Полемика Всякой всячины и Трутня
Н.И.Новиков (1744-1818) - небогатый дворянин, некоторое время обучался в Московской гимназии, 7 лет прослужил в гвардии, был одним из секретарей Комиссии по составлению Нового уложения.
По выражению В.О.Ключевского, ему в высшей степени присущ сдержанный и обдуманный энтузиазм: служение отечеству и книга как средство служить отечеству. Просвещение, по мысли Новикова, должно быть основано на совместном развитии разума и нравственного чувства, на согласовании европейского образа с национальной самобытностью.
Сатира Новикова была тесно связана с предшествующей русской сатирической литературой 18 века от Кантемира до Сумарокова. Эпиграф к “Трутню” - “Они работают, а вы их труд едите” - заимствован из притчи Сумарокова “Жуки и пчелы”. В образах “Злорадов”, “Стозмеев”, “Себялюбов”, “Несмыслов”, “Недоумов”, “Безрассудов” Новиковым и его сотрудниками выведена целая галерея вельможных “трутней”. Все они полагают, что “крестьяне не суть человеки”, и забывают, что в барине и слуге, помещике и крестьянине одна и та же плоть и кровь. Не затрагивая, подобно своим предшественникам, первопричины бедственного положения крестьян, крепостного права, Новиков тем не менее открыто и смело ополчился на “худых помещиков”, которые “едва ли достойны быть рабами у рабов своих”. Он обещал показать со временем на страницах “Трутня” и “отцов-помещиков”, но, по-видимому, не случайно - для них на страницах журнала так и не нашлось места: недаром, печатая сатирическую “отписку” старосты к помещику, Новиков включил в нее строки, иронический авторский подтекст которых очевиден: “С Антошки за то, что он тебя в челобитной назвал отцом, а не господином, взято 5 рублей. И он на сходе высечен. Он сказал: “Я де это сказал с глупости и напредки он тебя, государь, отцом называть не будет”.
Тема помещичьего произвола была главной, но не единственной. Метко и беспощадно высмеивались на страницах журнала возведенное в закон взяточничество чиновников, грубое невежество подавляющей массы дворян, их “чужебесие” и “французомания”.
Полемика “Всякой всячины” и “Трутня” (Гуковский С. 226-230).
Уже первые номера “Трутня” возмутили “Всякую всячину”, Екатерина II помещает две статьи, направленные против обличительной тенденции “Трутня”. Первая статья - в виде ответа некоему корреспонденту: “... а кто только видит пороки, не имев любви, тот не способен подавать наставления другому...”.
Вторая статья переводит вопрос о сатире непосредственно в политическую плоскость, “Трутень” обвиняется в сокрушительных тенденциях. “Всякая всячина” в ответ “хулителям” предложила такие правила: 1) никогда не называть слабости пороком; 2) хранить во всех случаях человеколюбие; 3) не думать, чтоб людей совершенных найти можно было и для того 4) просить бога, чтоб нам дал дух кротости и снисхождения. Далее почти правительственный окрик, угроза: “Я хочу завтра предложить пятое правило, именно чтобы впредь о том никому не рассуждать, чего кто не смыслит; 6) чтоб никому не думать, что он один весь свет может исправить”.
“Трутень” не испугался и ответил весьма решительно на статьи “прабабки”. Ответ “Трутня” дан в форме письма в редакцию за подписью “Правдолюбов”. “... По моему мнению, больше человеколюб тот, кто исправляет пороки, нежели тот, который оным снисходит или (сказать по-русски) потакает; а ежели смели написать, что учитель, любви к слабости не имеющий, оных исправить не может, то и с лучшим основанием сказать могу, что любовь к порокам имеющий никогда не исправится”.
Рекомендуемые материалы
“Всякая всячина” ответила: “На ругательства, напечатанные в “Трутне”, мы ответствовать не хотим, уничтожая оные, а только наскоро дадим приметить, что г. Правдолюбов нас называет криводушниками и потатчиками пороков для того, что мы сказали, что имеем человеколюбие и снисхождение к человеческим слабостям и что есть разница между пороками и слабостями. Г. Правдолюбов не догадался, что, исключая снисхождение, он истребляет милосердие. Но милосердие его не понимает, что бы где ни на есть быть могло снисхождение; а может статься, что и ум его не достигает до подобного нравоучения. Думать надобно, что ему бы хотелось за все да про все кнутом сечь... Нам его меланхолия не досадна, но ему несносно и то, что мы лучше любим смеяться, нежели плакать”.
На это “Трутень” ответил окончательно резко.
Правдолюбов писал: “Госпожа “Всякая всячина” на нас прогневалась и наши нравоучительные рассуждения называет ругательствами. Но теперь вижу, что она меньше виновата, нежели я думал. Вся ее вина состоит в том, что на русском языке изъясняться не умеет, и русских писаний обстоятельно разуметь не может; а сия вина многим нашим писателям свойственна”.
И дальше: “Не знаю, почему она мое письмо называет ругательством. Ругательство есть брань, гнусными словами выраженная, но в моем прежнем письме, которое заскребло по сердцу сей пожилой дамы, нет ни кнутов, ни виселиц, ни прочих слуху противных речей, которые в издании ее находятся. Госпожа “Всякая всячина” написала, что пятый лист “Трутня” уничтожает. И это как-то сказано не по-русски; уничтожить, то есть в ничто превратить, есть слово, самовластию свойственное, а таким безделицам, как ее листки, никакая власть неприлична; уничтожает верхняя власть какое-нибудь право другим. Но с госпожи “Всякая всячина” довольно было написать, что презирает, а не уничтожает мою критику. Сие же листков множество носятся по рукам, и так их всех ей уничтожить не можно”.
Новиков выступил и в защиту Тредиаковского:
“Трутень” говорил, излагая темы сатиры “нескольких листков” “Всякой всячины”: “Такий-то на сей неделе был у своей родни и передавил все пироги, данные некоторой простодушной старушке в подаяние; такий-то всякий день бранится со своими соседями за колодезь, такий-то там-то приметил, что все девицы кладут ногу на ногу очень высоко; тот-то насмешник подсмеял одну женщину, велев ей для усыпления читать сочинения такого-то мужа, который за полезные переводы получил от всех похвалу и благодарность и что от такой насмешки весь город хохотал целую неделю, на счет насмешника».
Нарочитая дерзость “Трутня” не могла пройти совершенно безнаказанно. В течение всей своей жизни “Трутень” постоянно находился под угрозой. Уже в 8-ом номере журнала говорится о том, что он пришелся очень не по вкусу “знатным боярам”.
С осени в “Трутне” стало все больше появляться несатирического материала, в том числе такого, который бы мог “вывезти” журнал, спасти его. “Стихи А.Беклешову на смерть брата его, убитого при одержанной российским войском над турками победе у Хотина, августа 29 дня 1769 года” (В. Майкова), “Стихи Пример-майору Ю.Бибикову” (В.Майкова) и любовные песенки весьма шаблонного типа.
В конце года издания журнала прекратились - не по вине Новикова, на целый месяц. Новиков решился спасти журнал. Следующий номер, последний в 1769 г., он начинает с протеста против обвинений в сатире “на лица”, он уверяет, что только вертопрах видит в его сатирах личности, “а издатель за сие страдает”. “Трутень” был сохранен. Новиков продолжал издавать его в 1770 г. Но уже с самого начала издание было поставлено в тяжелые условия. Недаром Новиков выбрал эпиграфом ко второму году журнала стихи из Сумарокова: “Опасно наставленье строго, Где зверства и безумства много”.
То он пытался резко высказываться «начистоту», то спасал положение уступками. Появляются статьи и несатирические. Журнал явно умирал. В листе 15 «Трутня» объявлялось, что «Всякая всячина» скончалась, «это еще скрывают, но через пару недель о том узнают все». Через две недели умер и «Трутень»: «Против желания моего, читатели, я с вами разлучаюсь».
Первостепенное литературное и общественное значение имел и другой сатирический журнал Новикова «Живописец» (1772), где с 1-го номера издатель заявил о приверженности принципам «Трутня». «Отрывок из путешествия в *** И. *** Т.***» и «Письма к Фалалею» - блестящие образцы обличительной прозы «Живописца». Подобного по смелости, правдивости изображения тяжелого положения крестьянской деревни, какое дано в «Отрывке», ни разу не появлялось в русской литературе до «Путешествия» Радищева.
Нарисованная в «Отрывке» убийственная по своей жуткой правде картина «деревни Раззоренной» замечательна отбором деталей. «Бедность и рабство повсюду встречалися со мною во образе крестьян», - заявляет рассказчик, и все дальнейшее повествование подтверждает это обилием примеров (расположение деревни в болотистой низине, крытые соломой полуразвалившиеся хижины, грязь, зловоние и «бесчисленное множество мух» в избах, лишенные присмотра грудные дети, застращенные «именем барина» полуголые ребятишки, крестьяне, торопящиеся убрать господский хлеб, «пока дожди не захватили», и не имеющие времени управиться со своим и т.п.). «Отрывок» вызвал со стороны многих читателей-дворян упреки в том, что издатель «огорчает целый дворянский корпус». В ответ на это он заявил, что владелец деревни Раззоренной – «помещик, не имеющий ни здравого рассуждения, ни любви к человечеству, ни сожаления к подобным себе… дворянин, власть свою и преимущество дворянское во зло употребляющий». Тут же Новиков утверждает, что «худое разорение помещиков о крестьянах» пагубно отражается на экономике страны. Следовательно, обличение их подсказывается интересами нации и государства. Описание деревни Раззоренной не без основания расценено было впоследствии русской революционно-демократической критикой в лице Н.А.Добролюбова в статье «Русская сатира в век Екатерины» (1859) как произведение, где «слышится уже ясная мысль о том, что вообще крепостное право служит источником зла в народе» и «бросает сильное сомнение на законность самого принципа крепостных отношений». Намерение автора «Отрывка» (авторство –Новиков или молодой Радищев?) показать на страницах «Живописца» жителей Благополучной деревни осталось неосуществленным. Зато в новиковских «Письмах к Фалалею» перед читателями предстали колоритнейшие образцы невежественных, жестоких и суеверных уездных помещиков-крепостников Трифона Панкратьевича и Акулины Сидоровны, у которых «год от году все больше мужики нищают». Сатирическим мастерством раскрытия характеров, точностью воспроизведения колоритной бытовой речи провинциальной помещичьей среды «Письма к Фалалею» прокладывают дорогу Фонвизину.
Новиков проявил большую изобретательность в создании образов и приемов сатирической публицистики на основе обращения к жанрам внелитературным. Его «Копия» с отписки старосты Андрюшки к помещику Григорию Сидоровичу, с указа помещика крепостным крестьянам тонко воспроизводит стиль русской деловой прозы. По справедливому замечанию Н.Добролюбова, они производят нередко на современного читателя впечатление подлинных документов эпохи.
В своих сатирических журналах Новиков ориентировался на вкус не только дворянского, но и широкого третьесословного читателя. Он уверял, что только «книги, на вкус наших мещан не попавшие» залеживаются в книжных магазинах и, наоборот, книги, которые нравятся «сим простосердечным людям», выходят повторными изданиями. И не случайно «Живописец» с успехом переиздавался в 1773, 1775, 1781 и 1793 гг. (причем начиная с издания 1775 г. в него были включены и наиболее острые материалы «Трутня»).
С именем Н.И.Новикова связано также издание журналов «Пустомеля» и «Кошелек». С 26 мая 1770 г. маклер Андрей Фок изъявил желание издавать «Пустомелю» «на собственный кошт». О том, что издателем его был именно Н.И.Новиков, стало известно после разысканий и публикации В.П. Семенникова «Русские сатирические журналы» (1914). Среди наиболее интересных материалов:
1)В первой статье намек на взаимоотношения Новикова и Екатерины (разговор об авторском самолюбии – «…погрешности в чужих сочинениях мне гораздо приметнее, как в своих»); 2.Несколько портретов в виде загадок; 3.Во втором номере две «опасные статьи»:
а) «Завещание Юнджена китайского хана к его сыну»; б) сатирическое и вольнодумное «Послание к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке» Д.И.Фонвизина.
В «Кошельке» (кошелек – особый бант на мужской косе) Н.И.Новиков ставил перед собой задачу «прославить российские добродетели древних времен и дискредитировать влияние Франции и новой французской философии».
Сатирические журналы Новикова внесли много новых и существенных черт в литературу 18 столетия. Целая галерея литературных форм прошла перед глазами читателя.
Н.Н. Булич (Спб., 1854) писал: «Кроме писем от вымышленных сотрудников, содержание которых, в обиняках, выхвачено из действительной жизни, где лица носят характерные названия Стозмеев, Злорадов, Безрассудов, Нахрапцевых и др., прямо указывающие на их качества; издатель употребляет форму «Сатирических Ведомостей», здесь под видом разных известий, печатаются факты быта, вызывающие сатиру. То рисуются портреты разных личностей с общими названиями; то под заглавием лечебника изображаются разные нравственные недуги и тут же сатириком прописываются рецепты больным; то в статье под названием «Смеющийся Демокрит», как в зеркале, появляются и исчезают олицетворенные пороки, едко осмеянные; то сам издатель представляет разнообразных читателей своих и различные их взгляды на вещи; то просто под названием «Картин», изображаются порочные личности. Но главное достоинство этих форм составляет наивная прозрачность их; от читателя не ускользнет мысль журналиста, и он всегда поймет ее, как бы ни хитро, по-видимому, она была скрыта».
Другими словами Новиков использует следующие жанры:
1)публикация вымышленных писем корреспондентов с последующими комментариями или ответами на них издателя;
2)пародийные «Ведомости»;
3)сатирические лечебники;
4)пародии на толковые словари;
5)подборки сатирических портретов;
6)сны;
7)диалоги;
8)повести типа новелл; («быль»): о приключениях червонца, о пропавших судейских часах;
9)материалы, имитирующие подлинные документы эпохи.
Наблюдается и общая тенденция стилистической манеры: авторы стремятся к наиболее возможному для них приближению к разговорному языку; стараются передать и арготические образования (пародируют язык петиметров, подьячих, духовенства). Но и в авторской речи, лишенной пародийного характера, преобладает свободная, как бы произносимая речь.
Если Вам понравилась эта лекция, то понравится и эта - 5. Барьеры в общении.
В связи с этим любопытно заключение В.О.Ключевского о значении сатиры 18 века: «Сатирическая журналистика больше обогатила литературу, чем исправила нравы» (В.О.Ключевский, с. 372 и далее)
Можно проследить и связь с классицизмом Новикова: манера типологически обобщенной характеристики в сатирическом портрете оставалась еще связанной принципами классицизма, традицией логизированных характеров Лабрюйера. Петиметры, подьячие, чванливые дворяне – это своего рода персонификация социальных пороков. Но! Одновременно с этим в журнальный листок попадали кусочки подлинной социальной действительности, быта, иногда бытовые мелочи, проходившие мимо поэзии классицизма. «В сатирической журналистике накапливался обильный материал наблюдений над жизнью и вырабатывалась привычка литературы вторгаться в жизнь» (уже реалистические тенденции).
В 70-80-е гг. были временем широкого распространения в среде русского дворянства масонского движения. «Странная смесь мистической набожности и философского вольнодумства, бескорыстная любовь к просвещению, практическая филантропия» были, по замечанию Пушкина, на русской почве притягательными чертами этого «полуполитического, полурелигиозного общества».
В масонских организациях, кроме Новикова, принимают участие М.Херасков, В.Майков, И.Елагин и ряд других последователей Сумарокова.
С печальной судьбой нравственных начинаний передовой части дворянства, входившей в масонскую организацию, связан трагический конец Новикова. В 70-е гг. он выступает в качестве крупнейшего русского книгоиздателя-просветителя («Опыт исторического словаря о российских писателях» (1772), десять томов материалов по русской истории XIV-XVII вв. – «Древняя российская вивлиофика» (1773-1775, и др.), в 1779 г. берет в аренду московскую университетскую типографию, а в 1784 г. организует в Москве вместе с другими деятелями масонства «Типографскую компанию», издает несколько журналов и огромное по тем временам количество книг – оригинальных и переводных.
Активная просветительская деятельность Новикова навлекла на него преследования церкви и гнев Екатерины. В 1792 г. он был арестован и заключен в Шлиссельбургскую крепость, откуда вышел в 1796 г умственно и физически разбитый.
