Д. Реале Д. Антиссери. История западной философии с древней (1092776), страница 15
Текст из файла (страница 15)
4. ЭВОЛЮЦИОНИСТСКИЙ ПОЗИТИВИЗМ ГЕРБЕРТА СПЕНСЕРА
4.1. Религия и наука «коррелятивны»
В 1859 г. Чарльз Дарвин опубликовал книгу «Происхождение видов». Однако еще несколькими годами ранее увидели свет «Гипотеза развития» (1852) и «Основания психологии» (1855) Герберта Спенсера, развивающие эволюционистскую теорию. В 1860 г. Спенсер вознамерился написать «Систему синтетической философии», охватывающую все познанное. «Основные начала», знакомящие читателя с этой системой, появились уже в 1862 г. Грандиозная метафизика вселенной давала оптимистическую картину мира, непрерывно и прогрессивно развивающегося.
209
В первой главе поставлен сложный и деликатный вопрос взаимоотношений науки и религии. Спенсер согласен с Уильямом Гамильтоном (1788—1856), познакомившим англичан с немецкими романтиками, с тем, что последняя реальность непознаваема, и вселенная, в конечном счете, есть тайна. Это подтверждают и религия, и наука. «Любая религиозная теория — это априорная теория универсума, и все они, невзирая на особые догмы, признают, что мир вкупе со всем, что внутри и вокруг него, есть тайна, требующая объяснения, и что сила, которую удостоверяет собой вселенная, до конца непостижима».
Как бы ни впечатлял научный прогресс, объяснения того, что объяснимо, показывают с еще большей очевидностью непостижимость того, что остается «за гранью». Ученый находится в окружении непрерывных изменений, ни начала, ни конца которых нельзя обнаружить. «Лучше кого бы то ни было ученый знает, что бытие не познаваемо в его последней сущности». Всегда остается нечто для объяснения, поэтому последняя реальность недоступна
Стало быть, религии подтверждают «тайну, требующую быть как-то истолкованной», и науки отсылают к абсолюту, недоступному для относительного знания. Но абсолют есть, в противном случае бессмысленно говорить об относительном знании. С другой стороны, возможно, и религии дают лишь слабый образ истины. Наука и религия совместимы, ибо обе признают абсолют и безусловное. Однако «если задача религии — в том, чтобы поддерживать смысл тайны, то задача науки — все дальше расширять познание относительного. Если религия ошибается, представляя себя как позитивное познание непознаваемого, наука ошибается, пытаясь включить непознаваемое в позитивное познание». Со временем, впрочем, и та и другая уяснят свои задачи и перестанут враждовать. Религия и наука, по Спенсеру, суть «два полюса мысли — позитивный и негативный»: интенсивность одного возрастает не иначе, как с ростом интенсивности другого. «Если заслуга религии в неустанном стремлении к последней истине, то именно наука, — замечает Спенсер, — постоянно помогала и вынуждала религию очиститься от нерелигиозных элементов, например, анимистических и магических».
4.2. Эволюция вселенной: от гомогенного к гетерогенному
Какова же функция философии в системе Спенсера? В «Основных началах» он определяет философию как «познание на ступени максимального обобщения». Научные истины, развивая и совершенствуя познание, все же существуют раздельно, даже когда в процессе унификации они логически организованы на основе фундаментельного принципа механики, молекулярной физики и т.п. «Истины философии соотносятся с каждой из высоких истин науки так же, как каждая из них соотносится с самой скромной
211
из научных истин. Как каждое обобщение науки консолидирует более узкие обобщения собственного раздела, так философские обобщения консолидируют широкие обобщения науки». Философия — наука о первопринципах, в ней процесс унификации познания доведен до предела. Философия — финальный продукт этого процесса, ведущего от связи между грубыми наблюдениями к разработке все более широких положений, отделенных от фактов, вплоть до универсальных суждений. «Наука — частично унифицированное познание, философия — полностью унифицированное познание», — заключает Спенсер.
Философия должна начать с наиболее общих принципов, к которым пришла наука. Это, по Спенсеру, принципы неуничтожимости материи, непрерывности движения, силового сопротивления. Эти принципы свойственны всем наукам. Впрочем, их можно унифицировать в более общий принцип — принцип «непрерывного перераспределения материи и движения». В самом деле, «абсолютного покоя и абсолютного постоянства не существует, и каждый предмет (как и агрегат всех предметов) испытывает какое-либо изменение». Закон общего изменения и есть закон эволюции.
Впервые термин «эволюция» употреблен Спенсером в 1857 г. Через два года Дарвин в «Происхождении видов» употребит это понятие в отношении живых существ. Однако Спенсер говорит об эволюции вселенной. Первая ее характеристика — переход от менее связанной формы к более связанной (например, эволюция Солнечной системы из туманности). Вторая характеристика — переход от гомогенного состояния к гетерогенному (это не только биологический феномен, его можно наблюдать и в языке, и в искусстве). Третья характеристика эволюции — переход от неопределенного к определенному. Это очевидно из сравнения племени с цивилизованным народом, где задачи и функции четко разделены. «Эволюция есть интеграция материи, сопровождаемой рассеянием движения; в ней материя переходит от неопределенной и несвязанной гомогенности к определенной и связанной гетерогенности, в то время как сохраненное движение претерпевает параллельную трансформацию».
4.3. Биология, этика и общество
Эволюция вселенной есть необходимый процесс. Начальный пункт эволюции — нестабильная гомогенность. «Во всех случаях мы наблюдаем прогрессивное движение к равновесному состоянию». Что касается человека, «эволюция может закончиться только с установлением величайшего совершенства и полнейшего счастья». Разумеется, равновесие может нарушиться, но даже условия хаоса и распада нельзя считать окончательными, ибо с них может начаться новый процесс эволюции. Следовательно, вселенная прогрессирует, развивается к лучшему. На этом основан оптимизм Спенсера.
212
У Спенсера есть метафизическая картина эволюционизма, но он специфицирует свою теорию, давая различные ее проекции. В отношении биологии он говорит о приспособлении организмов к окружающей среде. На вызов меняющихся обстоятельств организмы отвечают дифференцированием своих органов. Так Спенсер признает принцип Ламарка, согласно которому функция, т. е. пролонгированная реакция живого существа, медленно продуцирует специализацию органов. Затем естественный отбор, соглашался Спенсер с Дарвином, способствует выживанию более приспособленных. Индивидуальные органические мутации закрепляются передачей и наследованием. Преобразование неорганической жизни в органическую, полагал он, началось с недифференцированной массы, наделенной, впрочем, способностью к самоорганизации.
В отличие от Конта, Спенсер считает психологию автономной наукой. Она изучает низшие психические проявления (например, рефлексы), чтобы понять более высокие формы (произведения искусства и т.п.). Спенсер признает и априорные элементы, не зависимые от индивидуального опыта. Однако, подчеркивает Спенсер, то, что априорно для индивида, апостериорно для вида, ибо интеллектуальные достижения унаследованы органическими структурами. В отличие от Канта, Спенсер допускал, что априорные схемы могут быть ошибочными и могут меняться.
Спенсер в работах «Человек против государства» (1884), «Социальная статика» (1850), «Основания социологии» (1896) утверждает, что общество существует для индивида, а не наоборот, что развитие общества зависит от реализации личности. Неудивительно, что философ с недоверием относится к вмешательству государства и к эпохальному предрассудку о «божественности» парламентарного права. Подлинно либеральная теория не приемлет неограниченной власти парламента, как старый либерализм отвергал неограниченную власть монархии.
Однако, несмотря на весь свой либерализм, Спенсер не согласен с теми, кто думает изменить мир, ускорив волевыми реформами или образованием ход истории. «Как нельзя сократить путь от детства до зрелости, избежав нудный процесс всхода и медленного роста ростков, так нельзя ждать, чтобы из низших социальных форм сразу образовались высшие без серии небольших последовательных модификаций». Ясно, что это позиция консерватора, поддерживающего индустриальный путь развития.
Этика Спенсера имеет биолого-натуралистическую окраску, поэтому она не всегда согласована с утилитаризмом Бентама и Милля.
213
Этические принципы и моральные нормы суть инструменты приспособления человека к среде. Эволюция, аккумулируя наследственно передаваемый опыт поведения, дает индивиду априорные моральные нормы (апостериорные для вида). Некоторые нормы, необходимые для выживания вида (например, «Оберегай своих жену и детей»), утрачивали свой принудительный характер, так случилось и с некоторыми положениями морального долга, ставшими общепринятыми.
Глава восьмая
Развитие науки в XIX веке
1. ОБЩИЕ ВОПРОСЫ
1.1. Когда наука приобретает философский смысл
Тесное переплетение философских идей и научных теорий, черты эволюции, обнаруживаемые как в науке, так и в смене философских образов человека, истины, мира, заставляют философов, далеких от специальных научных проблем, быть внимательными к проблемам развития науки. Процесс ригоризации математики, возникшие на рубеже веков математические антиномии угрожали всему зданию математического знания. В то же время неевклидова геометрия поколебала одну из философски укорененных идей, согласно которой аксиомы Евклидовой геометрии принадлежат к разряду самоочевидных и необсуждаемых аксиом. То, что считалось незыблемыми «принципами», в рамках неевклидовой геометрии стали трактовать как «начала» и «конвенции». Это типичный пример того, как технические результаты, полученные в научном исследовании, могут перевернуть философские теории. Очевидно, что выбор в пользу определенной теории отражается на представлении о человеке: способный к абсолютным истинам человек — далеко не тот же самый, который удовлетворяется «конвенциями». Физика прошлого столетия привела механистический образ Вселенной в конце века к необратимому кризису. Спор механицизма с витализмом не закончился очевидной победой первого. Биология поставила перед философской антропологией и религиозной мыслью нешуточные проблемы. Дарвиновская эволюционная теория биологических видов сделала образ человека радикально иным.
Значительные результаты были получены в математике, физике, биологии, химии, эмбриологии, физиологии, анатомии, фармакологии, геологии, кристаллографии, астрономии, истории. Клеточная теория Рудольфа Вирхова показала, что «животное существо есть сумма витальных единиц, каждая из которых обладает всеми
226
характеристиками жизни». Так зародилась генетика Моравский монах-августинец Грегор Мендель (1822—1884) соединил свои познания из области математики с ботаническими, скрещивая семена горошка в течение восьми лет. Так появились законы наследственности Менделя: закон расщепления и закон независимого комбинирования признаков. Возможно, идеи Менделя были слишком непонятны для той эпохи: он умер в 1884 г. в полной безвестности. Только в 1900 г. три ботаника — голландец де Фриз, немец Корренс и венгр Чермак, — независимо один от другого, пришли к закону наследственности, признав приоритет Менделя. Тогда же возникли споры относительно бактерий и других микроорганизмов. Пастер показал, что они присутствуют в атмосфере и капельным путем распространяются, что их можно разрушить высокой температурой, сделав культурную среду стерильной.
1.2, Наука и общество в XIX веке
Не будем забывать и о технических достижениях прошлого столетия. Их следует рассмотреть в широком социальном контексте, отмеченном великой индустриальной революцией. Знаком обновления высшей школы стали Ecole Polytechnique (детище французской революции), институты Гейссена, Дрездена, Монако, также политехнического типа. Микробиология побеждает инфекционные болезни. Открытия в области электропроводимости позволили создать телефон (через пятьдесят лет экспериментов появились телефон без проводов, радио и радар), динамо-машину, всю индустрию электрических машин.
Хотя связь между индустриальным обществом и развитием знания очевидна, не следует впадать в социологизм, полагая, что наука была фатально замкнута на утилитарные проблемы. XIX век — еще и век филологии и истории, искусства и археологии. Математика, геометрия, эволюционная теория, астрофизика родились не потому, что они служили индустрии, той или иной власти. За спиной науки не промышленный король или монарх, но вся история народов, культурная память поколений, другими словами, — западная традиция.
Сфера истины — как тогда, так и теперь — богаче и шире, чем сфера полезного. Это можно увидеть на примере генетики (когда она родилась, никому не была нужна) и лингвистики. Сравнительная грамматика и открытие фонетических законов стали гордостью немецкой науки. Они служили умножению познания, внесению в него разумного порядка (экспликативного и эвристического). Без этого сложно понять логику индустриальной революции. Две науки, вышедшие из сферы метафизики и исследующие сущность и глубинные законы общества, структурируют свой предмет и метод именно как собственно научные дисциплины: психология (школа Вундта) и социология (Дюркгейм).
227
3. ФИЛОСОФСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ НЕЕВКЛИДОВОЙ ГЕОМЕТРИИ
Открытие неевклидовой геометрии Лобачевским (1826) внесло коренные изменения в представления о природе пространства. Важными событиями отмечено развитие геометрии на рубеже XIX— XX веков. Начиная с шестидесятых годов прошлого столетия, открытия в области геометрии становятся общематематическим
229
достоянием. Это хорошо видно из известной «эрлангенской» программы, предложенной Феликсом Клейном (1849—1925) в 1872 г., согласно которой разделы геометрии (метрической, проективной) иерархично соподчинены по степени обобщения. Не имея возможности подробно останавливаться и даже частично осветить множество важнейших проблем развития математики и геометрии этого периода трансформации, отметим все же некоторые моменты философского плана. Созерцание было элиминировано из новых геометрических теорий: аксиомы перестали быть «очевидными истинами». Их заменили простые и чистые «начала», конвенционально выбранные как исходные моменты. Если аксиомы считаются верными, будут истинны и теоремы, корректно выведенные из них, что гарантирует истинность системы в целом.
Возникает вопрос: если аксиомы суть чистые постулаты в качестве исходных моментов рассуждения, то что и как страхует систему в целом? Дедуцируя теоремы одну из другой, можем ли мы быть уверены в том, что, споткнувшись об одно противоречие, система не опрокинется вместе со всем, что в ней построено? Вопрос далеко не праздный, ведь неевклидова геометрия основывается на тезисе, что истинность теории — в ее непротиворечивости. Это исходное положение «формалистической» программы Давида Гильберта (1862—1943), потерпевшей, как известно, крушение. Неудача постигла и теорию множеств Кантора из-за внутренних антиномий.