Автореферат (Культур-философские основания эпистемологии конфликта), страница 4

Напротив, Я временит в трех экстазах: превзойденная фактичность, не способная завершиться целостность, непрерывное становление 11 возможностей. Все базовые понятия теории конфликта в рамках ноэтич еского отношения сор 1о-сор1ащгп, оставаясь независимыми феноменами, при этом как бы сливаются в единое целое, обретая законченность.

Я временит самим собой в разрешении конфликта через собственные возможности. Я может урегулировать конфликт, не предупреждая его; Я, управляя конфликтом, постоянно проектирует его разрешение; Я, разрешающее конфликт„предупреждает его как самое себя, но не как Другое. В заключении первой главы автор выражает уверенность в том, что феноменологический подход в плане решения задачи по раскрытию взаимосвязи конфликта и культуры не является самодостаточным, поэтому для достижения цели по выявлению культур-философских оснований эпистемологии конфликта методологию исследования этого феномена необходимо существенно расширить. Действительно, ценность феноменологического подхода для решения задачи по становлению практического знания о конфликте не столь велика.

Расширение методологии исследования оправдывается перспективой при внесения определенной динамики в процесс адаптации теоретического знания под нужды практической деятельности по разрешению конфликтов. Но для перехода к качественно иному пониманию сущности конфликта требуется такой принцип структуризации профильного знания, который в отличие от традиционного, включал бы в себя не только умозрительные категории, но и позволил бы создать хронологию процессов конфликторазрешения.

Во второй главе диссертационного исследования «Антропологические экзисгенпиалы конфликтности и варианты генезиса культуры» анализируется процесс конституирования конфликта в своем так-бытии, или Я-в-конфликтности, в различных культурных вариациях через основные категории, точнее, антропологические экзистенциалы — конфликтное расположение, понимание, речь и падение. В первом параграфе «Общие положения: эпистемологн ческий ориентир» постулируется значение таких терминов, как эпистема, контркультура и лиминальность, а также определяются границы и пределы применения собственно эпистемологической методологии в части ее перспективности для исследования конфликта. Определяя значение понятия «эпистема», автор соглашается с определением М.

Фуко — появляющаяся в пространстве знания конфигурация, обусловившая всевозможные формы эмпирического познания. Контркультура в теории конфликта — это отрицание устаревших, по мнению «бунтаря» способов, приемов и правил снятия конфликтного напряжения. Этот протест происходит как будто незримо, однако в реальности проявления антагонизма подобного рода весьма ощутимы и проявляются в виде так называемого столкновения культур, от локального до мирового масштаба, когда субъект решает что предпочтительнее традиционный или инновационный инструментарий конфликторазрешения.

Лиминальность является для автора одним из ключевых понятий, использование которого позволяет добиться уточнения тезиса о существовании только одной эпистемы в конкретную историческую эпоху. Действительно, эпистемы поочередно сменяют другую, но этот процесс проходит через лиминальную стадию, то есть такое состояние, когда система меняет свои структурные, функциональные и идентификационные свойства, но при этом переход не является завершенным Во втором параграфе «Культурный генезис в современной энистеме» автор проводит краткий анализ современной эпистемы (конфликтный аспект) и намечает возможность построения ее эпистемологической сетки. Хронологические рамки современной эпистемы совпадают с историческими границами индустриальной эпохи.

В этот исторический период Я-в-конфликтности стремится действовать максимально рационально. Одновременно происходит технологизация зкономических и социальных отношений, мотивирующая стойкую привязанность индивида к принципу «команда-контроль». При этом перспективы модификации способов принятия управленческих решений, например, перераспределение функций, ранее закрепленных за государством, в пользу неформальных институтов осуществляется только в случае, когда это выгодно с экономической точки зрения.

Способ восприятия окружающей действительности в индустриальную эпоху преимущественно технологичен. В той или иной степени это относится к любому проявлению Я-в-конфликтности. Субъект, оценивая конфликт по его результату как конструктивный, либо деструктивный, изначально пребывает в определенной настроенности или расположении.

Это расположение специфично и сводится к рациональному сотрудничеству или жажде приращения капитала. В результате конфликтное расположение в современной эпистеме фиксируется в виде знания о двух парадигмах — теории порядка и теории хаоса. Наивысшая ценность для технологичного понимания — это системность. В зависимости от своего места в социальной структуре субъект претендует на оптимальную для себя функциональность. Таким образом, технологичность понимания в современной эпистеме конституирует культурную среду, в которой максимальная мотивация на конфликт проявляется в борьбе за системное переустройство, а конфликты за право реализации функциональных обязанностей заведомо характеризуются меньшей остротой и напряженностью.

Конфликтное падение в эпоху, к которой относится современная эпистема, подразумевает набрасывание Я на свою возможность разрешить конфликтное столкновение в большей степени не своим непосредственным участием, а посредством делегирования этих обязанностей государству. Антропологический экзистенциал конфликтная речь или то, как себя выговаривает Я-в-конфликтности, напрямую связан с понятием «тело» и 13 может быть определен в количественном измерении, которое в современной эписистеме может быть бинарным, либо полисубъектным. В третьем параграфе «Культурный генезис в постсовременной эпистеме» содержится тезис, согласно которому постсовременный дискурс лиминален и частично дублирует практику конфликторазрешения, типичную для предшествующей структуры знания. Цельность постсовременной эпистемы относится к спорным вопросам.

Очевидно, что на сегодняшний день в эпистемологической сетке существуют серьезные пробелы и в этой связи взаимосвязь между феноменом конфликта и культуры весьма затруднительно установить, хотя некоторые аспекты не вызывают сомнений. Вполне обоснованно, например, полагать, что постоянно меняющееся Я-в- конфликтности проявляет себя через новые способы выговаривания, борьбу за статусную декларацию, изоляционизм и этические нормы качественно иного типа.

Вместе с тем эпистемологическую сетку, раскрывающую взаимоотношение феномена культуры и конфликта, можно отобразить только в виде наброска. Прежде всего необходимо отметить, что исчезает бинария и полисубъектность. В постсовременных реалиях невозможно определить количественную составляющую применительно к выговаривающему себя Я- в-конфликтности. Количество в данном случае упраздняется, точнее, оно постоянно меняется в зависимости от того, сколько участников вступает в диалог. Расположение или настроенность перестает быть линейным и уже не придерживается четких, относительно постоянных установок. Здесь речь идет о том, что постоянно меняющаяся настроенность субъекта конфликта не может быть зафиксирована наукой как объект, которому присущи первичные и производные настроения.

Собственное конфликта проявляет себя наиболее традиционным образом в постсовременных реалиях через такой антропологический экзистенциал, как понимание. Основная идея о борьбе за власть сохраняет свое значение со времен современной эпистемы. В этом плане в культурном дискурсе изменяется только форма конфликта, но не содержание. Вторичная, производная конфликтность по сути становится борьбой за право декларировать статусные функции. Конфликтное падение в постсовременной эпистеме сводится к набрасыванию Я на его возможности в асимметричном/симметричном культурном дискурсе.

В результате декларируемое равенство возможностей свободных субъектов на деле становится практически иллюзорным, так как симметрия в конфликтном дискурсе, то есть некоторое равенство антагонистов, практически не встречается. В заключительной главе диссертации «Эпистемологические программы разрешения конфликтов» акцентируется внимание на алгоритмах воздействия на конфликтную ситуацию, мотивациях претворить в жизнь субъективную интерпретацию некоей данности в качестве 14 осуществления ее возможности быть бесконфликтной или неконфликтной. При этом познавательная способность субъекта конфликторазрешени я никоим образом не статична и тем более субъект не является исключительно пассивным в отношении культурной среды.

Знания субъекта постоянно модифицируются„при этом изменяется и эпистема, а в широком смысле слова — культурный дискурс. В первом параграфе третьей главы «Эпиетемологическаа программа «Провокации и вытеснение» исследуется эпистемологическая программа, суть которой состоит в снятии конфликтного расположения, точнее, его трансформации. Результат достигается следующим образом: реальный, предметный страх потенциально конфликтующего индивида подменяется бесконтрольной, стремящейся к выходу за рациональные границы, тревогой. Квинтэссенция этой эпистемологической программы — усиление боязни населения страны перед лицом ничто, автоматически снижающее вероятность конфликтного поведения, цель которого — снятие страха перед конкретными проблемами вроде голода, необеспеченности, непригодных условий жизни и т.д., что означает усиление ксенофобии, исчезновение индивидуальных конфликтных мотиваций.

Уникальность эпистемологической программы «Провокация и вытеснение» состоит в том, что конфликт исчезает из системы социального действия как возможность, способ бытия присутствия. Я утрачивает способность обнаружить Другого, вместе с этим исчезает конфликтная реальность, точнее, возникает частный случай конфликта, переживаемый наедине с самим собой.