Глава 11 (Учебник в PDF), страница 13

рис. 11.2). По его мнению,революции с наибольшей вероятностью вспыхивают после продолжительного периодасоциальных и экономических улучшений, за которым следует период резкого откатаназад. Люди опасаются потерять то, чего им с таким трудом удалось достигнуть, иприобретают революционный настрой. Дейвис иллюстрирует свою гипотезу о “подъемеи-падении” разнообразными фактами, такими, как бунт на предприятии Дорра на РодАйленде в 1842 г., стачка рабочих пульмановского завода в 1849 г., русская революция1917 г. и революция в Египте в 1953 г.Социальные проблемыВ большинстве социальных явлений современность проявляет себя противоречиво: содной стороны, современность динамична, направлена в будущее, прогрессивна, обещаетневиданные доселе изобилие, свободу и совершенство; с другой стороны, она открываетновые проблемы, привносимые именно масштабностью и новизной собственныхдостижений.

Социальный прогресс идет рука об руку с социальной патологией.Таким образом, исторически впервые достигнутая возможность прокормить огромноечисло людей влечет за собой перенаселение и загрязнение окружающей среды. Тишина,уединение и “место под солнцем” становятся дефицитным и все более дорогостоящимтоваром. Скученное в городах, жаждущее отдыха население индустриальных обществпревращает весь мир в пространство для туризма.

Вскоре каждый сельский уголок,каждый солнечный берег превратится в организованный лагерь отдыха, неотличимый отпрочих подобных мест. Индустриальный принцип массового производства ираспределения легко может быть перенесен с производства товаров на индустрию услуг,включая организацию отдыха и досуга.Городская индустриальная жизнь открывает невиданные возможности дляиндивидуальной мобильности и личной свободы.

Она обещает также получение богатстваи почестей – для этого нужны только деловая смекалка и талант к достижению успеха.Однако другой стороной медали становится одиночество городского жителя. Поутверждению Дюркгейма, индивид оказывается в патологических условиях социальнойаномии. Он испытывает “боль несбывшихся надежд”. Упадок религии и распадтрадиционных связей снимают привычные ограничения. В то же время современныймиропорядок предоставляет людям недостаточные и неравные возможности реализации.Результатом становится рост числа самоубийств, преступлений, душевных расстройств.Работа в индустриальном обществе также предъявляет слишком высокий счет загигантский рост производительности, вызванный интенсифицированным разделениемтруда. Промышленный рабочий чувствует себя отчужденным от производства, посколькуего задача слишком фрагментарна, неинтересна и бессмысленна.

Он не способенреализовать в работе себя, свой личный потенциал. В отличие, к примеру, оттрадиционного ремесленного труда современные производственные обязанности рабочегоне требуют от него конструктивных и творческих способностей.

Рабочий виндустриальном обществе ощущает себя отчужденным и от продукта своего труда,потому что не может контролировать ни его производство, ни последующеераспределение. Как динамическая сумма своих частей индустриальная системапроизводства является феноменально мощной; однако эта мощь достигается за счетсведения одной из ее частей, рабочих, до понятия просто “рабочих рук”, до подобиячеловеческих существ. Маркс надеялся, что в конечном итоге избыточное благосостояниеиндустриальной системы совсем освободит рабочих от необходимости трудиться; но покане придет такое время, уродливые условия труда и жизни рабочих будут служить самымкрасноречивым свидетельством дегуманизации общества.Возможно, оптимизм Маркса по поводу будущего был столь же преувеличенным, как иего пессимизм по поводу настоящего.

Но Маркс был далеко не единственным, ктопонимал, что индустриальное общество требует слишком больших жертв от многих своихчленов. Как выяснилось, индустриализм создал новые и, по-видимому, неискоренимыерайоны нищеты. Несмотря на стабильный экономический рост, в индустриальном мире от15 до 20% населения постоянно находится за гранью официально установленных уровнейбедности. Получается, что индустриализм создал “новых бедняков”, которые по какой-топричине – из-за низкого происхождения, неважной деловой сметки, низкого уровняобразования – неспособны конкурировать с другими людьми по правилам, установленныминдустриальным обществом.

С исчезновением поддержки в виде общинных илиродственных связей неудачникам и отверженным не остается иного выбора, как жить нагосударственное пособие.Есть и другие жертвы. Маленькая семейная ячейка в большей степени, чем прежде, даетощущение защищенности и эмоциональное удовлетворение. Однако сама интенсивностьсемейных отношений привела к тому, что их бремя стало непосильным. Семья сумелавыжить как последняя первичная группа общества, единственная социальная ячейка,отношения в которой сохранили по преимуществу личный и близкий характер.

Во всехпрочих сферах общества превалируют бюрократические или коммерческиевзаимоотношения. На нуклеарную семью оказалась возложенной вся ответственность завосстановление сил и душевного равновесия ее членов после их возвращения изобезличенного, многопланового, бюрократического мира работы и “игры”. Под такимбеспрецедентным давлением семья начала проявлять классические симптомы“нездоровья”.

Отчужденность взрослых и бунт подростков – типичные чертысовременной семейной жизни. Количество разводов катастрофически выросло, аповторный брак еще менее стабилен, чем первый. Наблюдается постоянное увеличениеколичества семей только с одним родителем, обычно семей с матерью-одиночкой.Наконец, модернизация поставила на повестку дня ряд новых политических и культурныхпроблем.

Упадок местных общинных отношений, быстрое укрупнение всех социальныхинститутов и особенно ускорение политической централизации негативно сказались награжданской лояльности и желании людей принимать участие в политической жизни.Политическая апатия и низкая избирательная активность приняли угрожающий характер.Такое же беспокойство стало вызывать и доминирующее положение средств массовойинформации в культурной жизни современных обществ. Единообразие и конформизм,культивируемые прессой, радио и телевидением, стали представлять угрозу – пусть непрямую, а пассивную – плюрализму и многообразию, которыми так гордилосьлиберальное общество и которые рассматривались как основная гарантия против попытокнавязать тоталитарный режим.В целом политическая и культурная централизация и единообразие рассматривались каксвидетельство в пользу создания “массового общества”.

Токвилль предостерегал, чтоиндивиды в такой ситуации могут начать искать защиты у сильных личностей итоталитарных государств. Еще раз подчеркнем, что такой исход может рассматриватьсякак возможный, а не как неизбежный. Во многих обществах плюрализм не сдал своихпозиций. Однако размах и успех тоталитарных движений в некоторых индустриальныхстранах демонстрируют, что указанные тенденции реальны, и позволяет предположить,что до некоторой степени они присущи всем современным обществам..