159433 (Основы философии), страница 3

Легитимным является и право государства на насилие. В борьбе с террористами и преступниками, например, без силы, насилия просто не обойтись. Государство обладает монополией, исключительным правом на легитимное насилие. Но и им оно не должно злоупотреблять. Сила власти и его законов не в суровости наказания, а в его неотвратимости.

Легитимность поднимает на-гора истории индивидуальный (индивидуумы) уровень общественной жизни. Но это вовсе не означает, что она требует полного единодушия или зависит от вето каждого отдельного человека (гражданина). Легитимная власть, а это в наше время, по сути, власть демократическая, учреждается и функционирует на основе правила большинства. Как известно, власть в демократических государствах представляют и осуществляют люди, получившие в результате выборов голоса большинства избирателей.

Большинство привычно ассоциируется в общественном сознании с общим благом, а значит, с правильным или истинным выбором. Но так бывает не всегда. Большинство может ошибаться. И вообще истина голосованием не устанавливается. Истинное положение вещей нередко оказывается открытым лишь одному человеку или небольшому числу людей. Резонно говорить поэтому, что демократия как легитимная власть функционирует на основе правила большинства, но ее качество измеряется тем, как и насколько она гарантирует права меньшинства. Само существование последнего обязано реализации демократического же права на свободный выбор альтернатив, т. е. иных, даже противоположных ценностей, мировоззренческих и идеологических ориентаций, стилей жизни и т. д. Демократия - это также и конституционно гарантированная оппозиция - конструктивная и не очень. Без обеспечения прав меньшинства демократия вырождается в диктатуру большинства.

Философия и мораль

выводится ли добро из знания?

Связь философии с моралью, дисциплинарно оформляемая как этика, многоплановая, разносторонняя. И это в полном смысле не связь, а взаимосвязь: здесь с определенностью фиксируется не только движение от философии к морали, но и наоборот - от морали к философии.

Философия и мораль встречаются уже на почве единых семантических корней общего их органа - сознания. В английском языке, например, слова "сознание" (consciousness) и "совесть" (conscience) являются однокоренными. То же и в немецком языке: Gewissen - совесть, Wissen - знание. Сразу два значения - сознание и совесть - имеет слово conscience во французском языке. И по русской этимологии "совесть" происходит от "ведать", "знать". Разумеется, этимология не предопределяет понятийного значения слов. И все же в данном случае можно говорить о том, что сознание, вернее - философское сознание должно быть совестливым, моральным, должно использоваться во благо, а не во вред человеку.

Должно... А в действительности? А в действительности все значительно сложнее. И об этом стоит сказать отдельно. Правда, с небольшим смещением, в терминах знания и добра - чтобы не расходиться с традицией обсуждения данного вопроса в истории философии.

Начало этой традиции положено Сократом. Он был убежден, что зло люди совершают по незнанию, что в основе порока лежит невежество. Невозможно знать добро и не делать его.

Итак, согласно Сократу, зло проистекает из незнания, заблуждения, ошибки (ошибок) разума, добро, напротив, - из знания, понимания, полноты информации, как мы бы теперь сказали. Тут вспоминается одна остроумная шутка:

- Может ли брак по расчету быть счастливым?

- Может, если расчет правильный.

Этический интеллектуализм Сократа является, конечно, отражением своего времени, особой - синкретической культурной среды античности. Но есть в нем и вневременное рациональное зерно. Оно - в том, что неведение, невежество вряд ли укрепляют нравственность, делают людей добродетельными. К злу и в самом деле ведут просчеты нашего разума. Мы действительно часто совершаем дурные поступки по причине непонимания истинного блага, из-за своей неинформированности.

И все же разрешение проблемы добра и зла является скорее компетенцией воли, а не сознания. А еще точнее - совести как продукта длительного и целенаправленного воспитания. Зло - неподобающее употребление (злоупотребление) свободой воли. Знание при этом может либо действительно отсутствовать, либо, если есть, игнорироваться, либо, того хуже, активно использоваться как ресурс причинения вреда, извлечения сомнительной выгоды, эксплуатации другого человека. В самых лучших ситуациях или случаях знание - необходимое, но недостаточное условие добра.

Обобщая, можно сказать, что философия не должна учить злу, не должна вредить человеку. Но это правильно лишь при нормативном (так должно), а не дескриптивном (описательном - так есть) понимании философии.

Добро нельзя вывести из знания еще и потому, что оно никак не встраивается в причинно-следственные связи и зависимости мира, что в его случае невозможно ответить на вопрос "почему?". Можно объяснить, например, почему тот или иной человек поступил бесчестно. Потому что у него, допустим, слабый характер, потому что он оказался в тяжелом финансовом положении, потому что завистлив и т.д. Но нельзя ответить на вопрос, почему человек поступает по совести, делает людям добро. Совесть, добро - вещи "непочемучные". К совести можно добавить только совесть, добро возможно только ради самого добра - оно самодостаточно. Внутренняя суть всех моральных требований и предписаний - поступай как человек, потому что ты человек, потому что быть человеком - твой долг. Мораль бескорыстна. Творя добро, нельзя рассчитывать, во всяком случае прямо, на ответную благодарность: Будет - хорошо, не будет - что ж, это не основание для разочарования в человеке и человечестве. Добро возвращается добром только в общем плане - через создание здоровой моральной атмосферы в группе, обществе.

В вопросе о природе морали, ее истинности или обоснованности преобладает сегодня релятивизм (лат. relativus - относительный). Его сторонники верно подмечают многие вещи: и то, что моральные нормы зависят от конкретных обстоятельств времени и места, и то, что представления о добре и зле различны в разных культурах, и то, что мораль, как и все в мире, претерпевает определенные изменения, так или иначе эволюционирует.

Крайняя форма этического релятивизма - настаивание на том, что никакой общеобязательности в морали нет, что у каждого своя мораль. Добро и зло суть то, что я воспринимаю, чувствую и переживаю как соответственно доброе и злое.

Мораль всегда личностна, она предполагает глубоко индивидуальную мотивированность поведенческих актов, поступков. Но нет и не может быть сугубо индивидуальной морали. Иначе ведь никого и ни за что нельзя было бы осуждать, и Гитлер был бы столь же моральным, как и Махатма Ганди. Непонятно, как вообще была бы возможна в такой ситуации человеческая коммуникация.

В радикально-индивидуалистическом варианте, что очевидно, моральный релятивизм несостоятелен. Но, может быть, он действителен в коллективистском варианте: своя особая мораль у каждой этнической или социальной группы, у каждого общества, у каждой культуры. На первый взгляд, такая позиция привлекательна, в ней есть некая устойчивость и серьезность. Но опять же в данной ситуации нет места для нормальной, вообще любой моральной критики и оценки. Каждое общество оказывается морально герметичным и потому недоступным для сравнительного взгляда со стороны. Тогда как можно возмущаться фашистской Германией или сталинской Россией? Откуда взять нужные масштабы, стандарты, критерии?

Выходом из противоречий и тупиков этического релятивизма может быть только признание общечеловеческих ценностей, их социальной обьективности и императивной действенности. Но что это за ценности и где о них узнать? "Как где, - можно услышать в ответ. - Обратитесь к Библии, в ее десяти заповедях все эти ценности и представлены". Нет, вряд ли все так просто. Библия - священная книга только одной, христианской, религии, а религий, как известно, много. И не во всем они совпадают, есть нюансы. Вот несколько примеров. "Помни день субботний, чтобы освятить его", - мусульмане (пятница), да и новозаветные христиане (воскресенье) эту заповедь не признают. "Не убий" - казалось бы, тут все ясно, ценность универсальная. Но есть различия и в ее понимании. Для христианина "не убий" означает: не убивай человека, для буддиста - даже муравья, для мусульманина - прежде всего единоверца.

Философия и искусство

Взаимодействие искусства и философии имеет свои закономерности. Не случайно искусство, как и философию, можно назвать самосознанием культуры: это как бы художественный взгляд “изнутри” в рамках какой-либо эпохи или типа культуры. Известный философ М. Мамардашвили считал, что благодаря искусству, происходит накопление и передача человеческой чувственности. Но нельзя не учитывать и рациональные моменты в художественном творчестве. Любой художник, обдумывая и создавая свои произведения, в той или иной форме доносит до нас не только свои чувства, но и свои представления о мире, которые могут либо отражать мировоззренческие взгляды эпохи, либо противостоять им в периоды кризисов. Именно с этой позиции следует рассматривать соотношение философии и искусства.

Художественным зеркалом ХХ века считается модернизм. О кризисе искусства заговорили многие мыслители: немецкий философ О. Шпенглер (а еще раньше - Г. Гегель), охарактеризовав разлад, крушение целостности человеческого бытия, конфликтность отношения человека к природе и другим людям, механизацию и утрату творческого начала в искусстве как “закат” европейской культуры; голландский культуролог Й. Хейзинга, усмотревший в утрате игрового начала современного искусства проявление кризисных явлений; испанский культуролог Х. Ортега-и-Гассет, увидевший в современной культуре тенденцию “дегуманизации искусства”; американский социолог П. Сорокин, отстаивавший на примере модернизма концепцию рождавшегося нового, идеационального или идеалистического, типа культуры... Пессимизм и тяжелые предчувствия пронизывают произведения А. Камю и Ж. Сартра, С. Дали и Э. Ионеско, А. Шенберга и К. Пендерецкого, в кубизме изображение раскладывается на составляющие, в абсурдистском искусстве отрицается всякий смысл человеческой жизни, абстракционисты отказываются от воспроизведения предметности бытия, сюрреалисты в своих произведениях выводят из области подсознания чудовищных химер. Существует ли связь этих художественных явлений с широким распространением идей Ф. Ницше, А. Шопенгауэра, З. Фрейда и М. Хайдеггера? Безусловно. В любом справочном пособии можно прочитать, что мировоззренческой основой модернизма являются иррационализм, психоанализ и экзистенциализм. Однако, взаимосвязь философии и искусства значительно глубже: культура современной эпохи такова, что вместиться в рамки реалистического искусства она не может. Это и есть то опосредованное философское познание действительности, которое дает нам искусство.

Философия и история

Все основные философские идеи имеют глубокие исторические корни. Философия в этом отношении существенно исторична. И понимать это нужно широко. Не только как подход, согласно которому любой философский феномен есть то, что он есть, благодаря своему историческому развитию (изменению во времени). Или, выражаясь по-другому, не только как указание на важность исторического описания для правильного и полного осмысления того или иного предмета философствования.

Гораздо интереснее, глубже и шире здесь по значимости другое - понимание особой роли истории (истории философии) в актуальном или настоящем бытовании философии. Мы, разумеется, не можем назвать ни одной отрасли человеческого знания, которая была бы совершенно равнодушна к своей истории. Историческая канва - это, пожалуй, самое крепкое из того, что реально объединяет все науки и профессии человека. И в то же время история, скажем, в технических науках - это одно, а история в социально-гуманитарных науках, особенно в философии, - нечто совсем другое. Трактор, к примеру, отменяет и перечеркивает соху, действительно отправляя ее на свалку истории. Тракторостроение потому и прогрессирует, что не страдает "традиционализмом", не связано прошлым, что сумело решительно порвать с прадедовскими орудиями и способами возделывания земли.

Но вот литература - что, разве Шекспир перечеркивает Гомера, делает его скучным и неактуальным? Или, допустим, Геродот, "отец истории", он что - окончательно вытеснен современными историками? Да ничуть не бывало. Все они нам интересны и дороги. Как и литература философия не знает "мусорной корзины" истории. Не вся, конечно, только лучшая, выдающаяся ее часть.

То, что остается в истории, то, из чего состоит история философии, - неопровержимо. И тут нам нужно пересмотреть наше прежнее понимание доказуемости науки и опровержимости философии. В историческом плане все выглядит иначе, вернее - прямо противоположным образом. Любое научное положение рано или поздно уточняется и опровергается. Для науки, научного знания это как раз естественно. В пользу же неопровержимости философии говорят следующие соображения. Первое. Любая философия - дитя своего времени. Именно как дитя и именно своего времени философия является необходимым элементом истории, состоявшуюся или свершившуюся реальность которой ни отменить, ни изменить нельзя. История в этом отношении всегда есть и есть как есть. Второе. Философия, как уже отмечалось, имеет дело с вечными проблемами. Ее гениальные прозрения, а только они и составляют историю, несут в себе свет этой вечности и потому тоже даны навсегда. Их постоянно критикуют, по-новому пересматривают, но это не отменяет сказанное. Главное и поразительное здесь другое - сама возможность современной интерпретации. Эта всегдашняя современность или актуальность и есть самое убедительное выражение неопровержимости философии. Здесь опять уместна аналогия с литературой. "Герой нашего времени" Лермонтова остается "героем" и нашего времени. Этот роман по-прежнему заставляет думать, дает пищу для размышлений, доставляет глубокое эстетическое наслаждения и в конце XX века, спустя вот уже более 150 лет после своего выхода в свет.

Философия идет к нам как бы из прошлого. Философские прорывы в будущее носят в целом кумулятивный характер - они питаются энергией, или творческими усилиями, предыдущих поколений ученых. В философское настоящее входит все, что оказывает непосредственное влияние на осмысление событий сегодняшнего дня и ближайшего будущего. Платон, древнегреческий мыслитель, безусловно современен, поскольку он продолжает оказывать активное влияние на наше социальное воображение, на разработку нынешних философских и обществоведческих проблем. Попутно заметим, что и говорить о нем, его творчестве, равно как и о других мыслителях прошлого, мы можем как в прошедшем, так и в настоящем времени. И даже само это "Мы" вместо "Я" свидетельствует, помимо всего прочего, о теснейшей взаимосвязи того, что есть, с тем, что было в философии. Есть даже такое мнение, что современная западная философия - не более чем комментарий к философской культуре античности.

Конечно, историю философии не делают историки философии. И нельзя подменять философию в ее современном предметно-проблемном бытии историей философии. Тем не менее нет и не может быть современной философии без истории философии, ее прошлого.

История философии - это ее истоки, ее глубина, ее сквозные категориально-проблемные линии, ее типы - короче, все те традиции, в рамках которых мы продолжаем биться над разрешением извечных проблем человеческого бытия.