Диссертация (Библейский дискурс и онтологическое пространство в русской поэзии первой трети ХХ века (генезис, типология)), страница 9

Неведомая глубина (тайна), в которой пребывает полнота бытия.Согласно славяно-русской традиции тайна бытия выше, неизмеримо глубжечеловеческого ума и превышает любое человеческое знание. Это хорошоосознавал (а, скорее всего, интуитивно чувствовал) А. Блок, в творчествекоторого есть стихотворение начинающееся фразой: «Небесное умом неизмеримо…» («Небесное умом не измеримо…», 1901) [9, т.

1, с. 141]. Тайна– одно из частотных слов поэта. Слово «тайна» в поэзии Блока семантическиблизко к значению «откровение»: «Он уходил, а там глубоко / Уже вещал емузакат / К земле, оставленной далѐко, / Его таинственный возврат» («Впередзакатные часы…», 1901, 1915) [9, т. 1, с.

140]; «То был рассвет великогорожденья, / Когда миров нечисленный хаос / Исчезнул в бесконечностимученья. – / И всѐ таинственно роптало и неслось» («Аграфа Догмата»,1900) [9, т. 1, с. 109]; «Последний вздох, и тайный, и бездонный, / Слова44последние, последний ясный взгляд – / И кружный мрак, мечтою озарѐнный,/ А светлых лет – не возвратить назад» («И поздно, и темно.

Покину безжеланий…», 1901) [9, т. 1, с. 143]; «Напрасно вы исторгнули безбожно /Крикливые хуленья на Творца. / Вы все, рабы свободы невозможной, /Смутитесь здесь пред тайной без конца» («Входите все. Во внутреннихпокоях…», 1901, 1910) [9, т. 1, с. 151].Глубина (тайна) – необходимая пространственно-временная категориябытия, способная приоткрыться в начале Дня, ранним утром, когда ещѐслышен голос Вечности, до наступления всяческой суеты.Начало дня (утро) – категория бытия, нередко встречающаяся впоэтических текстах первой трети ХХ века.

Можно утверждать, чтосемантическаянаполняемостьсловаутро,частососедствующеговпоэтических текстах А. Блока со словами тайна, чудо, глубина восходит ктексту пятой песни «Канона во Святую и великую пасху»: утренюемутренюю глубоку, и вместо мира песнь принесем владыке, и Христа узримправды Солнце, всем жизнь возсияюща [209, с. 224]. Сложно прийти квыводу, сознательный ли это парафраз славянского текста или взятое поэтомнастроение приведѐнного нами источника, но лексика пасхальной стихиры ичастота сосуществования на одном текстовом поле таких слов в поэтическомсловаре Блока, как утро и глубина (глубокое утро) позволяют допуститьпредположение о генезисе славяно-русского текста.Цикл стихотворений Ю. Балтрушайтиса, в которых лирический геройвоссылает «живую хвалу бытию» назван «Утренние песни».

Ранние утренниечасы в творчестве Ю. Балтрушайтиса, как и в творчестве А. Блока,ассоциируются с тайной, откровением и глубиной: «Будто с Божьих высот, сзаповедных глубин, / Все завесы над миром упали…» («Запылала заря передшествием дня!») [3, с. 32]; «И звук за звуком, дрогнув в тишине, / Над лесом,над рекой, над нивой тучной, / Стремится к небесам, синеющим в огне, /Смеѐтся и зовѐт из глубины беззвучной…» («Великий час! Лучистая заря…»)[3, с.

32]; «Рассветные волны качают ладью – / Живая хвала бытию! /45Безмерные дали – в венчальном огне, / И солнце и море – во мне… / Надглубью лазурной, не знающей дна, / Я сам – кочевая волна…» («Рассветныеволны качают ладью…») [3, с. 33]; «Будто с тоской по утраченным дням /Кто-то, по древним глухим ступеням, Поступью грузной идѐт в глубину, /Ниже, всѐ ниже, – во тьму, в тишину…<…>Скорбный и мерный,отрывистый звон – / Шествие Часа в пустыне времѐн…» («Маятник») [3, с.97-98].Интуитивно предполагая глубину вечности, Вяч.

Иванов пыталсяосмыслить вечность и земное время, осознать себя и своѐ время в ней:«Слышу: ветр шуршащий / Отронул заросль, – и сличаю в мыслях / Тутишину глубокого покоя / И этот голос, – и воспомню вечность, / И мѐртвыевека, и время наше, / Живущий век, и звук его…» («Бесконечное») [19, т.1, с.743].В сознании А. Белого глубина также ассоциируется с вечностью. Так опевице Олениной-д' Альгейм он пишет: «…Великое рвѐтся из груди людей.Люди становятся символами углубления. Мы слушали углубление – зовоттуда. Она была перед нами, и через нее говорила Вечность» [36, с.

104].ВтворчествеО. Мандельштамагенезисглубинывосходиткбиблейскому символу семени, под которым подразумевается слово Божие, икоторое человек сохраняет в своей душе: «И сохранилось свыше меры / Впрохладных житницах, в глубоких закромах / Зерно глубокой, полной веры»(«Люблю под сводами седыя тишины…»,1921) [20, с. 352].В этом контексте уместно вспомнить и о произведении Б. Пастернака«Вариации. Подражательная», где о глубине произносится, как об объектеизображения Евангелия и главным является не описание моря, а сравнениеглубины библейского текста с бесконечной морской стихией: «Он сел накамень.

Ни одна / Черта не выдала волненья, / С каким он погрузился вчтенье / Евангелья морского дна» («Вариации. Подражательная») [22, т. 1, с.173].46Антиномией глубине (тайне) в русской поэзии первой трети ХХ векастановится плоскость. Вяч. Иванов в статье «Старая или новая вера?» сказал:«Плоскость есть всеобщая «секуляризация». Но Тайна Божия иерархийна посвоей природе, и этим навсегда и безусловно упрочен трансцендентныйопыт, и поставлен духу выбор: или благоговение, или плоскость» [19, т. 3, с.317-318].

Семантически слову плоскость близко понятие рассудочность,утверждение рассудка над верой в чудо. Например, у Мандельштама: «душиготической рассудочная плоскость» («NOTRE DAME») [20, с. 107].2. Категории Света и глубины способны сосуществовать на одномтекстовом поле стихотворения, невольно подтверждая смысловое построениеонтологического пространства: «Ветер принес издалека / Песни весеннейнамек, / Где-то светло и глубоко / Неба открылся клочок…» (А. Блок «Ветерпринес издалека…») [9, т. 1, с. 130]; «Облака там нежней и белей, / Глубина –бесконечна, светла… / И доносится мерно с полей / Над водой тихий звон изсела» (И. Бунин «На пруде») [9, т.1, с. 57].Свет – важная категория онтологического пространства, которую П.Флоренского называл «пространством подлинной реальности» [299, с.

409].По мнению учѐного, «всякое бытие, есть свет», открывающий «мистическиепричины всего сущего». «Что не свет, то не является, значит, не естьреальность. Тьма бесплодна…» [299, с. 423]. Тьма расположена вне Бога.Идущая от христианской культуры идея Света в славянской традициисемантически близка к значению слова «святость».

Свет в славяно-русскойтрадиции–откровениегрядущейсвятостимира,фаворскийсветПреображения. Священное Писание называет Бога Светом: «Он пришел длясвидетельства, чтобы свидетельствовать о Свете, дабы все уверовали чрезнего» (Ин. 1: 7). П. Флоренский в «примечаниях и мелких заметках» к своейработе «Столп и утверждение Истины», объясняя природу Света, ссылаетсяна «редчайшую» книгу Иоанна Пордеджа «Божественная и истиннаяметафизика» (ХVII в.): «Вот как учит Иоанн Пордедж: ,,Бог есть Свет,следовательно, и имеет Существо Его Пространство, глубину, высоту,47долготу и широту. Ибо не можно представить себе Света, который бы неимел пространства, коего блеск не распространялся бы около себя, которыйбы совсем никакого места не освещал, и ясностию своею не занимал”» [302,с. 650].Каноничное восприятие учения о Свете среди поэтов в наибольшейстепени выразилось в стихотворении А.С.

Пушкина «Странник» и во многихпоэтических текстах И. Бунина. Например, «И дрогнет тьма! И вспыхнет навостоке / Воскресший Свет!» (И. Бунин «Бальдер») [10, с. 200].Если рассматривать онтологическое пространство в этом аспекте, то неменее существенна проблема Легиона, о которой писал Вяч. Иванов в работе«Легион и соборность». Легион важен как возникшая антиномия Свету. «Таки человеческое общество, ставя своим образцом Легион, должно начать систощения онтологического чувства личности, с еѐ духовного обезличения.Оно должно развивать, путѐм крайнего расчленения и специализированногосовершенствования, функциональные энергии своих сочленов и медленно,методически убивать их субстанциональное самоутверждение» [19, т.

3, с.260].Легион как приверженец Тьмы антонимичен Свету, следовательно, поФлоренскому, он – вне Вечности. Т.е. тьма как категория существует, когдаеѐ не заполняет Свет (святость). Например, в стихотворении Ю.Балтрушайтиса «Рассветные волны качают ладью…»тьма становитсяпризрачной, происходит ее рассеяние, преодоление «я» в стихии пламенноймолитвы. Подлинная реальность света вытесняет тьму: «Мир – тихое пенье вредеющей тьме, / Я – пламя молитвы в псалме…» [3, с. 33].Тьма, с данной точки зрения, – «огромная бездна, беспредельная повсем направлениям», «последняя бесконечность», объемлющая весь мир. Онане имеет ни границ, ни дна, ни опоры.

Иными словами на языке поэтов ифилософов первой трети ХХ века – «дурная бесконечность» или чувствобессмысленного существования человека на земле, преодолеть котороепытались многие.48Особая структурирующая роль Света в поэтическом сознании первойтрети ХХ века подтверждается высокой значимостью Дня как ценнойпространственно-временной категории. День в русской поэзии становитсяосновным «квантом времени», самодостаточной совершенной единицей,категорией, относящейся к Вечности. В Библии, как известно, создание света,неба, земли, всего растительного мира, светил, животных и, наконец,человека изображается как явление Божьего Дня.

«И назвал Бог свет днѐм, атьму ночью. И был вечер, и было утро: день один» (Быт. 1: 5).По мнению Е.Н. Трубецкого, «День Божий есть выражение полнойактивности всей преображенной твари, стало быть, не только мирадуховного, но и мира телесного; поэтому и свет, как выражение высшейактивности одухотворенного вещества, должен быть мыслим как совершеннореальное физическое явление» [284, с. 215].«Поклонение светлому Дню» (выражение Ю. Айхенвальда) – мотив,функционирующий в творчестве многих поэтов этого периода. ВоспеваниеДня у Ю.