180545 (Американская система экономики), страница 11

Помимо противодействия успешным операциям сербской армии и полиции по подавлению очагов сепаратизма в Косово, еще одной причиной резко усилившегося с конца сентября 1998 г. давления на Белград стало неблагоприятное для США развитие ситуации в регионе в целом (в частности, победа на сентябрьских выборах в Боснии национал-радикалов во всех трех боснийских общинах, нанесшая серьезный удар по Дейтонским соглашениям, а также самые сильные с весны 1997 г. беспорядки в Албании, вылившиеся в настоящий мятеж оппозиции). Наконец, свою роль, безусловно, сыграли и конъюнктурные внутриполитические интересы администрации и лично Б. Клинтона: за три дня до ультиматума С. Милошевичу палата представителей США проголосовала за проведение Конгрессом полномасштабного расследования на предмет возможного начала процедуры отстранения президента от власти. Стремление администрации сгладить политические последствия скандала вокруг личной жизни Б. Клинтона за счет решительных действий на внешнеполитическом фронте в данном случае было усилено задачей подготовки к промежуточным ноябрьским выборам в Конгресс.

В более общем плане активизация американского вмешательства в косовский кризис явилась не только и не столько способом решения сиюминутных внутриполитических проблем и реакцией на успешные действия Белграда против албанских сепаратистов, сколько свидетельством того, что США наконец более или менее определили свои внешнеполитические интересы в связи с этим конфликтом. Среди них наиболее важными представляются два момента: стратегический и идеологический.

Рассуждая о стратегических интересах США применительно к данному конфликту, представители администрации Б. Клинтона постоянно заявляли, что целью американского вмешательства в косовский кризис является, прежде всего, предотвращение выхода конфликта за рамки Сербии, что привело бы к дестабилизации ситуации во всех соседних странах включая балканских союзников США по НАТО - Грецию и Турцию³⁷.

Гораздо более реальную угрозу для США представляло возможное негативное влияние косовского кризиса на процесс мирного урегулирования в Боснии и Герцеговине. Администрация Б. Клинтона, потратившая много сил и средств на разработку и реализацию Дейтонских мирных соглашений по Боснии, было крайне заинтересована в поддержании региональной стабильности и в том, чтобы избежать необходимости новой широкомасштабной миротворческой миссии и программы реконструкции на Балканах. Именно угроза срыва процесса выполнения Дейтонских договоренностей, а также дестабилизации граничащих с Косово Македонии и Албании в результате "действий югославских и сербских властей" в крае была указана президентом Б. Клинтоном в качестве основной причины ужесточения экономических санкций против республик СРЮ в июле 1998 г.³⁸

Другим важным стратегическим интересом США является использование конфликта в Косово в целях "укрепления позиций НАТО в качестве основного инструмента по обеспечению мира и безопасности в Европе" за счет дальнейшего усиления "миротворческо-полицейской" функции альянса. С начала обострения кризиса в Косово в 1998 г. руководство США осознавало невозможность отстраниться от решения косовской проблемы, полностью оставив ее на усмотрение своих европейских союзников по НАТО. Кроме того, разразившийся в Косово кризис в очередной раз поставил под вопрос своевременность и адекватность расширения НАТО на восток в качестве ответа на основные угрозы безопасности в Европе. В этом смысле проблема Косово, подобно боснийскому конфликту, стала для США "делом принципа", своеобразным "испытанием на лидерство и решимость"³⁹.

Другой комплекс причин активизации американского вмешательства в Косово, на первый взгляд, носил ярко выраженный идеологический характер. Представители администрации Б. Клинтона постоянно указывали в качестве одной из главных причин американского вмешательства на резко ухудшившуюся ситуацию с правами человека в Косово в результате сербских полицейских операций, а также на отсутствие основных атрибутов демократического общества в этом автономном крае и, что особенно важно, в Сербии и СРЮ в целом. При этом открыто заявлялось, что главной помехой на пути "демократического развития" Сербии является правление социалистов и лично С. Милошевича в качестве президента СРЮ.

Для США С. Милошевич с момента избрания на пост президента Сербии в 1990 г. представлял собой нежелательного партнера как "неконтролируемый" Западом "неокоммунистический" лидер, стремившийся к тому же к построению на Балканах единого сербского государства (непосредственно примыкающего к южному флангу НАТО), политика которого вряд ли соответствовала бы курсу США на вовлечение стран Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в сферу влияния Североатлантического альянса. Администрация Б. Клинтона была вынуждена несколько смягчить это отношение в ходе разработки и начала реализации Дейтонских соглашений, заключение которых не в последнюю очередь стало возможно благодаря лично С. Милошевичу. Однако, по мере того как процесс мирного урегулирования в Боснии набирал силу, администрация США возобновила поиск предлогов для ослабления "режима Милошевича" или даже отстранения его от власти. Казалось, такой шанс давали массовые демонстрации "демократической оппозиции" зимы 1996-1997 гг., однако эти ожидания не оправдались.

В июле 1997 г. С. Милошевич стал президентом СРЮ; осенью того же года коалиция левых сил во главе с социалистами сумела получить наибольшее число мест (110 из 250) на выборах в сербскую скупщину, а ставленник С. Милошевича Милан Милутинович был избран на пост президента Сербии. Более того, на выборах 1997 г. значительно укрепили свои позиции националистические силы: второе место заняли представители Сербской радикальной партии, получившие 82 места, а третье - националистическое Сербское движение обновления во главе с В. Драшковичем (45 мест). Чтобы сформировать правительство, левым пришлось пойти на союз с сербскими радикалами, лидер которых В. Шешель занял в марте 1998 г. пост заместителя премьер-министра Сербии. Победа осенью 1997 г. противников С. Милошевича во главе с М. Джукановичем на президентских и парламентских выборах в Черногории, сопровождавшаяся обострением сербско-черногорских противоречий в рамках СРЮ, не способствовала усилению позиций С. Милошевича, но и не смогла их существенно подорвать.

В этом смысле косовский кризис, резко обострившийся с начала 1998 г., предоставил в распоряжение администрации США новый мощный рычаг политического давления на С. Милошевича - возможность представить в качестве основной причины конфликта "антидемократический" характер правящего в Сербии режима.

Именно "неспособность США помочь развитию демократии в Сербии", по словам Дж. Хупера, явилась "основной причиной наших проблем на Балканах"⁴⁰. Смысл подобных высказываний очевиден: как заявил лидер демократического меньшинства в сенатском комитете по международным делам Джозеф Байден, "...пора перестать считать Милошевича частью решения проблемы, а не самой проблемой. В долгосрочной перспективе в регионе нет шансов для мира, пока на смену Милошевичу не придет демократическое правительство"⁴¹.

Стремление США к смене режима Милошевича с одновременным насаждением демократии по-американски, как известно, не увенчалось успехом. В военной операции против Союзной Югославии, которая продолжалась 78 дней, в той или иной форме участвовали 19 стран НАТО. Североатлантический альянс принял решение о ее начале после неудавшихся переговоров с руководством СРЮ по проблеме Косово и Метохии во французском городе Рамбуйе и Париже в феврале и марте 1999 года.

Противоречащая международно-правовым нормам агрессия против суверенного государства под мифическими предлогами и во имя двуличных целей – такой характер носили действия НАТО. Начатая на основании ложных и сфабрикованных данных об антиалбанских «этнических чистках», военная кампания уже в силу одного этого не могла рассчитывать на успех. Чего реально удалось добиться альянсу? Ухода сербских сил безопасности и подразделений югославской армии из Косово. Это если не считать гибели тысяч мирных жителей, разрушенной балканской инфраструктуры, экологической катастрофы, пресловутого «балканского синдрома».

Но как оказалось, переход Косово под протекторат ООН и контроль сил КФОР не решил проблему, а лишь загнал её в тупик. Все дело было в «двойных стандартах» по отношению к участникам косовского конфликта. Запад изначально принял сторону этнических албанских боевиков. На смену власти Белграда в Косово пришла власть вооруженных экстремистов. Было предано забвению основное требование любой миротворческой операции – равноудаленность от враждующих сторон.

2.2 Финансово – экономические проблемы и достижения

2.2.1 Денежно – кредитная система

С конца 1970-х увеличилась роль рынка ссудных капиталов. Для него характерны внедрение современных электронных технологий, средств коммуникаций и информатизации, либерализация национальных рынков, допуск на них нерезидентов, а также дерегулирование рынков, связанное с упразднением ограничений на проведение ряда операций. Результат — гигантское увеличение объема финансовых потоков в мире.

Суточный объем сделок на валютном рынке увеличился с 10—20 млрд долл. в 1979 г. до 1,3 трлн долл. в 90-х годов. Он вдвое превышает валютные резервы всех стран. Бурно развиваются интернационализация и глобализация кредитных и фондовых рынков. Объем международного кредитования (банковского кредита и облигационных займов) за последние два десятилетия увеличился в 15—20 раз. Глобализация фондовых рынков сопровождается увеличением объема предлагаемых ценных бумаг и их видов.

Нарастают масштабы межстранового перелива капитала, связанного с покупкой акций, а также эмиссией облигаций, размещенных на зарубежных рынках. В структуре экспорта частного капитала из стран ОЭСР облигационные займы в середине 70-х годов составляли 10%, в середине 90-х годов — 40%, акций—соответственно 5 и 35%. В основе роста предложения ценных бумаг лежали дефициты государственных бюджетов и потребности частного сектора в финансировании, а также приватизация, сопровождаемая реализацией акций, принадлежащих государству. В начале 80-х годов капитализация мирового рынка составляла около 10 трлн долл., в 1996 г. — 20,4 трлн долл. Львиная часть капиталов вращается среди крупных институциональных инвесторов (пенсионных и страховых фондов, инвестиционных компаний и взаимных фондов), которые аккумулируют денежные ресурсы корпораций и населения и вкладывают их в ценные бумаги.

Количество глобальных и международных фондов в мире возросло со 123 в 1989 г. до 667 на начало 1997 г. Суммарный объем аккумулированных институциональными инвесторами средств приближается к 10 трлн долл. Глобализация усиливает взаимосвязь между движением валютных курсов, процентными ставками и котировками акций в разных странах. Рынок ценных бумаг создал свою собственную, искусственную реальность. Процесс «виртуализации» мировой экономики привел к тому, что объем капитализации финансовых рынков значительно превосходит мировой ВВП.

Однако финансовый кризис 1997 года показал все несовершенство и проблемность мировых валютно – кредитных связей. Анализ процессов, развивающихся в современной мировой экономике, приводит нас к выводу, что, вполне возможно, мы имеем дело с наиболее опасным хозяйственным кризисом XX века. В этой связи хотелось бы отметить три существенных момента.

Во-первых, сегодня, в отличие от 70-х годов, есть все основания говорить о том, что в 1997г. произошел главный кризис индустриальной цивилизации, ибо впервые становится очевидным одновременное протекание двух взаимосвязанных процессов. С одной стороны, в западных странах сложились все необходимые предпосылки для того, чтобы значение индустриального сектора хозяйства пережило резкий спад в первые годы нового столетия; уже сейчас возникает тот социальный класс, который вскоре окажется способным заменить традиционный пролетариат, бывший носителем ценностей индустриального строя.

С другой стороны, имевшему в прошлом самостоятельное значение промышленному производству нанесен сегодня мощный удар на мировой арене, где фактически все центры традиционного индустриализма находятся либо под жесточайшим давлением со стороны постиндустриального мира (как Латинская Америка), либо в состоянии глубокого кризиса (как Юго-Восточная Азия и Россия). Центральным фактором хозяйственного прогресса выступают информация и знания, обеспечивающие в настоящее время львиную долю успеха той или иной экономики на мировой арене. Именно информация и знания становятся стратегическим товаром, на который предъявляется наибольший спрос, обладающий при этом наименьшей ценовой эластичностью. Широко распространив информационные технологии и сделав их неотъемлемым элементом современного производства, развитые страны могут диктовать цены на этот вид продукции, что ускоряет отрыв центров постиндустриальной цивилизации от остального мира. Бесперспективность традиционных форм промышленного производства становится очевидной, а специализирующиеся на нем страны оказываются теперь в том положении, в которое попали во второй половине 70-х годов производители природных ресурсов, наивно полагавшие, что спрос на их продукцию со стороны западных стран не может радикально уменьшиться.

Во-вторых, основные трансформации в современном мире порождены технологическим прогрессом последних десятилетий и ростом четвертичного сектора экономики. Они базируются на закономерностях становления информационного хозяйства с его отходом от массового производства благ и услуг и становлением экономики, основанной на самовыражении личностей в производстве, субъект-субъектных взаимоотношениях и новых характеристиках человека как субъекта производства и субъекта потребления. По аналогии с событиями двадцатипятилетней давности, можно утверждать, что вновь возникает противостояние двух важных секторов хозяйства, на этот раз четвертичного и вторичного.

Анализ показывает, что в течение 90-х годов на рынке традиционных услуг, столь бурно развивавшемся в 60-е -- 80-е годы, не произошло никаких существенных изменений. Как сам третичный сектор наращивал прежде свой потенциал за счет сокращения первичного и стабилизации доли вторичного, так и сегодня четвертичный сектор развивается в первую очередь на основе прогресса наиболее совершенных отраслей сферы услуг, но в значительно большей степени -- за счет формирования и развития высокотехнологичных производств, где работники выступают скорее партнерами, нежели наемными исполнителями. Собственно же третичный сектор, как ранее вторичный, остается в стороне от "битвы гигантов", а занятый в нем персонал имеет, на наш взгляд, все шансы сыграть в будущем ту же роль возмутителя спокойствия, какую играл в XIX веке промышленный пролетариат - детище формировавшегося индустриального хозяйства. Все это свидетельствует о том, что сегодня все более явно разворачиваются события, непосредственно обозначающие общий кризис индустриальной модели хозяйства.