Объяснение без понимания

7. Объяснение без понимания. Понимание без объяснения

      Теперь мы учли многообразие видов объяснения, реально выполняемых в науке, но не утрачено ли при этом их единство? В самом деле, что же позволяет называть одним и тем же именем — "объяснение" — столь различные действия? Вопрос в высшей степени важный, можно сказать, главный. А ответ на него таков.

        Непосредственно все эти действия выполняются благодаря экспланансу, одной частью которого являются положения о начальных условиях, а другую составляет научный закон (законы). И неважно, что в каком-то объяснении это причинно-следственный закон, а в другом — структурный, в третьем — функциональный, а в четвертом — субстратный, в пятом — структурно-функциональный, а в шестом — субстратно-структурный и т.д. и т.п.

        Важно, что он всегда входит в число объясняющих положений и в конечном счете именно благодаря ему и происходит объяснение. В объяснениях единичных объектов закон принимает на себя основную объяснительную нагрузку, а в объяснениях законов — вообще всю.

Короче говоря, главный смысл объяснения со­стоит в подведении объясняемого объекта под какой-либо закон.

        Эта идея (назовем ее "тезисом о законе") является самым ценным достижением всей той традиции в анализе объяснения, которую мы здесь рассматриваем.

       Этот тезис был вполне четко сформулирован уже О.Контом: "Объяснение явлений... есть... установление связей между различ­ными отдельными явлениями и несколькими общими фактами". Термин "общий факт" О.Конт здесь употребляет как тождествен­ный термину "научный закон".

      Абстрактно говоря, на базе "тезиса о законе" могла возникнуть и даже, как кажется, не могла не возникнуть более широкая и более глубокая, чем "основная модель", концепция объяснения.

      Однако вопреки всем хвалебным оценкам, которые представители эмпиризма (кроме Маха) давали объяснению, его месту и роли в научном исследовании, в их представлениях оно оказывается в высшей степени скромной познавательной процедурой — всего лишь одним из способов унификации, "спрессовывания" знания. Подводя объясняемый объект под некоторый закон, мы просто констатируем, что этот объект таков же, как и все другие объекты того же типа, как бы вливаем малую толику жидкости — знания о нем — в сосуд, в котором уже немало точно такой же жидкости.

Рекомендуемые материалы

      Если еще учесть, что концепция объяснения разрабатывалась в основном на материале естественных наук, то покажутся вполне зако­номерным возникновение и вполне правдоподобным содержание той в известном смысле контрконцепции, которую обычно связывают с име­нем ВДильтея.

      Базируясь на теории понимания, которую разработал Ф.Шлейермахер в рамках филологии, решительно выводя ее за эти рамки и придавая ей общеметодологический характер, В.Дильтей создал некий эскиз концепции понимания. В дальнейшем она дорабатывалась, дета­лизировалась многими авторами.

Информация в лекции "22 Литература" поможет Вам.

       Суть того, что в конечном счете получилось в одном из самых бескомпромиссных вариантов, можно кратко выразить так. Необходимо строго разделять науки о природе и "науки о духе" (имеются в виду гуманитарные нау­ки: история, филология, искусствоведение и т.д.).

     — Главная познавательная функция наук о природе — объяс­нение. Она состоит в подведении единичного объекта под общий закон (понятие, теорию), в результате чего полностью уничтожается вся неповторимая индивидуальность этого объ­екта.

        - Основная познавательная функция "наук о духе" — понимание. Здесь, напротив, стремятся постичь смысл изуча­емого объекта именно в этой его индивидуальности.

     Отсюда естественно следует, что науки этих двух видов принципиально различны. Объяснение не дает и не может дать понимания объектов, и потому понимание достигается иными способами.

      Конечно же, сторонники эмпиризма дали и постоянно продолжа­ют давать для этого повод. Рассуждая об объяснении, они практически никогда не говорят о понимании, а если ненароком и употребят это слово, то исключительно на уровне обыденного языка, но никак не в качестве методологического термина, фиксирующего определенную функцию науки. Правда, это опять-таки кроме Э.Маха. Он специально говорил о проблеме понимания в связи с объяснением. И, как самый последовательный сторонник эмпиризма, говорил прямо, четко, как бы даже нарочито заостряя все то, в чем его и его коллег по эмпиризму упрекали сторонники "концепции понимания".

      Иногда в описаниях, рассуждает он, мы разлагаем "более сложные факты на возможно меньшее число возможно более простых фактов. Это мы называем объяснением. Эти простейшие факты, к которым мы сводим более сложные, по существу своему остаются всегда непонятными...". "Обыкновенно обманываются, когда думают, что свели непонятное к понятному... Сводят непо­нятное, непривычное к другим непонятным вещам, но привыч­ным". Так, до Ньютона в механике все движения объясняли через непосредственное действие — давление и удар. Ньютоновское тяготение — действие на расстоянии — обеспокоило всех своей непривычностью. Было предпринято немало попыток объяснить его, и "в настоящее время явление тяготения не беспокоит больше ни одного человека: оно стало привычно-непонятным фактом".