75966-1 (Огюст Конт), страница 10

В 1849 году он открыл даровые публичные лекции во «Дворце кардиналов» по всеобщей истории человечества. Теперь он мог высказывать вполне и до конца свои заветные убеждения. Лекции распадались на две части. В первой части философ развивал свои теории социального развития человечества, касался прошедшего и настоящего положения человечества; во второй он обращался к будущему, рисовал картину окончательного, завершительного состояния человечества, а также той переходной стадии, через которую ему необходимо будет пройти, чтобы достигнуть идеала. Лекции длились по три, по четыре часа с небольшим перерывом. Конт не знал утомления. На публику, предрасположенную к его учению, он производил, по-видимому, сильное впечатление. Так, один из его последователей говорит: «Впечатление от этих лекций не могло сгладиться с течением времени, и до сих пор еще, то есть по прошествии сорока лет, воспоминание о них глубоко трогает сердце наше... Да, в эти исключительные часы, когда возвещались столь великие судьбы, мы чувствовали дыхание человечества, мы предвосхищали его реальность, его величие, мы убеждались в нем, и священный энтузиазм доказательной веры навеки возгорался в наших сердцах». Лекции эти не были напечатаны, но вышедший в 1852 году «Позитивный катехизис», представляющий резюме положительной части их, может дать о них некоторое понятие. Свободная речь проповедника новой социальной религии не могла нравиться политиканам, пробравшимся к власти и замышлявшим новый переворот. Лекции запрещались, затем возобновлялись и наконец переворот 2 декабря сделал их совершенно невозможными.

С теми же пропагандистскими целями Конт составил в 1854 году, под заглавием «Позитивная библиотека», список книг для чтения. Сначала библиотека эта предназначалась преимущественно для пролетариев, из среды которых вербовались главным образом последователи нового учения, но затем получила общее значение. Список состоит из 150 томов, разделенных на четыре отдела Первый заключает в себе поэзию, второй — науку, третий — историю, четвертый — синтез (философию и религию). Наряду с первоклассными произведениями тут встречаются и потерявшие уже всякое значение. Из Байрона предполагаются только избранные произведения, но отнюдь не «Дон Жуан»; наряду с Боссюэ рекомендуется кое-что из Вольтера; из Адама Смита предлагается лишь «Опыт по истории астрономии»; настойчиво рекомендуется чтение книги «Подражание Иисусу Христу» в подлиннике и переводе, но тут же указываются «Философские опыты» Юма и т.д. Одним словом, основатель позитивизма, по-видимому, не стеснялся сводить лицом к лицу религиозных реформаторов со скептиками, полагая, что всякие недоразумения и сомнения, могущие возникнуть при этом у читателя, легко разрешаются рекомендуемым им тут же «Курсом положительной философии», «Системой позитивной политики», «Позитивным катехизисом» и т.д.

Когда проект триумвирата из пролетариев не удался и сама революция 1848 года не оправдала возлагавшихся на нее надежд, Конт обращает свои взоры к консервативному лагерю и пытается привлечь четырех консерваторов на сторону нового учения. Он начинает с того, что открыто высказывается в пользу единоличной диктатуры и одобряет событие 2 декабря 1851 года. По этому поводу в позитивистском обществе происходят бурные прения, оканчивающиеся выходом из состава общества Литтре и еще нескольких членов. В письме к сенатору Вьельярду, бывшему воспитателю Наполеона, тогда уже подготовлявшего свой переворот, философ пишет: «Наш последний кризис сделал, мне кажется, обязательно необходимым переход Французской республики из фазы парламентской, которая приличествует лишь отрицательной революции, в фазу диктаторскую, единственную соответствующую видам положительной революции, которая, примирив порядок с прогрессом, положит конец современному ненормальному состоянию Запада». «Позитивизм, — пишет он дальше, — разлагая различные современные партии, с тем, чтобы поставить на место их истинную созидающую партию, одинаково объединяет как всех достойных консерваторов, которые по существу не бывают ретроградами, так и всех честных революционеров, которые не бывают в действительности анархистами».

Наполеон не оправдал, однако, надежд Конта и вместо распространения позитивизма стал домогаться императорской короны. Как бы раскаиваясь в своей опрометчивости, философ начинает теперь усовещивать того же сенатора Вьельярда, настаивая, что он должен, во имя своих позитивистских воззрений, противодействовать проискам претендента и в случае надобности потребовать в сенате предания суду узурпатора.

Несмотря на то, что Конт всю свою социальную организацию строил на разделении власти духовной (умственной и нравственной) от власти светской (правительства) и ратовал за полную независимость первой, он постоянно искал случая поставить позитивизм под защиту могущественных властителей, старался убедить их и превратить в орудие распространения нового учения, как бы следуя и в этом случае примеру католицизма. Разочаровавшись в диктатуре Наполеона, он переносит свои надежды на императора Николая I. Востока не коснулась еще тлетворная зараза скептицизма, критицизма, анархизма с их конституционизмом, парламентаризмом и «диким коммунизмом», угрожающим Западу. Поэтому там, на Востоке, позитивизм может найти себе истинного защитника и покровителя, достаточно могущественного, чтобы обеспечить целым многочисленным массам народа мирный переход от древних отживших понятий к новым положительным воззрениям. Не имея никакого представления о России, Конт останавливает свое внимание сначала на Николае I.

«Государь, — так начинает он свое письмо (1852 года), — философ, неизменно придерживающийся своих республиканских убеждений, посылает одному из неограниченнейших в настоящее время правителей систематическое изложение плана человеческого возрождения, как социального, так и умственного. Но такое обращение нетрудно понять, если принять во внимание некоторые особенные обстоятельства. Именно, этот философ, начиная с первых решительных шагов, с 1822 года, постоянно боролся против верховенства народа и равенства, боролся, во имя прогресса, более решительно, чем любая ретроградная школа. С другой стороны, этот самодержец, со времени восшествия на престол в 1825 году, никогда не переставал стоять во главе гуманного движения в своих обширных владениях, предохраняя их с мудрой твердостью от западноевропейских волнений».

Затем Конт излагает довольно пространно сущность своего учения, хвалит русское правительство за то, что оно не допускает со своей стороны свободного обращения заграничных книг, проникнутых анархическим духом, и указывает, между прочим, что его капитальный труд «Курс позитивной философии» пропущен и разрешен для всеобщего чтения (это было в 1852 году). Любопытны еще для нас некоторые суждения Конта о русских делах.

По отношению к крепостному праву позитивизм присоветовал бы не следовать слепо примеру Западной Европы и не уничтожать крупной поземельной собственности, так как повсюду теперь в Западной Европе, и в особенности во Франции, сознается, какую помеху для практической реорганизации общества и даже социальную опасность представляет недостаточная концентрация богатств; позитивизм советовал бы царю уважать накопленные богатства и лишь превратить собственников в промышленных «вождей» и преимущественно в вождей земледельческих... По отношению к развитию мысли и литературы в частности позитивизм присоветовал бы русскому правительству еще более усилить опеку и требовать от писателей известной гарантии их способности и честности, что значительно подвинуло бы вперед дело окончательного торжества позитивной религии... Всякого же рода академические труды он предлагает просто уничтожить, как «пустые и даже вредные»... Такие советы давал нам, русским, философ-позитивист из своего прекрасного далека.

Едва ли их можно объяснить незнанием русской жизни: он не входит в частности, а высказывает общие соображения, которые вытекали из его общих мыслей.

Скорее тут следует видеть страстное желание человека, взобравшегося на первосвященнический трон, священнодействовать, и священнодействовать во что бы то ни стало. Какое уж при этом изучение потребностей народа и сообразование с последними даваемых советов! Fiat justicia, pereat mundus*! Да царствует позитивизм на варварском Востоке, с какими бы нелепостями не было это сопряжено! К счастью, само письмо философа осталось гласом, вопиющим на снежных равнинах России...

* Пусть погибнет мир, но торжествует правосудие. — Ред.

Не дождавшись ничего от русского царя, Конт пишет в 1858 году письмо к Решид-паше, в котором развивает мысль о возможности прямого перехода от ислама к позитивизму. Но Восток и в этом случае не оправдал особенных надежд первосвященника позитивизма. Тогда он снова обращается к Западу и пытается завязать сношения с иезуитами. Известно, что чем дальше Конт уходил в своем учении, тем больше и больше заимствовал от католической церкви. Из глубины прежних веков он пересаживал на почву самоновейшего позитивизма догматы, обряды, культ. Все это естественно должно было в конце концов сблизить его, по крайней мере, в мысли, с современными представителями католицизма. Могущественная иезуитская организация, поддерживавшая свой авторитет при самых неблагоприятных условиях и умевшая обходиться без светских властей, представляла для него заманчивую перспективу. Генералу иезуитов он предлагал добиваться общими силами отмены церковного бюджета, так как только при таком условии и старая, и новая вера будут поставлены в надлежащие отношения друг к другу и получат возможность свободно утверждаться в сердцах людей. Беспристрастие Конта было так велико, что он выразил желание вносить ежегодно по 100 франков на нужды католического духовенства и даже в своем «Завещании» не позабыл упомянуть об этом обязательстве.

Все эти попытки Конта привлечь на свою сторону людей властных не удались. Но, в качестве первосвященника вновь возникающего учения, ему постоянно приходилось иметь дело и с обыкновенными смертными. Он поучает, наставляет, руководит, разъясняет сомнения, укрепляет энергию. У него были определенные часы, в которые он принимал желающих. И люди, склонные к новому учению, находили много утешительного и бодрящего в его личных наставлениях.

«Немало было таких, — говорит один из последователей философа, — которых слова его в эти священные Часы избавили навсегда от сомнения, тоски, нерешительности, от мучений и опасностей революционной болезни, от нравственного самоубийства, от этой всепожирающей язвы эгоизма, губящей в наши дни такую массу заблудших! И многие могли бы засвидетельствовать, что они никогда не приближались к этому великому человеку без того, чтобы не становились сами лучше, чище, убежденнее...»

Конечно, это слова преданного прозелита*, но ведь мы и говорим теперь о значении Конта для его правоверных последователей. Быть может, для человека стороннего, смотрящего на жизнь открытыми глазами и знающего, как легко морализировать и как трудно осуществлять на деле личный идеал, все эти насильственные собеседования показались бы немного педантичными, немного суховатыми и бледноватыми, лишенными даже обыденной прелести горячей живой проповеди, к которой вовсе не был способен наш философ.

* Прозелит — новообращенный (греч. букв. пришелец), здесь — новый горячий приверженец чего-нибудь. — Ред.

Установив не только догму, но и культ нового учения, Конт естественно должен был взять на себя и обязанности по исполнению обрядов, что доставляло ему громадное удовлетворение. В своих ежегодных исповедях и циркулярах он с особенной любовью рассказывает, как он воспринимал новорожденных и посвящал их на служение Великому Существу, как венчал желающих вступить в брак и соединял их на неразрывную совместную жизнь, как совершал поминовение усопших и т.д. Он устанавливает девять таинств, восемьдесят четыре праздника для отправления общественного культа, составляет молитвы, указывает самым точным образом, в какое время какие молитвы следует произносить, сколько времени проводить в молитве, какую позу принимать и т.д. На моление он тратил ежедневно целых два часа. Его молитвы — это надуманное излияние чувств, посредством которого он старается настроить себя на возвышенный лад. Он обращается в них к матери, супруге, дочери, человечеству. Вот примеры: «Любовь как принцип и порядок как основа; прогресс как долг. Любовь ищет порядка и толкает к прогрессу. Порядок укрепляет любовь и направляет прогресс. Прогресс развивает порядок и приводит к любви...» «Один — соединение, единство, беспрерывность; два — упорядочение, соединение и три — эволюция, последовательность...» «Любовь всемирная поддерживается верой доказуемой, направляет мирную деятельность. Человек становится более и более религиозным...» «Среди самых тяжелых мучений, какие только могут проистекать из любви, я не переставал чувствовать, что существенное для счастья состоит в том, чтобы всегда иметь сердце, достойно исполненное... даже скорби, да, даже скорби, самой горькой скорби»... «Жить для других — вот истинное счастье, а также истинный долг». «Любить еще лучше, чем быть любимым. Нет ничего реального в мире, кроме любви». «Люди устают мыслить и даже действовать, но они никогда не устают любить, даже говорить о любви».

В таком роде все молитвы Конта. Это — набор отдельных мыслей, в которых постоянно звучат слова: любовь, жизнь для других, прогресс, порядок. Хорошие слова звучат, но сердце всякого постороннего человека едва ли отзовется на них, так как сердце человеческое не имеет обыкновения отзываться на все деланное, надуманное, лишенное непосредственного чувства.

Особенно большое значение в новом учении получает поминовение. «Мир управляется мертвецами», — говорит Конт. В качестве первосвященника он считает своей обязанностью произносить окончательный суд над усопшими и с этой мыслью выступает с надгробным словом на могиле известного ученого Блэвилля, дружившего когда-то с философом, но впоследствии разошедшегося с ним. Он признает за покойным научные заслуги, но вместе с тем открыто и прямо заявляет, что главный порок его, вредивший и его научной деятельности, был эгоизм. Как первосвященник Конт должен был естественно заботиться не столько о поминовении отдельных усопших, сколько о создании всеобщего культа ком-меморации*. С этой мыслью им был составлен еще в 1849 году «Позитивистский календарь», посвященный прославлению выдающихся мыслителей и деятелей человечества. В этом календаре в строго иерархическом порядке он распределяет по месяцам, неделям и дням свыше 500 имен.

* Ознаменования памяти (франц.). — Ред.

Все наши теперешние названия дней и месяцев упразднялись и заменялись именами тех передовых борцов человечества, воспоминаниям о которых они посвящались. Так, месяцы в их обычном порядке, с прибавкой тринадцатого, у позитивистов носят следующие имена: Моисей, Гомер, Аристотель, Архимед, Цезарь, св. Павел, Карл Великий, Данте, Гуттенберг, Шекспир, Декарт, Фридрих и Биша. Затем каждая неделя в свою очередь посвящалась какому-либо выдающемуся представителю человечества и его имя присваивалось воскресенью; наконец каждый день в неделе имел своих великих мертвецов, а в иных случаях даже несколько. Таким образом, перед взором позитивиста выступает все человечество в лице своих лучших представителей, взятых из всевозможных сфер: тут и властители, тут и завоеватели, тут и религиозные первоучители, и философы, и астрономы, и естествоиспытатели, и изобретатели, и поэты, и мыслители, и т.д.; тут и евреи, и римляне, и греки, и французы, и немцы, и англичане и т.д.

Календарь должен служить ежедневным напоминанием того, что сделало человечество для живущих поколений, связывать прошедшее с настоящим и в конце концов возбуждать отвращение к анархии, которая не признает ничего заветного и святого в достоянии, завещанном предками, и все здание долголетней человеческой культуры стремится превратить в руину. Вводя в повседневный обиход имена великих людей, Конт надеялся тем сильнее закрепить в сердцах людей положительный культ человечества.