sergacheva_yuliya_privkus_magii (Юлия Сергачева - Привкус магии), страница 15
Описание файла
Документ из архива "Юлия Сергачева - Привкус магии", который расположен в категории "". Всё это находится в предмете "литература" из , которые можно найти в файловом архиве . Не смотря на прямую связь этого архива с , его также можно найти и в других разделах. .
Онлайн просмотр документа "sergacheva_yuliya_privkus_magii"
Текст 15 страницы из документа "sergacheva_yuliya_privkus_magii"
Леана не вернулась. И вряд ли появится.
Спал я, наверное, не слишком долго. За дверью все еще властвовала темнота, и никакого оживления в Галерее не наблюдалось.
Шея затекла, тело ломило, мстительно припоминая все недавние приключения и нынешнее пренебрежение. Но в голове заметно прояснилось. Нескольких часов на неудобном диванчике хватило, чтобы распустить тугой узел нервов и перевести дыхание. И даже… Опасаясь разочароваться, я привычно раскрыл ладонь, и щекотное пламя заплескалось в горсти. Бледное, словно растворенное водой молоко. И такое же теплое. Даже электрическая лампочка под потолком казалась ярче и горячее. Пламя свернулось лепестком, потянувшись вверх, и сразу же опало. Я машинально отряхнул пальцы.
Пугающая пустота внутри исчезла. Силы восстанавливались. Медленнее, чем хотелось бы, но и ущерб был нанесен немалый. Огненные мячики мне пока не метать, но свечку зажечь можно. Ну или кофе подогреть.
Воодушевленный мелкой победой, я подпрыгнул, разминаясь. Хрустнули ветхие половицы…
– Эй! – внятно и укоризненно произнесли сверху. – Не топочите, люди спят!
Присев от неожиданности, я опасливо покосился на низкий потолок. Там с кряхтеньем повернулся некто невидимый и надолго затих. Ну и пусть себе.
Брошенный мельком взгляд на зеркало вынудил вернуться и посмотреть внимательнее. Нет, это все‑таки я… Только владельцу позволено так измять собственную физиономию.
Шевелюра всклокочена, глаза словно из зеленого бутылочного стекла отлили, на левой щеке отпечатался грубый пунцовый рубец… Я перевел взгляд на диван, тоже отразившийся в зеркале. Ну так и есть – поперек кожаной подушки ползет неряшливый шов. А ведь гнездо художников! Могли бы и штопать художественно…
Хорошо, хоть опухоль спала.
Машинально растирая щеку, я коснулся зеркала свободной рукой. Ну‑ка, что там за новости?..
Отражение слегка поплыло. Неподвижное стекло холодило пальцы, но узор на нем отчетливо содрогался, как тонкая пластинка льда над проточной водой. Еще немного – и его окончательно снесет. Я слегка нажал, и преграда послушно поддалась, похрустывая и разбегаясь трещинами. А затем обрушилась с почти беззвучным звоном. В комнатке пронзительно запахло нашатырем.
Зеркала… Их великое множество вокруг. Миллионы отражающих поверхностей. Стекла, начищенные пуговицы, поверхность прудов, ледяные корочки на лужах, глаза встречных… Мы и сами не замечаем, как часто мир отражает нас и то, что мы делаем.
Стоит лишь задержать взгляд на мгновение, как темный водоворот проглатывает тебя и несет с бешеной скоростью к свету на другом конце.
Шарить вслепую мне не пришлось. Я искал знакомых.
…Моложавая женщина, по‑видимому горничная, собирает разбросанные вещи в большой пакет, а ступающий за ней по пятам востроносый человек плетет сеть очищающих заклятий…
Это зеркало в Павильоне, в комнате, что временно была моей. Ноутбук исчез.
…Неподвижное лицо Луки, подбородок в оспинах гари. Губы едва шевелятся.
Вид снизу и сбоку. Изображение мелкое и искаженное – это часы на руке. Собеседник мелькнул на мгновение, когда Лука шевельнул кистью, но узнать его невозможно… Неважно. Жив, и ладно.
Любопытно, но пока ничего не понятно.
Я наскоро вычертил на пыльной поверхности зеркала косую «липучку» для голосов. Небрежно вышло, ну да на один раз хватит… Чистые линии мигом разлохматились, нахватавшись охвостьев реплик.
– …Вы не дали ему даже шанса оправдаться. Вы ничего не знаете, что случилось с ним и где он сейчас находится. И никто не способен доказать, что именно он совершил то, что вы ему приписываете!..
Это Корнил. Я обрадованно ухмыльнулся. Отражение на полированной поверхности едва разборчиво, но все равно можно видеть, как рассерженный Корнил нависает, наклоняясь к собеседникам. Их много…
Сверкнул чей‑то перстень. Скорее по инерции, чем сознательно я поймал отражение в нем. Два человека в той же зале, что и Корнил. Но переговариваются едва слышно друг с другом;
– …семья Корнила слишком сильна стала, с тех пор как они подобрали этого метиса. Кое‑кто считает, что за ними и их приемышем будущее. Старыми традициями пренебрегают. Если они докажут, что смесь магий возможна, – придет конец чистому искусству и смерть Черному Кругу…
Собеседник неторопливо согласно кивает. Грани камня дробят его изображение, но лицо кажется знакомым. Костистое, узкое, вытянутое к подбородку; черты нерезкие, но твердые; глаза светлые.
Вроде бы я его видел раньше.
– …Он должен сгинуть. А если он действительно обезумел, так это нам только на руку, и всего лишь нужно предоставить Трибуналу доказательства его безумия и пагубности подобной смеси сил…
– Я думаю…
– Одну минуту, если позволите… – Камень в перстне внезапно чернеет, зеркало изнутри заплетает крученой колючкой, и через стекло брызжут шипы.
Я едва успел увернуться.
Ничего себе… Я потрогал пальцем крошечные язвочки на зеркале. Кожу защипало. Но даже толком поразиться я не успел, потому что через пробоины в защите, словно вода через разрушающуюся плотину, хлынуло официальное и громогласное:
– …разыскивается Трой Стокол по подозрению в нарушении соглашения между сторонами. Трибунал готов ждать. Магу Трою Стоколу предоставляется время вернуться в Зал Трибунала и объявить о своей невиновности. И сделать это он должен до часа Полнолуния. В этом случае, согласно постулату о презумпции невиновности, Трой Стокол будет признан свободным от всех обвинений и Обвинению потребуется привести доказательства его вины. Если же Трой Стокол в указанный срок не предстанет перед Судом, его априори признают виновным и опасным для общества. Его лишат статуса мага до скончания веков. Если деятельность его за период условной вины будет сочтена опасной для жизни других людей, его лишат жизни досрочно…
И сразу же, без перехода:
– Внимание! Всем, кто слышит! Похищена Белая Королева! В похищении обвиняется Черно‑Белый маг Трой Стокол. Свидетели заметили его в покоях Королевы накануне похищения. Данное сообщение идет только по магическим каналам и недоступно немагам. Однако Двусторонний Совет готов пойти на распространение информации во всех кругах, если возникнет необходимость…
Проклятое зеркало наконец отпустило. Я, задыхаясь, тяжело отвалился от него как пресытившийся вампир. В голове со звоном перекатывалось собственное имя. Еще никогда я не слышал его столь многократно повторенным за такой короткий срок…
Сказать, что я был ошарашен, это значит не сказать ничего.
Я сидел на полу, облизывая пересохшие губы и ощущая не столько испуг, сколько изумление вперемешку со злостью.
Какая Белая Королева?! Какое безумие! Какое обвинение?!
Тусклое зеркало на стене теперь сквозило как распахнутое в ночную зимнюю стужу окно, вызывая озноб и тревогу. Сам того не подозревая, я разрушил безопасную капсулу, в которую кто‑то превратил Галерею. И теперь…
Мне послышался отдаленный лай собак.
Проклятие!
Я мигом оказался на ногах, подхватил куртку и, воюя на ходу с перекрутившимися рукавами, бросился вон из комнаты. Что‑то растопыренное и металлическое, стоявшее возле стены снаружи, с грохотом обрушилось на пол и пару шагов волоклось за мной, уцепившись крюком за штанину. Я буквально чувствовал, как волосы на затылке встают дыбом, словно шерсть у кошки, которой к хвосту привязали консервную банку.
Вот только паники мне еще не хватало!
Прореженную занимавшимся рассветом темноту галерейных недр рассекла яркая полоска света.
– Что там? – донесся обеспокоенный голосок.
– Простите, – подавив в голосе даже намек на истерические нотки, отозвался я. – Я тут что‑то уронил.
– Подозреваю, что это «Печальная птица», – произнесла Саня, прикрывая скрипнувшую дверь. – Ее регулярно цепляет кто‑нибудь. К счастью, она железная и легко собирается. А ее автор необидчивый.
Мы сблизились, осторожно ступая в сероватой темноте. В этих краях ночи жидкие и белесые, и рассвет даже зимой наступает рано.
– Спасибо за кофе, – сказал я.
Лицо девушки было неразличимо, но я ощутил ее улыбку.
– Не за что. Уходите?
– Да, пора. Лена, видимо, не вернется.
– Может быть, она… – Саня не договорила, махнула рукой и закончила явно не так, как намеревалась: – Что ж, надеюсь, вам у нас понравилось. Поверьте мне на слово, днем здесь не менее интересно.
– Да и ночью тут нескучно, – с чувством пробормотал я.
На улице было светлее, чем в Галерее, и гораздо студенее. Дыхание заклубилось белым. Нос и щеки обжег явственный морозец. Траву и листву деревьев будто серебристой краской сбрызнули. В прозрачном, еще не наполненном смогом воздухе звуки разносились как в горном ущелье, отражаясь от стен домов. Над перекрестком мигал болезненно‑желтым глазом светофор.
Над крышами в постепенно светлеющем небе мерцал истаявший до полупрозрачности растущий месяц. До часа Полнолуния осталось одиннадцать дней.
Часы на башне пробили пять. Звон увязал и гас в царящей тишине.
Где‑то залаяла собака, и меня дернуло, будто током. Хотя это наверняка был самый обычный лохматый барбос, к настоящим Псам не имеющий ни малейшего отношения. Но рано или поздно я услышу другой лай.
Я двинулся через дорогу, невольно ускоряя шаг. Время стало самым ценным, что у меня имелось в наличии. И от того, как рационально я им распоряжусь, зависело, останусь ли я тем, кем являюсь, до наступления зимы. И увижу ли выставку рыжей девчонки по имени Саня.
В Галерее я наследил. Недостаточно сильно, чтобы сторожевые системы Белых подняли тревогу, но достаточно заметно, чтобы их Искалы рано или поздно нашли источник беспокойства. Вероятно, они уже идут сюда, – значит, следовало уносить ноги как можно дальше. Белые станут охотиться, но, пока я не начну колдовать, узнать меня немыслимо. А я попытаюсь не привлекать их внимания и уйти из Белой зоны. С Черными все проще и сложнее. Но об этом мне, скорее всего, думать не придется.
Автоматически подняв руку, я тормознул какое‑то шальное предрассветное такси.
– До центра, – велел я водителю, и тот, не уточняя, стал разворачивать своего тяжелого железного коня.
В центре мне делать было нечего, но рвать свой след лучше всего таким способом. А в городе я ориентировался плохо.
В машине пахло хвоей. Под зеркалом вместе с освежителем покачивался амулет в виде уродливого колченогого конька. Раньше всадники вешали его на лошадиную сбрую, чтобы кони не спотыкались и не ломали ноги на ухабистых дорогах. А теперь вот водители пользуются. Чтобы шины не проколоть?
Наблюдая за мерным колебанием амулета, я пытался припомнить виденную мельком дорожную карту. Там размечались все действующие ныне Врата. Только через них можно попасть на верхний Архипелаг, расположенный вне пределов Белых и Черных. На одном из трех островов Архипелага находится Зал Трибунала.
Один раз я уже был там. И даже не подозревал, что когда‑нибудь приложу максимум усилий, чтобы вернуться туда по доброй воле.
Запомнить дорожную карту могли немногие, и я, увы, не входил в их число. Карта отличалась сложностью и нестабильностью. Собственно, поэтому ее регулярно переиздавали, обновляя, большим тиражом. И каждое издание расходилось в считанные дни, несмотря на дороговизну.
В последний раз карту мне довелось увидеть на стене кабинета в Павильоне, где куратор изволил давать аудиенцию. В тот момент меня больше занимал предмет нашего разговора с господином Бложевым, чем дорожная карта, поэтому я лишь скользнул взглядом по полотну. Если не путаю, на территории Звенницы и ее окрестностей имелись лишь одни действующие Ворота, и находились они…
Вспомнив, я досадливо поморщился.
В центре города жизнь не признавала таких условностей, как смена дня и ночи. Магазины, рестораны, клубы лениво зевали створками дверей, поглощая и выпуская посетителей. Жизнь бурлила и шипела, изредка выщелкивая прочь не поспевающих за ритмом.
Плотная магическая сеть, шатром накинутая сразу на всю Центральную площадь и выстреливающие от нее улицы, подрагивала от возбуждения, лохматилась и вздувалась пузырями, пытаясь совладать с потоками стихийных сил. Сеть, похоже, ставили очень давно и с тех пор чистили редко. Узлы ее обросли, как кораллами, паразитами, жрущими дармовую энергию, а местами, в глухих углах и тупичках, сама сеть мутировала, превращаясь в ловушку для растяп. Там вяло копошились, путаясь в трех столбах, припозднившиеся гуляки или сладострастно занимались друг дружкой ничего не замечающие парочки.
Такси выплюнуло меня на тротуар и унеслось, взмахнув пушистым от морозца хвостом выхлопа.
Я поискал глазами местечко поукромней и выбрал проход между бутиками, где маскировалась под каменный гротик сувенирная лавка, закрытая на ночь. Оба соседних бутика накрывали такие мощные и самодовольные сторожевые купола, что в их сверкании можно было замаскировать даже среднего размера магический фонтан.
Укрывшись, я аккуратно прослушал сеть над центром, стараясь не вызвать даже малейших колебаний. Это было, в общем, несложно. Требовалось изрядное усилие и большой выброс энергии, чтобы колыхнуть эту махину. Я проявил, наверное, излишнюю осторожность.
Однако, обжегшись на василиске, стороной обходишь ужей…
Выбрав безопасный коридор в прорехах плетенки, я позвал. Ветер послушно лизнул щеки холодом и унес призыв. Почти сразу я получил отклик и, ухватив невидимую нить, обрадованно потянул к себе. Никто не покушался на капсулу с вещами?..