31173-1 (Общие сведения о Дельвиге), страница 2

Проснись, ленивец сонный!

Ты не под кафедрой сидишь,

Латынью усыплённый.

Лень, ленивец, лентяй, феноменальная леность, сонливость - кажется, все, приятели и недруги, помнили об этом примечательном качестве Дельвига.

Дельвиг мыслит на досуге

Можно спать и в Кременчуге…

Это куплет из коллективного лицейского сочинения (в Кременчуге служит в ту пору отец "ленивейшего из смертных"). Близкие друзья, однако, рано распознали, как много в этой лени маскировки, позволяющей хитроумному ленивцу жить и действовать, как ему нравится, и отстаивать свою личность порою в очень непростых обстоятельствах.

Леность Дельвига – особенная. Это не леность ума или воображения, а черта характера, граничащая с удивительной сосредоточенностью, с исключительной погруженностью в размышления над самым заветным и дорогим. Известно, что Дельвига, уносившегося мечтой в созерцании гармонии античного мира и слагавшего шёпотом мерные гекзаметры, лицейские профессора часто заставали врасплох. Но тот же Дельвиг долго и тщательно, иногда годами, отделывал свои стихотворения, прежде чем отдать их в печать. И в творчестве, и в практической жизни, лень Дельвига, по его собственному признанию, имела свои пределы.

С легендарной ленью поэта никак не вяжется и его кипучая, многообразная деятельность по изданию альманахов. В “северных цветах” - лучшем альманахе 20-х годов – Дельвигу удалось объединить самых выдающихся писателей современности. Это потребовала затраты огромного количества сил, борьбы с цензурой, громадной переписки, незаурядных организаторских способностей. А “Литературная газета” Дельвига и Пушкина, хотя и не долго просуществовавшая, сыграла очень важную роль в истории русской журналистики, пропагандируя и поощряя реалистические тенденции в литературе, выступая против беспринципности, продажной печати Булгарина, Грега, Сенковского и закладывая основы русской критике в России.

Жанры поэзии Дельвига.

Жанры поэзии Дельвига отразили эту особенность его таланта. Наибольшие художественные достижения выпали ан долю идиллий, русских песен, а так же замечательных элегий, широко известных русскому обществу, и пленительных романсов, которые с удовольствием исполнялись в салонах и гостиных. Некоторые песни Дельвига положены на музыку Алябьева и Глинки.

Жанровой диапазон в лирике Дельвига в целом ряде стихотворений, и в особенности в его знаменитом “Подражании Беранже”, в котором поэт возвышается до сатирического обличения современности и самого принципа самодержавной власти.

Смысл жизни для Дельвига.

Ещё в лицее Дельвиг, как и многие его товарищи, усвоил гуманное представление о смысле жизни. И высокое понятие о предназначении человека. Воспитанный на русской поэзии (он не расставался с Державиным, прочёл всех самых крупных писателей) Дельвиг пришел к твёрдому убеждению, что жизнь дана человеку для счастья и наслаждения. Не для того бездумного и пустого наслаждения, которое называется праздностью или бездельем, а для наслаждения высокого, состоящего в одухотворённом созерцании жизни, в ощущении её красоты и гармонии, в полном удовлетворении чувственных и духовных потребностей. Жизнь – это радостное пребывание человека на земле, и она должна быть веселой и творческой, счастливой и простой. Человек – лучшее создание природы, и его ум должен быть в ладу с сердцем. Окружает человека прекрасная природа, и самые естественные его отношения с ней – гармонические. И между людьми не должно быть никаких других чувств, кроме дружеской привязанности и любви. Всё это так просто и так мудро!

Это идеи прочно вкоренились в сознание Дельвига.

Однако поэт усвоил не только представление о радостях жизни, но и о невозможности их обрести.

Русская жизнь не удовлетворяла романтически настроенного поэта. В ней Дельвиг видел всякого рола несправедливость, коварство, ложь, разобщённость человека с другими людьми, с природой, внутреннюю дисгармонию, то есть невозможность поступать так, как думается, и рассуждать, так как чувствуется. Поэзия Дельвига запечатлела мир страданий простых русских людей в печальных, заунывных мелодиях песен, настроенных на народный лад.

Мотивы лирики Дельвига.

Содержание лирических песен Дельвига всегда грустно: не сложилась судьба девицы, тоскующей о суженом (“Соловей мой, соловей…”). Нет воли у молодца, заливающего грусть вином (“Не осенний частый дождичек…”). Любовь никогда не приводит к счастью, а приносит лишь неизбывное горе, из которого нет выхода. Русский человек в песнях Дельвига жалуется на судьбу даже в том случае, когда нет ясной причины: просто из его жизни ушли радость и веселье.

Дельвиг угадал дух и строй русской народной песни. Он внёс в неё глубоко современное содержание, поведав о скорби русского человека, по утраченной молодости и недостижимому счастью. Песни Дельвига, широко вошедшие в народный репертуар, проникнуты гуманным сочувствием к простым людям. Поэт был недалёк от социального объяснения причин их страданий, - его интересовали лишь их интимные чувства. Но это не мешало Дельвигу замечать, как вянет молодость, лишённая свободы, любви, непосредственного проявления высоких жизненных эмоций.

В лирических песнях Дельвига слышится тихая жалоба на жизнь, отнимающую у человека его законное право на счастье. И вместе с тем в этих унылых мотивах ясно звучат и другие ноты – ожидания светлой и радостной жизни.

Не найдя счастья ни в простонародной России, ни в дворянской среде, лирический герой поэта находит его в домашнем и частном быте. Поэт создаёт идеальный мир удовольствий, основанный не на социальных связях, а на личных достоинствах человека. В лирике Дельвига возникает образ беспечного баловня судьбы, который наслаждается молодостью, здоровьем, любовью, вином, поэзией.

Условный герой Дельвига.

Вымышленный условный герой поэта уединяется на лоно природы, подальше от роскошных дворцов, от чопорных и надменных богачей. Ему дороги не богатство и знатность, не чины и титулы, а дружеское общение, чистая и нежная любовь, вдохновенная и свободная беседа с друзьями, весёлая, дружеская, шумная пирушка. Среди притязательной обстановки хижины ищи домика все равны. Здесь царствуют простые, естественные отношения между людьми, законы милого гостеприимства и личной независимости.

Продолжая мотивы “Моих пенатов” Батюшкова, Дельвиг пишет стихотворения “Моя хижина”, “Домик”, в которых прославляет домашний уют и высокую прелесть интимных наслаждений:

За далью туманной,

За дикой горой

Стоит над рекой

Мой домик простой;

Для знати жеманной

Он замкнут ключом,

Отвёл я веселью

Мечтам и безделью.

Однако этот домашний быт достаточно узок и замкнут. Безмятежное личное счастье добывалось слишком дорогой ценой: лирический герой Дельвига отгораживается не только от светской дворянской России, но и от широкого вольного мира народной жизни. Искомая поэтом полнота бытия не могла быть в нём достигнута. К тому же Дельвиг понимал, что это лишь условный идеальный островок, которому постоянно грозит уничтожение в среде беспощадной стихии железного века.

Стихотворения, подобные “Домику” и “Моей хижине”, по мере созревание таланта Дельвига совершенно исчезают из его поэзии. Романтическая мечта о большом идеальном мире человеческого счастья всё чаще связывается в сознании Дельвиг с седой древностью, где человек, по тогдашним представлениям, не уединялся от общественного и народного бытия, а жил с ним в согласии.

Античность в лирике Дельвига.

В античности поэт нашёл свой романтический идеал гармонического общества и прекрасного, совершенного человека. В ней он увидел прообраз счастливого будущего человечества.

Огромный интерес к поэзии Эллады, к её мифам, легендам, духу её народа появился у Дельвига ещё в лицее. С тех пор и до последних дней короткой и небогатой внешними событиями жизни Дельвиг не изменил своего пристрастия к античности. К культуре древнего мира Дельвига приобщил Кюхельбекер, любовь к нему в последствии поддерживал знаменитый переводчик “Илиады” Гнедич. Стихотворения Дельвига в антологическом роде восхищали его верных друзей – Баратынского и Пушкина.

Удивительно при этом было то, что сам Дельвиг “родом германец” - не знал не только греческого языка, но доже родного ему немецкого, и только позже выучился понимать по-немецки. Пушкин изумлялся силе воображения своего друга. Ведь Дельвиг сквозь немецкие переводы и латинские подражания безошибочно угадывал дух и строй мыслей и чувств человека “золотого века”. Из XIX столетия Дельвиг легко и свободно переносился в “детство человечества”. Он открыл в нём неисчерпаемый кладезь мудрости и красоты.

Но Дельвиг был человеком нового времени, и его античность – не достоверная копия древнего мира. Он вносил в античность, пользуясь словами Пушкина, “вкус и взгляд европейца”. Можно даже сказать, что античность Дельвига – славянская, русская античность. Недаром Пушкин называл Дельвига “молодой славянин”: по жажде совершенства, по устремлённости к нему Дельвиг, конечно же, очень русский человек.

Воссоздавая идеальный, романтический воспринятый мир античности, Дельвиг опирался в первую очередь на идиллии Феокрита. В лирике этого замечательного древнегреческого поэта он заметил интерес к простоте и народности.

Феокрит тяготел к жанровым картинкам, сценкам, изображающим скромную, добродетельную, свободную от сильных страстей жизнь простых людей – пастухов и пастушек на лоне природы. Герои идиллий (кстати, “идиллия” в переводе означает “сценка”, “картинка”) Феокрита не умеют притворятся и лгать. Идиллии часто драматичны, но оканчиваются всегда благополучно, потому что победа над своим чувством радостна, а тем более радостна разделённая любовь. Дельвига пленило в идиллиях Феокрита обращения к народному быту и гармоническое равновесие между изображённой картиной и нравственной выразительностью движений души.

Действие идиллий Дельвига разворачивается обычно над сенью рощи или деревьев, в прохладной тишине, у сверкающего источника. Поэт придаёт картинам природы яркие краски, пластичность живописность форм. Состояние природы всегда умиротворённое, и это подчёркивает гармонию внутри и вне человека. На фоне мирной природы появляются герои, испытывающие силу любви или дружбы. Стихийная, внезапно вспыхивающая страсть, в конце концов, подчиняется разуму. Дельвиг считает это нормой гармонии, чрезвычайно характерной чертой древнего человека. На фоне мирной природы появляются герои, испытывающие силу дружбы. Стихийная, внезапно вспыхивающая страсть, в конце концов, подчиняется разуму. Дельвиг считает это нормой гармонии, чрезвычайно характерной чертой древнего человека.

Герои идиллий Дельвига – цельные существа, никогда не изменяющие своим чувствам. В одном их лучших стихотворений поэта – “Идиллии” - восхищенно рассказывается о прекрасной любви юноши к девушке, сохранённой ими навеки. В пластичной и чистой зарисовке поэт сумел передать благородство и высоту нежного и глубокого чувства. И природа, и боги сочувствуют влюблённым, оберегая и после их смерти неугасимое пламя любви.

Чувства героев и Дельвига всегда земные, реальные. Пушкин проницательно заметил, что Дельвиг не любил мистической поэзии. Это, конечно, звучало в устах Пушкина большой похвалой. Чуждый всякой неопределённости, туманности, зыбкости ощущений, Пушкин наблюдал тоже отвращение к поэзии потустороннего мира и у своего друга.

Герои Дельвига не рассуждают о своём чувстве – они отдаются его власти, и это приносит им радость. У поэта нет подробных психологических описаний любви, - она выражается через мимику, позы, жесты, поступки, через непосредственное действие. Зрительная выразительность картин дополняется музыкой речи, мерной и строгой, лишенной внешних эффектов.

Для создания античного колорита, Дельвиг не прибегает к археологическим и историческим реалиям, не стремится удивить своей осведомленностью в античной мифологии или античном быте. Он передаёт дух античности простыми намёками. Так, древний грек, думал, что богов нужно благодарить. За посланную ими любовь, и Титир и Зоя посвещают деревья Эроту.

Анализ некоторых идиллий (“Цефиз” и “Друзья”).

В идиллии “Цефиз” нежная и бескорыстная дружба увенчивается даром: Филинту понравились плоды с груши, и Цефиз с радостью дарит ему дерево, обещая укрывать его от холода: “Пусть оно для тебя и цветёт и плодами богатеет!”. Старый Филинт вскоре умер, но Цефиз не изменил прежнему чувству: он похоронил своего друга под его любимой грушей, а “холм увенчал кипарисом” - его деревом скорби. Сами эти деревья, вечно живой кипарис и плодоносящая груша, стали символами не умирающей дружбы, духовной чистоты и человечности.

В “священном листьев шептание” Цефиз слышал благодарность Филинта, а природа одаривала его благовонными плодами и прозрачными гроздями. Так духовная красота Цефиза тонко слилась в идилии с красотой и щедростью природы.

Природа и народная среда воспевают в людях благородство, укрепляют их дух и нравственные силы. В труде и на лоне природы человек становится духовно богатым, умеющим наслаждаться истинными ценностями жизни – дружбой, любовью, красотой, поэзией.

В идиллии “Друзья” весь народ от мала до велика живёт в согласии. Ничто не нарушает его безмятежного покоя. После трудового дня, когда “вечер осенний сходил на Аркадию”, “вокруг двух старцев, друзей знаменитых” - Полемона и Дамета, - собрался народ, чтобы ещё раз полюбоваться их искусством определять вкус вин и насладиться зрелищем верной дружбы. Привязанность друзей родилась в труде, а самый их труд – чудный дар природы.

Отношения любви и дружбы выступают у Дельвига мерилом ценности человека и всего общества. Ни богатство, ни знатность, ни связи определяют достоинства человека, а простые, интимные чувства, их цельность и чистота. И конец “золотого века” наступает, когда они рушатся, когда исчезает высокая духовность.

Заключение.

“Добрый Дельвиг”, “Мой парнасский брат” - называл любимого друга Пушкин, и эти славные титулы навечно останутся за поэтом своеобразного, неподдельного лирического дарования. Дельвигу, воспевшему красоту земного бытия, радость творчества, внутреннюю свободу и достоинство человека, принадлежит почётное место среди звёзд пушкинской плеяды.

Литература:

1. Большой энциклопедический словарь (том 8).

2. Лирика А. А. Дельвига.

3. Л. А. Черейский. Пушкин и его окружение. С-П: Наука, 1989 г.

8