить как требование соответствия переводадоминантной функции и стилистическим особенностям типа текста, к которомупринадлежит перевод» [Там же].ще один уровень в иерархии критериев, применяемых к оценкеперевода, надстраивает И.В. Цветкова. В применении к философскому текстуона разграничивает два типа перевода: лингвистический, т.е. перевод ссоблюдением требований эквивалентности и жанрово-стилистической нормы, ифилософский, т.е. адекватно воспроизводящий движение мысли автора текста.Этосоответствуетобщейконцепцииавтораимногихфилософов,сформулированной в приведенной выше цитате: философия по сути своейзанимается не языком, а мышлением, следовательно эквивалентная передачаособенностей языка автора менее значима, чем передача модели мышленияавтора. Язык воспринимается при этом как некоторое внешнее средствооформления философских идей [Цветкова 2000: 36].
Вряд ли с этим можносогласиться.Также,каквхудожественном тексте,несуществуетхудожественной реальности вне и помимо языка, на котором написанопроизведение, так и в философском тексте отрыв «движения мысли» от тойформы, в которой эта мысль движется, приводит к полной деконструкции.Иная точка зрения представлена в книге.В. Орлова «Философскийязык Аристотеля», в которой проблема адекватного перевода является одной изцентральных [Орлов 2011], и рецензии на эту книгу А.А. Россиуса [Россиус2012].
Оба автора соглашаются в том, что мысль философа не познается50помимоивнеязыка:терминологическаянебрежностьпереводчика,непоследовательность передачи одних и тех же греческих терминов на русскомязыке приводит к искажению и/или затемнению смысла текста Аристотеля.Однако .В.
Орлов предлагает бороться с этим с помощью метода «квадратныхскобок», позволяющего добиться буквальности перевода (среди изучаемыхнами текстов такой метод использован в переводе Васильева), и фактическиотрицает возможность адекватного перевода, представленного в обычномтекстовом формате, не отягощенном включениями в квадратных скобках.Критикуя такую позицию, А.А. Россиусфилософскийтекстрождаетсяпризамечает: « тот или инойиндивидуальномпониманииегопереводчиком, при этом орининал текста дополняется его частным видениемсмысла. Существование философского текста складывается из суммы текстовразныхпереводчиков,которые дополяюторининальныйтекстсвоимиотпечатками мысли в данной культуре» [Россиус 2012: 172].
Россиус выступаетза многообразие переводов, сравнивая попытки создать один «объективный»перевод с«попыткой создать ничемнеокрашенную«объективную»интерпретацию музыкального произведения». «Говоря об ответственностипереводчика нужно отметить, что он должен непременно подвести к истинекоторую проведует автор, найти точное понимание варианта текста» [Там же].Переводчик, который достигнет успеха на этом пути, должен обладать двумяредкими качествами: способностью «разбора оригинального текста, при этоммыслить по-аристотелевски и изложить этот текст на русском языке (вприменении к Аристотелю сюда входят в равной степени умение «видеть»51греческий текст и умение мыслить «по-аристотелевски»)» [Там же: 173].Таким образом, оппозиция между «лингвистическим» и «философским»переводом философского текста мнимая. Философ создавал оригинальный текст,мысля и выражаясь по законам своего языка, переводчик транслирует его,мысля и выражаясь по законам языка-рецептора.
Эти законы (точнее, языковыесистемы и правила их функционирования) не совпадают, и задача переводчика –понять не отдельную мысль или высказывание философа, а всю философскуюсистему, а затем там, где возможно, найти лексико-грамматические эквиваленты,помогающие донести каждую отдельную мысль в этой системе, не нарушая еецельности, а там, где это невозможно, отступить от лексико-грамматическойэквивалентности в пользу передачи мысли. В последнем случае отступлениямогут быть различными.Такой пример рассматривает А.А.
Россиус, критикуя предложенный.В.Орловым перевод высказывания Аристотеля из 3-й главы книги«Никомаховой этики»: «Пусть будет пять по числу [способов, какими] душаистинствует, утверждая и отрицая» и т. д. Здесь авторским неологизмом«истинствует» переводится глагол al thɝuɝi, то есть сохраняется частеречнаяпринадлежность и словообразовательная структура слова. Однако, как замечаетРоссиус, «тем самым достигается лишь мнимая точность, т. к. по-русски«истинствует» просто ничего не значит – это всего лишь мнимо-величавоеслово, своей нарочитой противоестественностью напоминающее пресловутое«мухоедство».
Человек, знакомый с греческим узусом, распознает в неморигинал – но зачем нужна такая копия, когда оригинал доступен? Другой же,52не знающий по-гречески, будет только введен в заблуждение, т. к. в данномслучае мы имеем дело именно с различием в типичных способах выражения, недопускающих буквального перевода: греческие глаголы с суффиксом -ɝu(например, ariɞtɝuÔ) часто служат для выражения образа действия, акцент вофразе с них смещен в пользу действия, выраженного причастием. Чаще всеготакие конструкции соответствуют русскому глаголу (который несет значение, воригинале вложенное в причастие) с наречием или иной обстоятельственнойконструкцией, вплоть до придаточного предложения (эта конструкция передаетзначение деакцентированной личной формы греческого глагола).
В сущности,Аристотель говорит здесь, что истинность утверждений и отрицанийсвойственнапятипознавательным(«допущение», в терминологиистатусам,тогдакакдвадругих.В.Орлова, и мнение) истинности негарантируют» [Россиус 2012: 173]. Очевидно, что формулировка «Истинностьутверждений и отрицаний свойственна пяти познавательным статусам», вотличие от «Пусть будет пять по числу [способов, какими] душа истинствует,утверждая и отрицая», понятна читателю, т.е.
в любом случае доносит мысльавтора лучше, чем непонятная формулировка.Это пример проблемы перевода философского текста, которую мы можемназвать синтагматической: переводчик должен сформировать понятную играмматичную русскую синтаксическую конструкцию, включив в нее тепонятия, которые использованы в греческом тексте, именно в тех отношениях,которые там между ними установлены.
Существует и парадигматическаяпроблема - выбор слова из числа возможных эквивалентов, - которая для53терминологической философской лексики усугубляется тем, что в разныхконтекстах для одного и того же слова в оригинальном тексте может лучшеподходить разное русское соответствие и переводчик должен принять решение:если перед ним термин данной философской системы, он должен переводитьсяединообразно, если это не термин – то возможно варьирование. Для такогорешения необходимо опять же глубокое понимание философской концепцииавтора оригинала. Об этом также пишет А.А.
Россиус: «Особенно важно то, чтотерминологические ряды соответствий между языком Аристотеля и языкомрусских переводов .В.Орлов выстраивает, опираясь на исключительно точноеи глубокое знание теории Аристотеля: каждое частное решение, импредлагаемое, исходит из скрупулезного анализа использования данного корняв оригинале логических и иных трудов философа, и оценки возможностейязыка перевода.поучительнойВ частности, мне кажется абсолютно точной и весьманайденная.В.Орловымформуларазличиямеждуаристотелевской семантикой корней, которые характерны для слов знания,связанных с глаголами gigm ɞkи epistamai: «Аристотелевская дистинкция«знания-познания» актуализируется в связи с проблематичностью отношениячувственного восприятия и знания...
Позиция Аристотеля по этому вопросутакова: чувственное восприятие есть какое-то познание (гносис), но не знание(эпистема)» (с. 41–42). Это вообще важнейшая и замечательная черта книги.В.Орлова:онаристотелевскихнеизменнотерминовстремитсяипонятий:раскрытьтак,философскийиндукциясмысл(Аристотелево«наведение») в этой системе может быть обоюдонаправленной (т. е. фактически54включать в себя и дедукцию) лишь потому, что с точки зрения самого Стагиритаэто лишь разновидности одной операции – наведения универсального наединичное, – и возможна такая трактовка только в силу того, что посылкиаристотелевских силлогизмов всегда берутся из универсальных терминов..В.Орлов совершенно прав, полагая, что, только приведя терминологическийсловарь Аристотеля в систему, можно полноценно судить о назначенииотдельных терминов» [Там же: 174].Особую проблему при этом представляет перевод терминов, совпадающихс общелитературными словами и/или использующихся в разных значениях вразных философских системах.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
