Дионис - сердце мира
Вопрос 4. Дионис — сердце мира.
В отличие от Аполлона, этого, по словам В.В. Шмакова, гения гармонии, Дионис есть сердце мира, его упоение и тоска. Дионису не свойственно космическое сновидение, но зато он объемлет собой всю внутреннюю его жизнь, все извивы томящихся сердец, их скорбь и тоску, их грезы и чаяния. И все порывы души, как отмечает В. Шмаков, — ее чувства несказанные, тихий свет и ураган терзаний, все то, что в безмолвии внешнего мира рождается в скорби бытия, без устали ткет причудливый, невыразимый, но безгранично влекущий к себе мир Диониса. Сильнейшее орудие Диониса — опьянение, не знающее преград, которое пробуждает душу от тягостного сна потока форм и влечет ее в чарующую область жизни, не знающей преград и подчинений, Природа этого мира — экстаз. Он уносит душу на крыльях сладостного безумия в причудливые чертоги Любви, где в миг высочайшего напряжения сладостного слияния с жизнью она одновременно испивает и кубок Смерти, сгорая в ее пламенных объятиях. Ницше считал, что дионисийская культура должна была найти символическое выражение. Ей необходим был новый мир символов, телесная символика во всей ее полноте. Разъясняя специфику дионисийства, Ницше отмечает: пластик, а равно и родственный ему эпик, погружены в чистое созерцание образов. Дионисииский музыкант — без всяких образов, сам во всей своей целостности — изначальная скорбь и изначальный отзвук ее. Лирический гений чувствует, как из мистических состояний самоотчуждения и единства вырастает мир образов и символов, имеющий совсем другую окраску, причинность и быстроту, чем пластический и эпический мир. В экстазе Диониса человек всецело охватывается его безграничностью. Все преграды, отделяющие его самость от окружающего, бесследно исчезают, даже таящееся воспоминание о ней становится нелепым, но в то же время чувство своей подлинности необычайно обостряется. Все в мире, и даже бывшее недавно столь чуждым и далеким, чудится близким, родным, нераздельным. В дионисийском порыве торжество покоя и движения, безмерных и тщетных возможностей исполнения, пресыщения силой и ее вечной жажды создают особый ритм, причудливый, невыразимый, но чарующий до самозабвения. Погружаясь все глубже и глубже в этот поток нерожденного, душа человеческая на последнем пороге тайны первородной жизни вдруг слышит зов к творческому запечатлению почерпнутых богатств. Но вот душа отвергла этот зов. Она нисходит дальше в глубь своих истоков. Волны потока жизни со все возрастающей силой ревут в бешеной пляске, и с каждым дальнейшим мгновением сердце начинает все реже стучать и рваться п груди, а тело содрогается в судорогах. Появляется и быстро растет ощущение невесомости, а беспрестанно видоизменяющийся ритм заставляет колебаться в различных направлениях все атомы тела.
Вслед за этим наступает смешанное действие затягивающих тяготений повсюду разверзающихся бездн, разметывающих все существо в пустоту, все ускоряющего вращения вихря и подавляющего хаотичного многообразия мелькающих возможностей. Но это уже превосходит пределы выносимого, сознание развертывает грозно зияющие провалы, в которых на мгновение чудятся все извивы вселенской жизни, а затем сразу все смешивается между собой всепоглощающими кольцами, тающими во мраке бытия.
