Диссертация (Английский исповедально-философский роман 1980-2000 гг), страница 3

Сенсационная значимость появления в начале 1980-х целогоряда романов с персональной исповедальной интенцией заключается вразрушении влиятельной концепции «смерти субъекта». Действительно, Фуко14Stevenson R. The Oxford English Literary History: Volume 12: 1960-2000: The Last of England. Oxford: OxfordUniversity Press, 2004. 644 p.; British Fiction of the 1990s / Ed. by N. Bentley. London and New York: Routledge, 2005.256 p.; Contemporary British Fiction / Ed. by R. Lane, R. Mengham, Ph.

Tew. Cambridge: Polity Press, 2000. 288 p.15См. влиятельные работы: Head D. The Cambridge Introduction to Modern British Fiction 1950-2000. Cambridge:Cambridge University Press, 2002. 316 p.; Tew P. The Contemporary British Novel. London: Continuum, 2004. 224 p.16King B. The Oxford English Literary History. Volume 13: 1948-2000: The Internationalization of English Literature.Oxford and New York: Oxford University Press, 2004. 402 p.12(«археологического периода»), Кристева, Барт, Джеймисон, 17 труды которыхсоставили к этому моменту комментарий к современной интеллектуальнофилософскойпарадигме,депсихологизацию.гуманистическаядекларируютПсихологический«ловушка»,поддеперсонализацию,субъектвопроссталдегуманизацию,рассматриватьсяпоставленыкак«гносеологическийсубъект», «трансцендентальный субъект», «субъективизм», «психологизм» и пр.В этом же направлении, на первый взгляд, идут и писатели постмодернистскойориентации, показывая утрату самого ресурса идентичности.

Любопытно, однако,что, говоря о позиции, занимаемой субъектом, говоря об авторе или персонаже некак о психофизиологическом «Я», а как о культурной функции или конкретнойисторической диспозиции, литературоведы да и сами писатели предпочитаюттрадиционный «гуманистический» дискурс.«Имеется ли в новой художественной постмодернистской парадигме местодля субъекта – человека, автора или персонажа?» – спрашивает в одной из своихработ теоретик постмодернизма А. Фоккема. 18 По его мнению, должен бытьнайден компромисс между отношением к автору как функции дискурса и авторукак личности.

Фоккема считает, что когда-то в 1970-х, когда предпринималисьпервые попытки определения постмодернизма, постструктуралистские дискуссииупразднили субъект, а сам постмодернистский роман стал мыслиться феноменомфрагментированным,взламывающимповествовательныемодели,антимиметическим в своей сущности. В настоящее время это положение невидится столь однозначным.

В рамках настоящего исследования особо ценнымстановится вывод, предложенный Фоккемой: постмодернистский роман необращен к теме невозможности рассказа, он обращен к теме рассказа о рассказе.И это повествование об авторе рассказа 19 . Прием «короткого замыкания»(появление автора в тексте романа в качестве персонажа), узнаваемыеМы отдаем себе отчет в том, что идеи и концепции вышеупомянутых философов зачастую претерпеваютзаметную трансформацию в трудах их последователей.18Fokkema A.

The Author: Postmodernism‘s Stock Character / A. Fokkema; ed. by P. Fraussen and T. Hoenselaars // TheAuthor as Character: Representing Historical Writers in Western Literature. Madison, New York: Fairleigh Dickinson,1999. P. 39.19Там же. P. 41. В качестве примеров Фоккема приводит романы Г. Соррентино, М. Эмиса, И. Синклера,П.

Акройда, Дж. Барнса, А. Картер, Дж. Кутзее.1713подробностибиографииреальныхавторовромановсвязаныстемамивозможности саморефлексии в слове, с поисками источников и утрат втворческом самовыражении, с рефлексией о возможности / невозможностимимесиса. 20 Это, наконец, вопрошание о языке, знании и власти. При этом,подчеркивает Фоккема, автор редко превращается в идола постструктуралистскихдискуссий 1980-х, он не желает редуцироваться до субъекта говорения. Этотавтор имеет черты: у него есть пол, он задумывается над тем, что он пишет, еговдохновение и попытки отобразить реальность становятся темой романа, онодновременно воплощает эпистемологическую и онтологическую неуверенность,но и не теряет человеческого лица21.«…Мыуженеиспытываемострогонаслаждения,наблюдаякакнизлагаются старые жанры, как они перекраиваются и модернизируются.

Вопросв том, что от этого интеллектуального упражнения в конечном счете окажетсяполезным.<…>Намостаетсяжизненныйопыт.Опыт,обогащенныйвпечатлениями от постоянной смены зеркал в галереях культуры»22. Во введениик сборнику с красноречивым заголовком «Приветствуем новых пуритан» («Allhail the New Puritans», 2001) ставятся под вопрос классические постмодернистскиеприоритеты. Авторы призывают уйти от игры с жанровыми ожиданиями и найтиопору в жизненном опыте. Пафос статьи, открыто не противопоставленныйпостмодернистскому,сосредоточеннанеобходимостисозданиявхудожественных текстах узнаваемого мира и современной этики.Всечащекритикуютсявлиятельные,почтиканоническиепостмодернистские разборы.

Ф. Холмс, обращаясь к анализу А. Ли романа«Подруга французского лейтенанта», пишет: «В самом деле, это романкатегорически не дает возможности для трактовки или идеология критика?».23 Вразной степени справедливая критика «постмодернистского эрзац-сознания» и вТам же. P. 41.Там же. P. 49-50.22Blincoe N. Introduction: The Pledge / N. Blincoe, M. Thorne; ed. by N. Blincoe, M. Thorne // All hail the New Puritans.L.: Fourth Estate, 2001. Р. 11.23Holmes F. The Historical Imagination: Postmodernism and the Treatment of the Past in Contemporary British Fiction.Victoria, Canada: University of Victoria, 1997.

Р. 15.202114художественной практике, и в научных исследованиях последних лет обозначилаотход от игровых концепций. По мнению крупнейшего теоретика и историкалитературы Ф. Тью, все это говорит о «движении от гетерогенности идеконструктивистской децентрации в сторону постигаемых смыслов» 24 . Егопозициявотношениисомнительнойэффективностипостмодернистскойметодологии анализа, однако, не является общепринятой. В качестве одного изоппонентов данного взгляда как теоретик и практик выступает С. Коннор25.

Он идругие исследователи стремятся продемонстрировать неожиданно широкийпотенциалвозможностейкакпостмодернистскогохудожественногоинструментария, так и постмодернистской методологии, отнюдь не сводимых кпроцедуре деконструкции26.Весьма симптоматична работа А. Газьорека «Послевоенная британскаялитература» («Postwar British Fiction», 1995), в которой подчеркивается, что спорывокруг будущего британского романа в течение долгого времени велись снеизменной привязкой к оппозиции реализма и экспериментальной литературы –оппозиции, которую опровергает художественная практика большинства крупныхроманистов. В отношении же послевоенного романа «простое различениеэкспериментальногоитрадиционногоИнтеллектуально-философскаяпостмодернистскогоромана,письмаперспективапредложеннаявуженеуместно»осмысленииЛ.

Хатчен,А. Ли,27.британскогоП. Во,неотвергается, но все чаще уступает место размышлениям о «постмодернистскомреализме», «британском магическом реализме», постмодернистском романе смифопоэтическими элементами и пр.Значимыпризнанияисамыхяркихпредставителейанглийскогопостмодернизма. М. Эмис, автор классического постмодернистского романа24Tew Ph. The Contemporary British Novel. London: Continuum, 2004. P. 4.См. в особенности работу обзорного характера С. Коннора, написанную в русле постструктуралистских идей:Connor S. The English Novel in History: 1950 to the Present.

London: Routledge, 1995. 272 p.; а также введение к TheCambridge Companion to Postmodernism / Ed. S. Connor. Cambridge: Cambridge University Press, 2004. Pp. 1-19.26Wells L. Allegories of Telling: Self-Referential Narrative in Contemporary British Fiction. Amsterdam and New York:Rodopi, 2003. 190 p.; Cazzato L. Metafiction of Anxiety: Modes and Meanings of the Postmodern Self-Conscious Novel.Fasano: Schena, 2000. 106 p.; Smyth E.

Postmodernism and Contemporary Fiction. London: Batsford, 1991. 224 p.;Waugh P. Metafiction: The Theory and Practice of Self-Conscious Fiction. London & New York: Methuen, 1984. 176 p.27Gasiorek A. Post-War English Fiction: Realism and After. London: Edward Arnold, 1995. Рp. 18-19.2515«Деньги» («Money», 1984), использующий, пожалуй, все тридцать шесть,выделенных Б. Стоунхиллом,28способов саморефлексивного повествования,отмечает в интервью: «Думаю, что все мы уходим от игрового, трюкового текста.Он подобен зданию с вынесенными наружу коммуникациями <…>.

Сейчаспонятно, что это тупик»29. За два года до выхода своего нашумевшего обозренияусловностей и симуляций истории и культуры, романа «История мира в 10 ½главах», Дж. Барнс находит единственные «постоянные величины – сердце истрасти человеческие»30.

Дж. Коу, автор одного из самых острых романов 1990-х«Какое надувательство!» («What a Carve Up!», 1995), мыслит традициюисповедального письма, «истины, скрытой в личном опыте», частью эстетики1990-х 31 , а автор «Земли воды» Г. Свифт признается: «Эмоциональная стороналитературы для меня гораздо важнее. Я хочу, чтобы мои читатели приобрелиопыт, я хочу, чтобы текст их затронул. И если литература не ведет к истине, онадолжна вести к сочувствию и состраданию»32.Вторят друг другу и весьма разные писатели постмодернистскогопоколения1980-2000-х–К. ИсигуроиИ.

Макьюэн:«Мнеинтересенлитературный эксперимент только в той степени, в какой он позволяет раскрытьтему в ее эмоциональном объеме»33; «Я хотел играть, но играть серьезно с тем,что связано, скорее, с глубокими чувствами, не интеллектом» 34 . Примеров«оттепели» достаточно. При этом постмодернистские онтологические миры (втерминологии Б. Макхейла) все так же прочно стоят, но вопрошают о них,страдают и умирают в них люди. Для «гуманистического постмодернизма» неважно, существует ли реальность в реальности, или это 10 ½ баек.

Важно28Stonehill B. The Self-conscious novel. Artifice in Fiction from Joyce to Pynchon. Philadelphia: University ofPennsylvania Press, 1988. Pp. 30-31.29Noakes J. Interview with Martin Amis / J. Noakes, M. Reynolds // Martin Amis. The Essential Guide to ContemporaryLiterature. London: Vintage, 2003. Р.