Диссертация (Советское научное сообщество в 1918-1934 гг. социальный, институциональный, публичный аспекты), страница 9

In Stalin’s time. Middleclass values in Soviet Fiction. Cambridge: CambridgeUniv. Press, 1976. 283 p.84Matthews M. Privilege in the Soviet Union: A Study of Elite Life-Styles under Communism.London: George Allen & Unwin, 1978. 196 p. Опубликованный отрывок на русском языке:Метьюз М. Становление системы привилегий в Советском государстве // Вопросы истории.1992.

№ 2–3. С. 45–61.85Осокина Е.А. Иерархия потребления: о жизни людей в условиях сталинскогоснабжения. 1928–1935 гг. М., 1993. 144 с.; Она же. За фасадом «сталинского изобилия»:распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927–1941. М., 1998.267 с.86Веуrau D. Intelligenz und Dissens.

Die russischen Bildungsschichten in der Sowjetunion1917—1985. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, Cop., 1993. 344 p. См. рец.: Зубкова Е.Ю. [Рец.]// Отечественная история. 1994. № 2. С. 252–255.8341становились маргиналами («лишенцами», заключенными и пр.). В монографииД. Бейраувысказывалисьинтересныесуждения:оразличииположениягуманитарной и художественной интеллигенции (к которой применялисьразнообразные меры воздействия) и научно-технической (привилегированнойчасти, которой были предоставлены известная свобода и автономия); огосударственном характере контроля за интеллектуальным трудом и присвоении(экспроприации) его результатов и одновременно покровительственном характерегосударственной политики в отношении ученых; 3) о сословном делениисоветского общества, где отдельные группы интеллигенции приобрели чертысоциально привилегированных, однако размеры компенсаций и льгот всегдаопределялись самой властью, при этом, по мнению Д.

Бейрау, на первый планвыдвигались не знания и квалификация, а политическая преданность илояльность. Практики сотрудничества отдельных ученых с большевиками в 1920е гг. исследовались и в монографии Веры Тольц (Vera Tolz)87.Специфика зарубежной научной карты изучаемой проблематики и насегодняшний день заключается в разрозненном характере исследований. Близкиенаучные разработки ведутся в Университете Пенсильвании (University ofPennsylvania, США, Филадельфия): в группе «East European and Eurasian StudiesGroup»выделенонаправление,котороеподруководствомпрофессораП. Холквиста (Peter Holquist) исследует технократическую идеологию власти вРоссии XX в. – от имперского периода до конца 1950-х гг., реализуемую в рамкахэтого дискурса политику и реакцию на нее научного сообщества.

Особенноевнимание исследователя привлекала проблема разрыва и преемственности,рубежной же датой выступала не революция 1917 г., а Первая мировая война.СССР в перспективе европейского и мирового кризиса, открывшегося Первоймировой войной, представлялся авторам деформированным выражением общих87Tolz Vera. Russian Academicians and the Revolution. Combining Professionalism andPolitics. N.Y.: St. Martin’s Press, 1997. 236 p.42тенденций массовой мобилизации и ускоренной индустриализации88. В Институтеистории и философии науки и технологии Университета Торонто (Канада,Онтарио) (Institute for the History and Philosophy of Science and Technology,UniversityofToronto)исследовательскаягруппаподруководствомН.Л.

Кременцова (N. Krementsov) исследует технологии (их внедрение иприменение), существовавшие в Советском Союзе XX в., – преимущественно наматериалах биомедицинскогодисциплинарного профиля; особый интересисследователя вызывает фигура социального философа, политика, врачаэкспериментатораА.А. Богданова89.ВКанадеведутсяисследованияиА. Кожевникова (А. Kozhevnikov) в Университете Британской Колумбии вВанкувере (The University of British Columbia) – в поле зрения этой группыоказалось научное сообщество русских физиков в период Холодной войны,однако был издан и ряд ценных работ по истории научного сообщества в целомпосвященных проблеме изоляционизма российской науки после 1914 г.90 ВИнституте истории медицины Университета Джона Хопкинса в Балтиморе (JohnsHopkins University, Филадельфия, США) группа под руководством Д.

Тодеса(Daniel P. Todes) длительное время исследует социальную историю научногосообществавСССР(напримерепредставителейбиологическихибиомедицинских наук). Важными представляются его выводы об основныхмеханизмах функционирования научных знаний в имперской России и СССР в1920–1930-е гг. Историографическим рубежом последних лет стало издание88Kotkin St. Modern Times: The Soviet Union and the Interwar Conjuncture // Kritika:Explorations in Russian and Eurasian History. 2001, Winter. Vol.

2. № 1. Р. 111–164; Holquist P.Making War, Forging Revolution: Russia’s Continuum of Crisis 1914-1921. Cambridge: HarvardUniversity Press, 2002. 359 p.89Krementsov N. Revolutionary experiments: the quest for immortality in Bolshevik scienceand fiction. Oxford: Oxford Univ. Press, 2014.

268 p.; Idem. A Martian Stranded on Earth: AlexanderBogdanov, Blood Transfusions, and Proletarian Science. Chicago, IL: University of Chicago Press,2011. 175 p.; Idem. Stalinist Science. Princeton, N.J: Princeton University Press, 1997. 368 p.90Kojevnikov A. The Great War, the Russian Civil War, and the invention of big science //Science in Context. Vol. 15.

№ 2. 2002, June. Р. 239–275; Idem. Stalin’s Great Science: The Timesand Adventures of Soviet Physicists. L.: Imperial College Press, 2004. 360 p.; Кожевников А. Перваямировая война, гражданская война и изобретение «большой науки» // Власть и наука, ученые ивласть: 1880-е–начало 1920-х гг. СПб., 2003. С.

87–111.43подготовленной Д. Тодесом монументальной биографии И.П. Павлова, в которойбыли концептуально пересмотрены многие оценочные суждения об историибытования отдельных представителей научного сообщества в раннесоветскийпериод91. Заинтересовал зарубежных исследователей и «публичный» аспектнауки, процессы ее популяризации92.

В Университете Айовы (Iowa State Universityof Science and Technology) группа профессора Дж.Т. Эндрюса (James T. Andrews)занимается изучением проблемы бытования науки в «массах» – ее общественноговосприятияинаправлениювлиянияявляютсянапопулярнуюисследованияA.культуру93.БлизкимиБанерджи(AninditaданномуBanerjee),работающей в Корнелльском университете (Cornell University) и исследующейсоветскую научную фантастику 1920-х гг. – она рассматривает популярностьнаучных идей как некий компенсаторный механизм в технически отстающемобществе94.Следуеткраткосрочных,отметить,чтополитических,заявленныйаракурсимманентных–исследованиехарактеристикнебытованиянаучного сообщества в постреволюционные десятилетия – в принципе являетсяактуальным и обоснованным в зарубежной науке. Однако логично его апробациябыла осуществлена исключительно на материалах точечных обследований«прорывных» отраслей научного знания в СССР – ядерной физики, космоса,медицины.Задачажесистемногоизучениятрансформациихарактераотечественной науки в период ее превращения из частного занятия в развитуюиндустрию ставилась лишь в отдельных исследованиях.

Косвенным следствиемТодес Д. Павлов и большевики // ВИЕТ. 1998. № 3. С. 26–59; Todes D.P. Ivan Pavlov: aRussian life in science. Oxford; New York: Oxford University Press, 2014. 855 p.; Смит Р. [Рец.] /Пер. с англ. И.Е. Сироткиной // ВИЕТ. 2015. № 4. С. 799-806.92Особый интерес вызывает фигура А. Богданова: Red Star: The First Bolshevik Utopia, byAlexander Bogdanov / Alexander Bogdanov; ed. Graham Loren R.

and Richard Stites. Bloomingtonand Indianapolis: Indiana University Press, 1984. 257 p.93Andrews J.T. Science for the Masses: The Bolshevik State, Public Science, and the PopularImagination in Soviet Russia, 1917-1934. College Station: University of Texas Press, 2003. 234 p.94Banerjee A. We modern people: science fiction and the making of Russian modernity.Middletown: Wesleyan Univ. Press, 2012. 206 p.9144этого стала в определенной степени «лоскутная» изученность проблемного поля –прежде всего в дисциплинарном и тематическом отношении.На примерах Е.А.

Осокиной, рецензии на книгу Д. Бейрау Е.А. Зубковой,перевода главы книги М. Метьюза, статьи об особенностях взаимоотношений срежимом И.П. Павлова Д. Тодеса, опубликованной в отечественном журнале«Вопросы истории естествознания и техники», статьях Д.А. Александрова иН.М. Кременцова, поставивших проблему фактической неизученности советскойсоциальной истории науки и научного сообщества95, видно, как исподволь идеизарубежнойисториографиипроникаливроссийскоеисториографическоепространство, где внимание исследователей сосредоточивалось на трагическихстраницах истории научного сообщества, а научные монографии поройпревращались в мартирологи.

Однако именно в конце 1990-х гг. наметилсяпоступательный пересмотр эмоционально окрашенной концепции конфликтногоразвития науки в постреволюционные десятилетия.Характеризуяисториографическуюбазуисследуемойпроблематикипоследних двух десятилетий и видя необходимость концептуально сузить ее,прежде всего ставится задача ответить на ключевой вопрос: насколько актуальнов современном историографическом пространстве рассматривать эволюциюсоветской науки в рамках «тоталитарной» парадигмы – как историю многолетнейидеологической индоктринации или сопротивления ей со стороны «подлинных»ученых? Как отмечалось в историографии, уже в конце 1990-х гг., спустя почтиполтора десятилетия после крушения коммунистической системы, сам образ«репрессированной науки» воспринимался как необходимая составная частьпредставлений позднесоветского академического сообщества, пытающегося сконца1960-хгг.такилииначеэмансипироватьсяоткоснеющейиАлександров Д.А., Кременцов Н.Л.