Кортунов С.В. - Современная внешняя политика России (стратегия избирательной вовлечённости) (1094457), страница 13
Текст из файла (страница 13)
Итак, с точки зрения универсальных ценностных ориентиров развития страна сделала стратегический выбор: гражданское общество, правовое государство и рыночная экономика. Однако по ряду важнейших концептуальных вопросов, от понимания сути и способа решения которых зависит дальнейшая жизнь народа и государства, – а именно, что же такое Российская Федерация как государство, что она наследует и что отвергает из своего прошлого, где ее подлинные границы, как они определяются, каково ее реальное положение в мире, где сфера ее национальных интересов, кто ее союзники и соперники, как соотносится весь исторический опыт (как положительный, так и отрицательный) российской государственности с ее нынешним состоянием, уже не говоря о долгосрочной стратегии развития страны в ХХI веке, – здесь ни у власти, ни у общества ясных и единых позиций не было и нет.
Главное в национальной идентичности – культурное измерение, цивилизационные коды, т.е. ценности. Причем ценности навязать сверху невозможно. Потому что они суть продукт национального культурного развития. Ценности живут в душах людей, которые добровольно себя с ними идентифицируют, что и определяет в конечном счете национальную идентичность. Также как Закона и порядка в обществе не будет, если этот Закон, даже самый лучший, не живет в душах людей, идентичности не будет, если в душах людей не живут национальные ценности, ее определяющие.
Все эти факторы, взятые в совокупности, а главным образом два из них – расплывчатость национальной идентичности и нерешенность проблемы национальной модернизации – делают Россию крайне уязвимой для процессов глобализации.
4.5.Императив модернизации
Национальная идентификация, как многократно показывала Всемирная история, происходит тогда, когда народ начинает взаимодействовать с другими народами, обладающими иными ценностями («мы»-«другие»). Вопрос об идентичности встает именно тогда, когда происходит давление «чужих» ценностей. Столкновение ценностей, как правило, и приводит к самоидентификации, и чем более оно интенсивно, тем более болезненно (но вместе с тем и более определенно) протекает этот процесс. При этом происходит то, что российский исследователь С.Чугров предлагает называть «ксенотрансплантацией» (в медицине – отторжение инородной ткани). Ценностные «трансплантанты с чужой «группой крови» отторгаются национальной ценностной системой. Как полагает С.Чугров, Россия и Япония относятся «к категории стран с высокими адаптационными способностями: они способны усваивать и приноравливать к своим ценностным системам заимствуемые ценности. В то же время японское общество демонстрирует органичное сочетание традиционализма и современности, чего нельзя сказать о российском обществе. Именно поэтому уроки Японии важны для постсоветской России».44
Традиционно Россия самоопределялась в мировом политическом континууме (или подтверждала свою идентичность) в военном противоборстве с другими народами и государствами. Так было и в ХIII, и в ХVII, и в ХVIII, и в ХIХ, и в ХХ веках. Отстаивание национальных ценностей во всех этих случаях было связано непосредственно с решением проблемы национального выживания. Сегодня ситуация кардинально иная. В мире у России нет явно выраженных врагов, способных угрожать самому существованию российского суперэтноса. «Битва народов» в масштабе Первой и Второй мировых войн, к счастью, практически исключена.
Это, однако, не означает прекращение «битвы идентичностей». Ослабив свое военное измерение, она перешла в более мягкие, но одновременно и более изощренные формы(soft power), а в ряде случаев и более опасные с точки зрения сохранения культурного ядра. Более того, можно сказать, что именно сфера культуры стала главной ареной «битвы национальных идентичностей) в ХХI веке. Культурная стандартизация по американскому образцу – главный вызов для национальной идентичности большинства стран мира. Сопротивление этой стандартизации, которая в ряде случаев проводится США весьма агрессивно, и является главной причиной (о вовсе не какая-то «зависть» к американцам, как утверждают пропагандисты Госдепартамента США) роста антиамериканских настроений повсюду в мире. В России натиск западной массовой культуры порождает естественную реакцию защиты культуры национальной, российских традиций и обычаев. Тем более, что западные либеральные ценности не во всем стыкуются ни с советскими, ни с традиционными российскими ценностями.
Как уже отмечалось выше, несмотря на то, что большевики сделали все для уничтожения дореволюционных традиций и обычаев и насаждения новых советских традиций и обычаев, традиционные российские ценности оказались весьма живучими. По существу они «проросли» сквозь советский идеологический монолит: произошла своего рода «русификация» насаждаемых советских ценностей. В результате в массовом сознании советские ценности стали рассматриваться как русские. Эти ценности и являются хранителями русского культурного ядра, русских цивилизационных кодов, оказывая сопротивление культурной экспансии Запада.
Здесь, однако, снова и снова возникает фундаментальный вопрос: совместимы ли эти ценности с главной задачей, стоящей на национальной повестке дня – задачей модернизации и перехода к инновационному типу развития?
Как уже говорилось выше, в условиях глобализации, размывающей основы национально-государственной идентичности, российское общество оказалось перед необходимостью решения задач модернизации, а известные доныне модели модернизации строились на основе укрепления национального государства как целостной общности с устойчивыми национально-государственными характеристиками.
Положение осложняется тем, что Россия не знает другого опыта преодоления кризисов, кроме как опыта укрепления государства. Так было на всех переломных этапах русской истории, будь то принятие христианства или борьба против иноземных нашествий, объединение земель вокруг Москвы, преодоление «Смутного времени» или петровские, а затем и екатерининские реформы, либеральные реформы Александра Освободителя или советская мобилизационная модель развития.
При этом на всех этих этапах русской истории интерес национальный отождествлялся с государственным. Государство было главным критерием идейно-политической идентификации. Позиционирование по отношению к государству оказывалось важнейшей составляющей национальной идентичности, а государственное строительство – перманентным приоритетом национального развития. Процессы государственного строительства задавали параметры развития национального.
Однако, как полагают В.Пантин и В.Лапкин, «социокультурные процессы в российском обществе в определенном смысле развиваются в противофазе с общемировыми: если там параллельно с эрозией ценностей национального государства идет выработка «основы жизненного мира для всемирного республиканства, то здесь общественное сознание старательно «освобождается» от характерных для минувшей, большевистской эпохи представлений о «всемирном интернационале», о «единой республике трудящихся», т.е. от прежней универсалистско-имперской идентичности. Восприняв ценность национального в период глобального кризиса национально-государственной парадигмы, российское общество, образно говоря, разрывается между потребностью модернизации (в ее традиционном понимании, делающем акцент на ценности и рамочные условия национальной государственности) и необходимостью адаптации к «постмодерным», глобалистским тенденциям мирового развития».45
4.6.Соблазн особого пути
Составной частью российской национальной идентичности является «длинная» культурно-историческая память, представления о «великом прошлом» России. Эти представления актуализируют мифологемы о «великом народе» и «великой культуре», мессианские упования на историческую миссию России. С прошлым связываются представления о национальном достоинстве и национальной гордости, в то время, как современная политическая история ассоциируется с кризисом, со сдачей позиций великой державы и забвением национальных интересов. Поэтому столь живучей оказывается идеологема «особого пути», противопоставляемой сегодняшней модернизации. Как полагает В.Пантин, «объявить представления об «особом пути» развития России только предрассудком, пережитком традиционализма или «артефактом» было бы не только большим упрощением, но и искажением реального содержания этих представлений». Он считает необходимым не отмахиваться от реально существующей сложной проблемы, а докопаться до ее более глубоких причин.
В каждом обществе в той или иной мере распространены представления о собственной исключительности, об уникальности своего пути развития, о своей культурной специфике и т.п. Подобные представления в разных формах существуют и в США, и в странах Западной Европы, и в Японии, и в Китае, и в Индии, и во многих других странах. Россия в этом плане, конечно, не является исключением. Но специфика современной России по сравнению с перечисленными странами состоит прежде всего в том, что в настоящее время российское общество находится на решающем, во многих отношениях критическом этапе модернизации и переживает не только социально-экономический и политический, но и глубочайший цивилизационный кризис. В этой ситуации, когда по существу решается вопрос «быть или не быть» российской цивилизации, представления об «особом пути» России начинают играть иную роль, чем в более благополучных странах Запада и Востока. В частности, они могут стать как основой сплочения общества и мобилизации его энергии для решения проблем экономической, социальной, политической и культурной модернизации, так и фактором архаизации общества, его деградации или отката к жесткому авторитаризму или тоталитаризму. В.Пантин выделяет следующие основные составляющие представлений массового сознания об «особом пути» развития России.
1. Оппозиция по отношению к радикальному либерализму, неприятие резкого имущественного расслоения, социальной несправедливости и произвола чиновников.
2. Потребность в патерналистском государстве, осуществляющем сильную социальную политику, заботящемся о наименее обеспеченных слоях населения и осуществляющем эффективное государственное регулирование экономики.
3. Ориентация на политический режим, сочетающий элементы авторитаризма и демократии – прежде всего всеобщие выборы на федеральном и местном уровнях.
4. Идеал великой державы, с которой бы считались во всем мире; недоверие к США и их союзникам.
5. Сохранение и развитие российской культуры, традиций, обычаев и ценностей.
Как полагают В.Пантин и И.Семененко, «так или иначе, с широким представлением о необходимости «особого пути» развития России придется считаться любому политику, реально претендующему на власть. Представляется также, что игнорирование укорененности подобных представлений в современном российском обществе и причин, их порождающих, явилось одним из факторов (чуть ли не самым важным) поражения российских либеральных политических партий и их лидеров на выборах 2003-2004 гг. И если российские либералы будут и дальше высокомерно отмахиваться от представлений об «особом пути» как нелепых и утопических, они рискуют полностью отдать идеи своеобразия и самобытности культурного развития России на откуп националистическим и имперско-реваншистским силам. Последствия подобного развития идейно-политической ситуации в России, как нетрудно догадаться, могут оказаться весьма печальными».46
При ближайшем рассмотрении вышеперечисленные представления, однако, по существу ни чем не отличаются от тех, которые имеются и в других странах, в том числе западных (например, во Франции). Однако в России, благодаря титаническим усилиям наших «державников», они превратились в агрессивную антизападную идеологическую платформу, элементы которой стали частью не только элитного, но и массового сознания. И это, конечно, тормозит интеграцию России в трансатлантическое сообщество.
Как же совместить жизненно важную необходимость обновления российской идентичности, связанной с потребностью успешной национальной модернизации и глубоко укорененными в российском обществе представлениями об «особом пути» и национальной самобытности?
На наш взгляд, следует искать такой путь возрождения страны, который основывался бы на преемственности российских исторических традиций и ценностей при одновременном их сочетании с основополагающими демократическими нормами и принципами. Методы и пути реформ (экономических, политических, социальных, правовых и т. д.) могут быть предметом дискуссий, но для национальной элиты любой страны необходимо наличие определенных ценностей и понятий общенационального значения, о которых не спорят. Вокруг этих фундаментальных ценностей, общего взгляда на определяющие вехи истории, и должно сложиться национальное согласие, столь необходимое для устойчивого и демократического развития страны, а также для интеграции России в мировое сообщество, в мирохозяйственную транснациональную систему ХХI века.
4.7. Традиция и Современность: поиски синтеза
Все эти вопросы, как представляется, имеют прямое отношение к формированию нового внешнеполитического курса России. Последовательные сторонники возрождения «самобытной» российской цивилизации исходят из представления о принципиальной неподверженности ее базисных элементов каким бы то ни было модернизационным трансформациям, а потому видят в ней естественный и нерушимый оплот мирового антизападничества. В этом случае решение проблемы социальной консолидации видится на путях превращения России в мировой центр антизападных, антикапиталистических, антиглобалистских сил, объединяемых в международной среде неприятием западной системы ценностей и основ западной цивилизации. Однако и в этом случае заимствование «технических» элементов западной цивилизации оказывается непременным условием эффективного противостояния Западу.
Их оппоненты, в свою очередь, исходят из того, что Запад как консолидированное цивилизационное целое убедительно продемонстрировал свои неоспоримые преимущества в глобализирующемся мире, и потому попытки социальной консолидации путем реконструкции и воссоздания традиционных основ российской цивилизации в современных условиях заведомо бесплодны и бесперспективны. В рамках этого подхода переход России на инновационный тип развития обусловлен сменой ее цивилизационной парадигмы, т.е. отказом от традиционной системы ценностей. В этом случае императивом российского развития видится имплантация и последующее освоение западной системы ценностей и «кодов» западной цивилизации, а желанным результатом – вхождение в качестве составной части в цивилизацию «объединенного Запада».
При очевидном антагонизме этих подходов их роднит бескомпромиссное стремление подавить, уничтожить чужеродные или национальные ценности, цивилизацию, культуру. И в том, и в другом случае проблема поиска и последовательного выстраивания цивилизационных и ценностных оснований российского развития в условиях Современности оказываются «сняты» предрешенным выбором той или иной «идеалтипической» конструкции. Оба этих подхода отказывают российскому обществу в наличии имманентной ему субъектности, и потому переводят проблему в плоскость глобальных геополитических абстракций. По существу Россия, потребности ее внутреннего самообновления вновь приносятся в жертву некоей судьбоносной для Мира миссии (будь то борьба с «капитализмом», «империализмом», «глобализмом», либо, напротив, служение «либеральной миссии», поддержка Запада в его борьбе с «варварством» и проч.).