75575-1 (С.В.Бахрушин как историк Сибири), страница 2

Однако в значительной мере они объясняются общетеоретическими построениями ученого по проблеме всероссийского рынка. В этих построениях был существенный недостаток, не преодоленный им до последних лет жизни – переоценка роли товарного обращения и недооценка товарного производства.

Проблему образования всероссийского рынка он рассматривал, прежде всего, как проблему товарного обращения. Отсюда повышенный интерес к деятельности торговцев и недостаточное внимание к непосредственным производителям материальных благ.

Видимо, в этом, как отмечает В.И.Шунков, "отчасти сказалось влияние русской буржуазной экономической школ историков, в условиях влияния которой в дореволюционные годы формировался молодой ученый"[9].

Однако при наличии некоторых недостатков и слабостей теоретических построениях С.В.Бахрушина, это был один и самых крупных ученых, когда-либо занимавшихся изучение истории Сибири.

Воспитанный буржуазной наукой, он пережил крупный перелом в своих исторических воззрениях. Искренне стремясь овладеть марксизмом, С.В.Бахрушин во многом был близок к поставленной задаче. Иногда он находил правильные решения не совсем осознанно, путем интуиции крупного ученого. Дав новую постановку вопроса о характере русской колонизации Сибири и выяснив в ней роль торгово-промыслового населения, он вплотную подошел к марксистскому решению проблемы всероссийского рынка, проблемы о путях первоначального накопления в России и роли Сибири в формирование русских капиталов. Разрабатывая историю народов Сибири и вопросы управления, С.В.Бахрушин подошел к решению вопроса о специфике положения и путях развития Сибири в составе царской России.

Вклад С.В.Бахрушина в изучение истории Сибири не ограничивается его блестящими трудами по источниковедению, историографии, исторической географии и истории Сибири XVI – XVII вв. Это был историк крупного масштаба. Он постоянно следил за развитием исследовательской работы по истории Сибири в целом. Выступая с докладом на первом Сибирском краевом съезде в 1928 г. о задачах исторического изучения Сибири, С.В.Бахрушин выдвинул перед сибирскими историками три важнейшие задачи: 1) изучение истории коренных народов Сибири с древнейших времен до наших дней, 2) истории освоения края русским народом с XVI в. до наших дней и 3) изучение истории связей Сибири с сопредельными странами[10]. С.В.Бахрушин при этом особенно подчеркивал необходимость усиления исследования первоначального освоения Сибири русским народом, периодов революций 1905 и 1917 гг. и гражданской войны, без углубленного изучения которых невозможно понять процессы, протекающие в периоды между ними.

В 1947 г. в докладе на первой научной сессии Якутской базы АН СССР об очередных задачах исторического изучения Якутии С.В.Бахрушин вновь развил мысль о необходимости изучения истории народов Сибири в тесной связи с историей русской колонизации. Следует особо отметить также и постоянный все углубляющийся с годами интерес С.В.Бахрушина археологии. Сам он всю жизнь занимался письменными истинами, был типичным историком в "чистом виде", но высоко расценивал и все другие источники для исторического исследования, в том числе археологические, этнографические, лингвистические. Был убежденным сторонником комплексности наук в разрешении таких сложных проблем как этническая история, этногенез. Как историк Сибири он придавал археологии особо важное значение. Археология была для него основным источником сведений о дописьменной истории Сибири, о прошлом большинства ее народов, не знавших собственной письменности до соприкосновения с русскими. Отношение его к археологии Сибири нашло выражение, прежде всего, в его историографических взглядах, в характеристике трудов предшественников, начиная с тех, кто писал еще в XVII – XVIII веках. Еще в ходе первоначального продвижения на Север и завоевания его девственных пространств русские колонисты, пишет Бахрушин, "встречали признаки предшествующей жизни" – чудские городища, печища и дворища, поросшие нередко вековым лесом. На Иртыше они услышали от татар предания о том, как родоначальник сибирских беков Тайбуга покорил местную чудь, не знавшую "закона". Этой "чуди", мифическим аборигенам Сибири сибирские легенды, а вслед за ними Григорий Новицкий приписал археологические памятники – древние могилы и поселения, находки дорогих изделий из золота и серебра. С "чудью" связана была и легенда о ее гибели, записанная Гр.Новицким: "народ чутцкий" выкопал в земле глубокие рвы, построил над ними крышу на столбах, а затем "подсекше столпы" задавил себя вместе со всем своим имуществом. Так родилась первая теория о происхождении археологических памятников в степях Южной Сибири, поражавших бугровщиков изобилием драгоценных вещей и погребенными в курганах костяками древних людей[11].

В дальнейшем зарождается историческая наука в собственном, настоящем смысле этого слова, и археологические памятники получают новую интерпретацию. Они становятся историческим источником.

Как сильную сторону работы Семена Ремезова над его знаменитой "Чертежной книгой" он отмечает его внимание археологическим источникам по дорусскому прошлому Сибири. Ремезов, пишет Бахрушин, "интересовался" и "археологией изучаемого им края, и сам рассказывает, что при собирании географических материалов расспрашивал и про "древних чудских и кучумовских жилья, мольбища, крепости и курганы", и в его атласе попадаются указания на "городища", на развалины ("мечеть урочище Калбагасун пустой" и т. д."[12].

Вспоминая неизданные труды Мессершмидта, он снова отмечает, что в них наряду с географическим и этнографическим материалом "имеются и ценные данные по археологии"[13]. Кстати сказать, теперь эти археологические материалы стали достоянием науки в недавно изданном в ГДР на немецком языке томе дневников Мессершмидта. В своем специальном историографическом обзоре трудов Миллера С.В.Бахрушин пишет, что "первым из русских историков обратился Миллер и к археологии", что он "первый оценил .важность изучения археологических древностей, из которых о древних временах и приключениях хотя и не совершенное, однако же не совсем отметное свидетельство получить можно". "Археология, по его словам, "как получает свет из истории, так и взаимно ей сообщает"[14]. Миллер, говорит он, производил археологические раскопки с увлечением и привез из Сибири большую коллекцию могильных древностей, происходившую из древних могил Западной Сибири и долины Енисея[15]. "С захватывающим интересом" читается в дневнике Гмелина, по его словам, описание обследования академиками развалин калмыцких монастырей в Джунгарии. "Нельзя без волнения читать в описании Гмелина", продолжает Бахрушин, и "не лишенное опасности проникновение в пещеру, где будто бы похоронен "кочевой царь"[16].

В заслугу Миллеру ставится Бахрушиным изучение рунических надписей на Енисее, а также татарских, остяцких и тунгусских городищ. Миллер, однако, интересовался не только археологическими памятниками дорусского прошлого Сибири, "не ограничивался изучением туземных городищ. Он направил свои исследования и на русские городища и в этом опережает специалистов-археологов, которые лишь в недавнее время стали подходить к сознанию необходимости производства раскопок на местах позднейших поселений[17].

Эти мысли С.В.Бахрушина о важности археологических работ направленных на изучение памятников старинной русской культуры в Сибири нашли свое подтверждение сначала в раскопках остатков Иркутского острога, произведенных местными историками и археологами по инициативе Восточно-Сибирского отдела Русского Географического Общества (ВСОРГО), а затем в исследованиях остатков русской полярной экспедиции, снаряженной вольными мореплавателями-промышленниками в начале XVII века и погибшей у берегов Таймыра.

Он принял сам активное участие в разработке проблем, которые встали перед исследовательским коллективом историков и археологов, занятым всесторонним изучением богатейшей коллекции с острова Фаддея и из залива Симса, оставшейся от снаряжения этой экспедиции. Ему принадлежит специальная статья о снаряжении русских промышленников в Сибири в XVII веке, изданная в сборнике, посвященном этим уникальным находкам на пустынных полярных берегах Сибири[18]. В ней с исчерпывающим знанием фактического материала дана отчетливая, можно сказать, по-бахрушински стереоскопически выпуклая картина подготовки и технического оснащения тех русских людей, которые за каких-нибудь сто лет овладели безграничными пространствами дикой тайги и тундры от Урала до Тихого океана. В этой статье, как и во всех других его работах за вещами и скупыми строками архивных документов перед исследователем встает живой человек прошлого, с его страстями и чувствами.

С.В.Бахрушин не только внимательно следил за работами советских археологов, изучавших на его глазах ранее неведомые древние культуры сибирских народов, но и высоко оценивал их значение для истории, в особенности для понимания культурных связей с Другими народами и странами.

С.В.Бахрушин с большим эмоциональным подъемом отозвался на капитальную работу С.В.Киселева о древней истории Южной Сибири, которая явилась первым опытом обобщения на марксистской основе огромного документального материала, накопленного русской и советской наукой по ранней истории Минусинского Края и Алтая. В ней Бахрушин увидел новый обширный мир древних культур глубинной Азии, свидетельство о столь же длительной как и сложной истории Сибири[19]. С таким же глубоким чувством удовлетворения он встретил и результаты новых археологических раскопок на еще более отдаленных от признанных центров мировой цивилизации пространствах Крайнего Севера Сибири, в Субарктике и Арктике.

В своей программной работе, посвященной историческому изучению народов Севера он писал: "советская археология сделала чрезвычайно много для разрешения труднейших вопросов древней истории Севера". В качестве примера им приведены в этой работе находки на Среднем и Нижнем Приобье, свидетельствующие о культурных связях между жителями Обского севера и степными скотоводческими племенами в первом тысячелетии до нашей эры, в том числе глиняные котлы из Ханты-Мансийского округа, копирующие скифские котлы, о которых писал Геродот. Здесь, в этом отдаленном углу Крайнего Севера, по мысли Бахрушина скрещивались сложные культурные влияния и этот факт "разрушает старые представления об исторической его изоляции". Еще замечательнее с этой точки зрения памятники берингоморской культуры в Арктике и "совсем неожиданные результаты" раскопок в Якутии в 1939 – 1946 гг.[20]

К мысли о исключительно важном значении археологических материалов для истории северных народов Сибири С.В.Бахрушин возвращается и в другой своей программной статье – докладе об очередных задачах исторического изучения Якутии.

"Новым и неоцененным источником по древнейшей истории являются", сказано в этом докладе, "данные археологических исследований, получивших такой широкий размах при советской власти". Археологические раскопки в Якутии, говорится далее, раскрыли "новую страницу не только в изучении якутских древностей, но и в мировой археологической науке, – открытия, которыми справедливо может гордиться якутская наука". "На Лене, начиная с ее верховьев и кончая низовьями выявлены следы древнейших местных приленских культур, а с другой стороны протянута связующая нить между прибайкальскими и приленскими культурами".

При этом новые археологические материалы приобретают наибольшую силу в сочетании с данными языка и этнографии. Идя таким комплексным путем, советские исследователи приходят к важным новым выводам о прошлом северных народов – о их происхождении и этнической истории, о их древних культурах и взаимоотношениях с окружающим миром. Одним из примеров такого комплексного многостороннего анализа служат по мнению С.В.Бахрушина исследования ранней истории и этногенеза якутского народа[21].

Эти работы и выраженные в них принципиальные положения представляют как бы последнее, напутственное, слово большого ученого и друга северных народов, обращенное к продолжателям его исследований.

В них С.В.Бахрушин выступает как историк-марксист, как убежденный и страстный сторонник той концепции исторического процесса в Сибири, которая противоположна взглядам старой буржуазной и дворянской науки. Для него народы Сибири – творцы собственных и по своему ярких культур и своей истории.

В основе их истории лежит процесс развития производительных сил, осложненный суровыми условиями Севера, но в основе прогрессивный. В результате трудов советских ученых оказалось, что "народы, которые, казалось, застыли на определенной ступени своего развития, имеют богатое историческое прошлое"[22].

Отсюда вытекает, несомненно, и та высокая оценка, которая дается в его работах достижениям советской археологической науки в Сибири. Такая оценка подготовлена была всем предшествующим путем, по которому он шел как историк Сибири, как исследователь прошлого ее коренных народов. К народам этим он относился не высокомерно и не равнодушно, а с искренней симпатией, в полном смысле слова – по человечески. Светлый гуманистический дух, воодушевлявший Бахрушина и руководивший в его исследовательской деятельности на протяжении десятилетий, получил полную свободу и большую осмысленную цель после Октября, когда в его мировоззрении произошел решительный поворот к материалистическому пониманию истории. Это был поворот и к ленинской национальной политике, которую Бахрушин принял как истинную правду истории: именно так звучат его слова, обращённые к историкам Якутии сразу после окончания Отечественной войны, в дни празднования 25-летия Якутской Республики.

С.В.Бахрушин очень внимательно относился к воспитанию кадров историков, особенно местных, следил за их успехами и всячески поддерживал. Он одним из первых обратил внимание на работы по археологии и истории Сибири С.В.Киселева, В.И.Шункова, А.П.Окладникова и дал им высокую оценку[23].

С.В.Бахрушин воспитал целую историческую школу сибиреведов, блестящую плеяду учеников и последователей, которые, продолжая начатое им дело марксистско-ленинского освещения истории Сибири, пошли дальше наставника. Среди них прежде всего следует назвать крупнейшего из исследователей истории Сибири феодального периода члена-корреспондента АН СССР В.И.Шункова, который поднял изучение русской колонизации Сибири на новую ступень. Будучи уже воспитанником советской исторической школы, как говорится марксистом от рождения, В.И.Шунков не только продолжил дело, начатое Бахрушиным, но, капитально исследовав земледельческое освоение Сибири в XVII в., открыл новое направление и новый этап в изучении Сибири.