Методика перевода и понимания значения слов в тексте
Методика перевода и понимания значения слов в тексте. Для лексико-терминологического раскрытия текстов исторических источников применяется комплекс разных методик. Прежде всего, большую помощь оказывают словари, содержащие перевод и толкование многих терминов древнерусского языка[1].
Читать текст источника следует внимательно, добиваясь понимания всех слов и выражений. Необходимо сопоставлять все места в документе, где встречаются слова, требующие разъяснения, перевода или толкования.
Нужно также обращаться к другим источникам того же времени, чтобы выявить в них идентичные слова, выражения и грамматические конструкции. О такой методике напоминал своим студентам еще в середине XIX в. Ф.И. Буслаев, учивший, по словам В.О. Ключевского, «читать памятники, разбирать значения, какое имели слова на языке известного времени, сопоставлять изучаемый памятник с другими одновременными…»[2]
Рассмотрим несколько примеров. Долгое время много затруднений производила для толкования одна статья Псковской судной грамоты, в которой употреблен термин «пословица». В современном языке он синонимичен слову «поговорка». Однако при применении этого значения к тексту Псковской судной грамоты совершенно «терялся смысл статьи, которую, по словам В.О. Ключевского, никому не удавалось объяснить»[3]. В результате обращения к Новгородской летописи появилась «подсказка» другого значения слова «пословица» - условие, согласие, договор, сделка. Под 1367 (6875) годом в летописи было найдено выражение «Не беша пословици псковичем с новгородци», т.е. не было ладу, согласия у псковичей с новгородцами. После применения этого значения к слову «пословица» смысл статьи в Псковской судной грамоте стал совершенно ясен.
Для полного раскрытия смысла слова «ябетничество» в 8 статье Судебника 1497 г. Л.В. Черепнин изучил его употребление в разных документах XV – XVI вв.: жалованные грамоты, сочинения Максима Грека и Ивана Пересветова. Это позволило сделать вывод о том, что ябетничеством называлась злостная клевета, которая наказывалась очень строго наравне с татьбой, разбоем и душегубством[4].
Раскрывая значение того или иного термина, необходимо проверять его соответствие с контекстом, содержанием и смыслом всего источника. Эту задачу подметил еще Г.П. Саар: «при определении смысла слов и оборотов речи… никогда не следует изучать слова и отдельные предложения вне их контекста. При изучении их смысла всегда следует иметь в виду источник и его смысл целиком. Изолированное изучение слова и оборота речи только затрудняет понимание их смысла и повлечет за собой самые грубые ошибки»[5].
Известный знаток текстологической работы Б.В. Томашевский специально указывал на то, что «нельзя считать дело оконченным, если прочтено одно слово без проверки контекстом»[6].
Методический прием контекстно-логического прочтения обязателен для анализа содержания всех источников, тем более, что понимание смысла всего источника в целом часто способствует раскрытию значения отдельных слов.
Особенно важна проверка контекстом в тех источниках, в которых применено иносказание или слова использованы в переносном смысле.
Рекомендуемые материалы
Например, в монографии Н.К. Шильдера передано свидетельство полковника Конного полка Николая Александровича Саблукова о беседе, которая состоялась между ним и цесаревичем Константином Павловичем вскоре после событий, произошедших в ночь с 11 на 12 марта 1801 г.
Обсуждая происшествие, Цесаревич Константин Павлович сказал Н.А. Саблукову:
- Ну, хорошая была каша.
- Хорошая, действительно, каша, - отвечал Саблуков, - и я весьма счастлив, что к ней не причастен.
- Это хорошо, друг мой, - сказал цесаревич…»[7]
Необходимо знать атмосферу тех мартовских дней, чтобы понять содержание этой беседы. Во-первых, речь шла не о кулинарном блюде. Под словом «каша» завуалировано слово «цареубийство». Во-вторых, слово «хорошая» в первом случае использовано в переносном смысле, так как Константин, хотя и боялся отца, императора Павла, но не одобрял действий заговорщиков. Позднее он сказал: «Я бы всех их перевешал».
Письмо Петра I в Петербург во время Персидского похода в 1722 г. также наполнено иносказаниями, для понимания которых нужно учитывать обстановку, сложившуюся на западном побережье Каспия после вступления русских войск в Дербент. Петр рассказывал Сенату о якобы «дружеском» визите утемышского султана Махмута, которому русские «зело были рады… и, приняв, проводили его кавалерию до его жилища, отдавая контрвизит,… и сделали из всего его владения фейерверк для утехи…»[8]
Буквальное прочтение иногда приводит к неодинаковому объяснению одних и тех же текстов разными историками.
Например, в летописи под 970 г. рассказано об обращении новгородцев к киевскому князю Святославу, которые просили прислать им князя. Он ответил: «…а пошел бы кто к вам». Некоторые историки усматривали в этом ответе проявление презрительного отношения Святослава к новгородцам. Иначе трактовал весь сюжет С.М. Соловьев. Он прибег к контекстному прочтению источника и обратил внимание на последующий текст летописи, в котором есть прямое указание, что Ярополк и Олег отказались идти в Новгород. Следовательно, отец уже спрашивал их, и в его словах звучала досада, связанная с трудностью выполнения просьбы новгородцев: «Да где ж мне взять для вас князя, у меня ведь только двое сыновей». Несмотря на отказ сыновей, Святослав не оставил попыток удовлетворить просьбу новгородцев: ему удалось уговорить Мстислава Храброго на время «оставить любимый им юг» и перебраться в Новгород[9].
Трудности распознания смысла содержания могут появляться в связи с тем, что в источниках очень часто имеются места, неясные при первом знакомстве с текстом.
Упоминавшийся выше специалист по текстологии Б.В. Томашевский указывал: «Достаточно внимательно читаться в любую книжку, чтобы ясно увидеть, что почти на каждой странице встретится или незнакомое слово, или неясный оттенок значения слова, вообще известного, или какая-нибудь бытовая деталь, или какой-нибудь факт профессионального или научного порядка, неясный без комментария... Сплошь и рядом пропадает для сегодняшнего читателя намек на факт, когда-то известный, ныне совершенно забытый, на обычай, вышедший из употребления, на бытовую деталь, вытесненную развитием техники и изменением социальных отношений»[10].
Например, при изучении немецкой прессы в еженедельнике «Die Zeit» от 12 июня 1947 г. можно встретить фразу о том, что настроения в обществе и социально-психологическая обстановка в послевоенной Германии выражались в лозунге: «Мне не к чему знать обо всем этом, у меня совсем иные заботы» (выделено мною – Авт.)[11]. При первом прочтении совершенно неясно, что же входило во «все это». Для раскрытия содержания приведенной информации необходимо учитывать события, непосредственно предшествовавшие ее появлению. Только что закончился Нюрнбергский процесс. В обществе стали известны преступления фашистов против человечности. За нарочитым психологическим безразличием скрывалось стремление оградить себя от чувства ответственности за все то, что было совершено во время правления Гитлера и нацистской партии.
Для раскрытия «темных мест» в тексте источников необходимо опираться на принцип историзма. Это предполагает рассмотрение источника в его темпоральности, т.е. принадлежности к определенному времени и причастности к общественно-политической обстановке того хронологического периода, когда создавался источник. Следовательно, работа по раскрытию «темных мест» осуществляется практически теми же методами, что и лексико-терминологический анализ:
1) логическое рассуждение, связанное с анализом обстановки, окружавшей появление источника;
2) контекстное изучение содержания источника;
3) поиск дополнительной информации в других документах.
Причины возникновения «темных мест» в источниках могут быть разными:
устаревшая, архаичная терминология;
описки переписчиков;
ошибки при переводе с иностранных языков;
неточное написание чьего-либо имени, введение псевдонимов и неизвестных прозвищ вместо подлинных имен;
упоминание в тексте мало известных событий или лиц;
использование закодированных сообщений и тайнописи.
Последнее особенно характерно для сообщений тайных агентов, разведчиков и дипломатов, а также для документов, возникших в нелегальных политических организациях и обеспечивавших проведение ими антиправительственной деятельности.
Хорошо зная это обстоятельство, полицейские чиновники царской России особенно внимательно присматривались к корреспонденции подозрительных в политическом отношении лиц, перехватывали и перлюстрировали ее, расшифровывали закодированные авторами тексты.
Так, например, во время студенческих волнений 1899 г. в Московском охранном отделении была проведена расшифровка некоторых писем и телеграмм, которыми обменивалась учащаяся молодежь для взаимной информации. Тексты перехваченных телеграмм на первый взгляд были вполне невинными - из Москвы в Петербург писали: «Татьяна выдана замуж»; из Киева в Москву сообщали: «Я здоров, в университет не иду», - но для опытных полицейских было ясно, что в таких выражениях студенты сообщали о начале забастовки в своем учебном заведении[12].
В процессе установления текста часто возникает необходимость раскрытия аббревиатур, которые могут стать «темным местом».
Например, в делопроизводственных документах и периодической печати 1920-х годов было принято сокращать названия государственных организаций, научных и учебных заведений: ВЦИК (Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет), РАНИИОН (Российская ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук), ИКП (Институт красной профессуры) и т.п. Их «расшифровка» в настоящее время может доставить некоторую сложность для молодого поколения читателей. Для ее преодоления необходимо расширять круг используемых источников, относящихся к тому же времени.
Одни современные аббревиатуры могут быть понятны только специалистам: ГАРФ (Государственный архив Российской Федерации), АВПРИ (Архив внешней политики Российской империи); другие – читателям газет: «АиФ» (газета «Аргументы и факты»), ЖКХ (жилищно-коммунальное хозяйство), ВЦИОМ (Всероссийский центр исследования общественного мнения); третьи – всем гражданам России: РФ (Российская Федерация), КПРФ (Коммунистическая партия Российской Федерации), МГУ (Московский государственный университет), РУДН (Российский университет дружбы народов).
Выводы. Тексты источников во все времена составлялись с разными целями и в разных обстоятельствах. Их писали авторы, каждый из которых по-своему понимал свою задачу, обладал неодинаковыми творческими способностями и умением излагать свои мысли. Для того, чтобы получить адекватное представление о содержании текста источника, необходимо не только усвоение смысла сказанного, но также проникновение в авторский замысел и определение степени его реализации.
Это хорошо понимал еще А.С. Пушкин. В черновом наброске письма к Н.Н. Раевскому (1830) он рассказывал о том, что «в летописях старался угадать образ мыслей и язык тогдашнего времени»[13].
В современном источниковедении придается особое значение сохранению подобного подхода к тексту источников. Исследователь должен стремиться к вступлению в диалог с автором источника, говорить с ним на одном языке понятий, категорий и терминов, в рамках тех же мировоззренческих представлений. Это предполагает следование в потоке сознания автора источника, ощущение духа и обстановки, вызвавшей появление источника или сопровождавшей его функционирование в прошлом.
Однако для реализации такой задачи необходимо не только прочесть и понять содержание текста, но и установить имя автора, его биографические данные, время и место его действия в момент создания изучаемого источника. Таким образом, процесс идентификации текста источника тесно связан с решением следующей группы задач текстологического этапа источниковедческого исследования, когда разыскиваются ответы на вопросы: кто? когда? где? – участвовал в создании источника.
Ответы на эти вопросы исследователь получает, решив третью группу задач текстологического этапа источниковедческого исследования, содержание которых рассмотрено в отдельном параграфе.
[1] Словарь Академии Российской. - СПб., 1789 – 1794; Словарь церковно-славянского и русского языка, составленный вторым отделением Академии наук. - СПб., 1847. Т. 1 – 4; Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. - М., 1863 – 1866. Изд. 1-е. Ч. 1 – 4; Изд. 4-е. Под ред. И.А. Бодуэна де-Куртенэ. - СПб. – М., 1912 – 1913. Т. 1 – 4. и любое современное переиздание; Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. - М., Переиздание. 1958. Т. I – III; Материалы для словаря древнерусского языка, составленные А. Дювернуа. - М., 1894; Кочин Г.Е. Материалы для терминологического словаря древней Руси. - М., 1937. Подробный перечень словарей см.: Шапиро А.Л. Библиография истории СССР. - М., 1968. С. 147 – 152.
[2] Ключевский В.О. Ф.И. Буслаев как преподаватель и исследователь. Т. VII. C. 348.
[3] Ключевский В.О. Источники русской истории. Т. VII. C. 12.
[4] См.: Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XIV – XV веков. - М., 1951. Ч. 2. С. 327 – 328.
[5] Саар Г.П. Источники и методы их исследования. С. 112.
[6] Томашевский Б.В. Писатель и книга. - М., 1959. С. 77.
[7] Шильдер Н.К. Император Николай I. - М., 1997. Т. 1. С. 127.
Рекомендуем посмотреть лекцию "3. Архитектура операционной системы".
[8] Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия в первой четверти XVIII в. - М., 1953. С. 609 – 610.
[9] Цит. по: Пронштейн А.П.Источниковедение в России. Эпоха капитализма. С. 36.
[10] Томашевский Б.В. Писатель и книга. - М., 1959. С. 29 - 30.
[11] См.: Борозняк А.И. «Неудобный господин Ясперс», или О политической ответственности интеллигенции // Диалог со временем. - М., 2001. Вып. 5. С.183.
[12] См.: ГАРФ. Ф. 102. О.О. Оп. 226. 1898. Ед. хр. 3. Ч. 1. Литер. Б. Т. 1. Л. 61 – Записка по Московскому охранному отделению от 16 февраля 1899 г.
[13] Пушкин А.С. Собр. Соч. в 10 томах. Т. VI. С. 114.
