РЕФЕРАТ

на тему: Российское офицерство в годы

Первой мировой войны (1914-1918 гг.)

СОДЕРЖАНИЕ

Введение 3

1. Социальный облик кадрового российского офицерства в предвоенный период 5

2. Офицерство российской армии в годы первой мировой войны 9

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 33

Список использованной литературы 34

Введение

Сложные эволюционные процессы, которые российское государство и общество переживают в начале XXI века, те вызовы, которые предлагает им современность, требуют от историков изучения и осмысления предшествующего опыта деятельности и преобразований государственных институтов и связанных с ними социальных групп, особенно в критические моменты истории.

Будучи одним из важнейших инструментов государства и одновременно социальным институтом, армия не может находиться в стороне от происходящих в нем общественных и политических процессов. Революционный переворот 1917 г., положивший конец существованию Российской империи, разрушил и ее вооруженные силы. Новая государственность, пойдя на воссоздание армии, отвергла прежнюю военную организацию и ее традиции на идеологическом уровне, но унаследовала, тем не менее, ее профессиональное содержание. Для современной России вопрос разрыва и сохранения преемственности в военно-профессиональной сфере приобретает особую актуальность в связи с продолжающимися процессами реформирования вооруженных сил.

Наивысшим испытанием для России начала XX века стала Первая мировая война. Итоги ее для государства, армии и общества в целом являлись результатом длительных процессов развития и взаимного влияния многочисленных социальных сил и факторов, определивших состояние империи в канун мирового военного конфликта. В результате участия страны в мировой войне были подготовлены и запущены механизмы, непосредственно определившие революционный переворот 1917 г. и последовавшую за ним длительную гражданскую войну. Российская армия военного времени в этих условиях являлась тем пространством, где проблемы общества нашли наиболее концентрированное выражение, а социальный конфликт приобрел особую остроту. В силу этого, актуальным представляется исследование социального и политического феномена российского офицерского корпуса, который, являясь ядром армии, значительно влиял на ее качество, определял успех ее действий на фронте, а впоследствии активно включился в политическую борьбу.

Анализ обозначенных выше проблем отличается актуальностью для современной России, выстраивающей эффективную систему обороны и безопасности в условиях сложных трансформационных процессов в глобальном сообществе.

Рассмотрим в данной работе офицерский корпус российской армии как профессиональная группа и социальный слой в условиях социально-политического кризиса в России периода Первой мировой войны и революционных событий 1917 года.

1. Социальный облик кадрового российского офицерства в предвоенный период

Как уже неоднократно подчеркивалось, любой офицер в России уже по одному своему положению офицера был дворянином: потомственное дворянство приобреталось с первым же офицерским чином прапорщика (с 1845 г. он приносил личное дворянство, а потомственное давал чин майора, а с 1856 г. - полковника). Поэтому, строго говоря, весь офицерский корпус всегда был только дворянским по своему составу и другим быть не мог. Обычно под "социальным составом" офицерского корпуса в литературе понимается социальное происхождение его членов, однако смешение этих понятий породило путаницу и вызвало к жизни самые нелепые утверждения на этот счет.

Характерный образчик подобной нелепости содержится, например, в одной из последних (и в целом неплохой) книг. Причем авторами двигала вроде бы благая цель: они пишут, что "вопреки мнению, встречающемуся в современной отечественной военно-исторической литературе, все же некоторая часть офицерского корпуса вплоть до 1798 г. состояла из лиц недворянского происхождения" (пока Павел I не запретил производить в офицеры недворян)... "Только после этого офицерский корпус сделался чисто дворянским".

При создании русской регулярной армии накануне Северной войны ее офицерский корпус комплектовался, естественно, из дворян - прирожденного военного сословия. Из дворян, кстати, комплектовался и рядовой состав целых частей, так что до 90% всех дворян тогда служили рядовыми и унтер-офицерами. В 1699- 1701 гг. существовала еще дворянская конница - реликт прежнего дворянского ополчения (1180 человек); кроме того, исключительно из дворян было сформировано 12 драгунских полков (12 234 человека), и множество дворян служили рядовыми в гвардейских и армейских пехотных полках вместе с рекрутами из крепостных. "Начальных людей" (офицеров) было 2078 человек. Если дворянская конница составляла только 1% численности армии, то дворянство в целом - около 25% всех военнослужащих. Понятно, что и почти все офицеры были из дворян.¹

Однако уже в ходе Северной войны офицерский корпус стал быстро пополняться производимыми в офицеры унтер-офицерами и солдатами из других сословий (поскольку никаких Ограничений по происхождению не существовало), и за два военных десятилетия таких было произведено довольно много. К концу войны, в 1720- 1722 тт., офицеров недворянского происхождения (по сведениям "полковых сказок" - данных, представлявшихся командирами частей) в пехоте насчитывалось около 40%. а в драгунских полках - около 30%. В последующий период, менее насыщенный военными действиями, процент офицеров недворянского происхождения несколько сократился. Обязательность дворянской пожизненной службы приводила к тому, что подавляющее большинство дворян становились офицерами.

Состав офицеров по происхождению мог довольно сильно варьироваться по полкам. В начале XX в. по заданию Военного министерства проведено исследование социального происхождения офицеров ряда полков, послужные списки офицеров которых полностью сохранились за полтора столетия. Полки выбраны так, чтобы выборка была представительной для всей русской армии.

С середины XIX в. офицерский корпус все в большей степени начинает пополняться выходцами из непривилегированных сословий, процент выходцев из потомственных дворян стремительно падает. Особенно усилился этот процесс после принятия закона о всеобщей воинской повинности и открытия юнкерских училищ, дававших армии в основном недворянский контингент. Причем процент дворян (в том числе и детей личных дворян) снизился и среди учащихся военных училищ (с 76% в 1877 г. до 62% в 1881 г.), и только в военных гимназиях он оставался высоким (95%). Генерал Н. Милорадович отмечал в 1887 г., что в результате этого "процент офицеров не из потомственных дворян начал постепенно повышаться, достигнув в иных частях ужасающей цифры в 60-70%". С 1881 по 1903 г. процент потомственных дворян сократился даже среди учащихся военных училищ (с 54 до 47%) и кадетских корпусов (с 69 до 62%). В юнкерских же училищах процент детей личных и потомственных дворян упал с 63,4% в 1886 г. до 39,8% в 1902 г. В целом на 1 января 1897 г. среди всех 17 воспитанников военно-учебных заведений потомственных дворян насчитывалось только 8930 человек (52,1%).

В начале XX в. доля потомственных дворян в офицерском корпусе упала очень сильно, считая и гвардию, на них приходилось только 37% состава офицерского корпуса, что расценивалось как весьма опасный симптом. Были приняты меры по стимулированию поступления потомственных дворян в военно-учебные заведения, в результате чего их доля в офицерском корпусе несколько повысилась. В высших эшелонах офицерского корпуса - среди генералов и полковников - доля потомственных дворян всегда была достаточно высока (эти люди начали служить, как правило, до военных реформ 60-70-х гг.) Например, среди полковников Генерального штаба (на 1.1 1904 г.) их было 74,2%, среди генерал-майоров Генерального штаба - 85,4%, среди всех генерал-лейтенантов (на 1.5 1903 г.) - 96,0%, полных генералов - 97,5%. Правда, представителей титулованной аристократии среди них было в это время (в отличие от XVIII - начала XIX в.) сравнительно немного. Среди полковников (на 1.5 1903 г.) таких имелось 62 человека (2,3%) - 24 князя, 11 графов и 27 баронов, среди генералов (на 1.12 1902 г.) -71 (5,1%) - 25 князей, 23 графа и 23 барона, в том числе среди генерал-майоров - 23 (2,6%), среди генерал-лейтенантов - 31 (8,0%) и среди полных генералов - 17 (13,2%). По службе они продвигались несколько быстрее остальных, но ненамного - в среднем на 3 года (а среди окончивших академии этой разницы практически не было): титулованные офицеры достигали чина генерал-майора в среднем за 27,4 года службы, нетитулованные - за 30.

За годы, предшествующие мировой войне, имеются довольно подробные данные о происхождении офицеров. Доля дворян, почетных граждан и духовенства имела тенденцию к снижению, а доля выходцев из бывшего "податного сословия" (т. е. крестьян и мещан) - к росту, составив наконец более четверти всех офицеров и военных врачей и почти 60% военных чиновников. По-прежнему сохранялась разница в сословном происхождении офицеров по родам войск.

Считая и гвардию, в пехоте выходцев из дворян в 1910 г. было 44,3%, в казачьих войсках - 44,6%, в железнодорожных войсках - 54,3%, в инженерных войсках - 69,5%, в артиллерии - 76,8% и в кавалерии - 79,7%. Выходцев из крестьян и мещан было к этому времени довольно много. Среди наиболее массового отряда офицерства - пехотных (в том числе гвардия) обер-офицеров они составляли в 1911-1912 гг. 36-36,3% - почти столько же, сколько дворяне (41,4-40,1%), в казачьих частях выходцы из "податного сословия" (здесь это были главным образом казаки) составили среди обер-офицеров 38,3-41,2%, среди штаб-офицеров - 22,1-24,5%, тогда как дворяне - 36,6-37,4% и 55,8-59,2% соответственно. Среди пехотных штаб-офицеров (полковники и подполковники) доля выходцев из "податного сословия" поднялась в эти годы до 14,5-16,6%. В армейских пехотных полках выходцев из дворян в конце XIX - начале XX в. было очень мало, в некоторых их почти не было, так что по сравнению даже с серединой XIX в. состав офицерства по происхождению изменился очень сильно. За годы после русско-японской войны процент дворян в результате принятых мер незначительно увеличился, достигнув примерно уровня 90-х гг. XIX в., т. е. половины, но вновь обнаруживал тенденцию к снижению.

1. Офицерство российской армии в годы первой мировой войны

В ходе мировой войны кадровый офицерский состав, как уже говорилось, почти полностью погиб или выбыл из строя (особенно в пехоте) и был заменен офицерами военного времени (о масштабах их подготовки речь уже шла в соответствующих главах). И, конечно, состав офицерского корпуса по социальному происхождению изменился в результате коренным образом. Объявленная летом 1914 г. мобилизация положила начало формированию офицерского корпуса военного времени. В нем прежняя кадровая основа сочеталась с массой людей, отобранных и обученных в условиях войны. Если к весне 1914 г. численность офицерского корпуса армии составляла около 46 тыс. человек, то с призывом офицеров из запаса и досрочным производством выпускников военных учебных заведений она достигла 80 тыс. человек. Значительные потери в первые месяцы военных действий и продолжавшиеся мобилизационные мероприятия потребовали создания системы массовой подготовки офицеров военного времени — прапорщиков. В военных училищах и школах прапорщиков их обучали в ускоренном порядке, в зависимости от рода войск и образовательного уровня контингента подготовка продолжалась от трех до восьми месяцев. Нижних чинов производили в офицеры и без специальной подготовки: на фронте — за боевые отличия, а в тыловых частях — лиц со средним и начальным образованием — «по удостоению строевого начальства». Всего за годы войны в офицеры было произведено около 220 тыс. человек. В совокупности с кадровым составом и призванными в первые месяцы войны по мобилизации офицерами запаса — 300 тысяч. Потери всех видов (убитые и умершие от ран, раненые и отравленные газами, пропавшие без вести и пленные) среди офицерского состава превысили 71 тыс. человек, из их числа к осени 1917 г. в строй вернулось не менее 20 тысяч. В октябре 1917 г. численность офицерского корпуса русской армии составляла около 250 тыс. человек. В рядах действующей армии однодневной переписью 25 октября 1917 г. было учтено 138 273 офицеров, то есть примерно 55% от строевого состава.

Социально-политическая эволюция российского офицерства в период первой мировой войны до настоящего времени получала лишь самые общие оценки. На выводах специалистов по этому вопросу все еще сказывается влияние идеологических установок. Увеличившись по сравнению с первыми месяцами войны в несколько раз, офицерский корпус приобрел социальный облик, принципиально отличавшийся от довоенного. Столь массовое пополнение, а также потери среди кадровых офицеров ослабили его прежние сословные особенности. На ускоренные курсы военных училищ и в школы прапорщиков брали без каких бы то ни было ограничений по сословному принципу, а после Февральской революции были отменены ограничения и по принципу вероисповедания.

На третьем году войны офицерство в целом отражало состав населения страны, но включало преимущественно образованных или хотя бы грамотных людей. Генерал Н.Н. Головин, в 1915—1916 гг. начальник штаба 7-й армии, отмечал, что 80% прапорщиков, прибывавших на фронт, имели крестьянское происхождение и лишь 4% происходили из дворян. На социальный облик офицерского состава влияли и высокие потери, наибольшие — в пехоте (за период войны — 300—500%), в артиллерии и кавалерии — 15—40%. Считается, что кадровое офицерство за два первых года войны оказалось фактически истреблено. Однако этот стереотип требует критического к себе отношения. Справедливым его можно считать в отношении кадровых обер-офицеров пехоты, выступивших на фронт в качестве младших офицеров и командиров рот. В других родах войск и категориях командного состава потери не были столь велики. И на втором, и на третьем году войны во главе армии находился и продолжал определять ее лицо прежний кадровый генералитет и штаб-офицерский корпус. Эти генералы и офицеры командовали соединениями и частями, работали в штабах, преподавали в военных учебных заведениях. Возросшие потребности военного времени создавали различные возможности для их производства в чинах как в действующей армии, так и в тылу. Наиболее очевидной перспективой для прапорщиков, выпускаемых школами и военными училищами, являлись фронт, бои и зачисление в списки потерь. В ходе войны прогрессировала разнонаправленная тенденция потерь: по мере замещения младшего командного звена офицерами военного времени их доля в потерях быстро росла, доля же кадровых офицеров в потерях неуклонно снижалась, их меньше оставалось на младших должностях. Генерального штаба полковник А.А. Свечин, впоследствии известный советский военный ученый, с августа 1915 по январь 1917 г. командовавший 6-м Финляндским полком отмечал: «Главную массу боевых начальников — командиров рот и взводов — представляли прапорщики. Они же давали главную цифру убитых и раненых офицеров». Высокие потери офицерского состава были связаны с представлениями офицерства о долге и месте офицера в бою, побуждавшими проявлять личную храбрость и увлекать своим примером.

На их архаичность, несоответствие условиям войны новой эпохи указывал военный министр А.А. Поливанов: «Офицер всегда впереди, отчего и убыль среди них огромная. У немцев и австрийцев офицеры все позади и оттуда управляют; их солдаты, как более развитые, не нуждаются в личном примере офицера и, кроме того, знают, что этот офицер беспощадно расстреливает всякого, кто без приказания захочет уйти назад с поля сражения». Демонстративное презрение к опасности и даже некоторое бравирование, понимаемые как непременная черта офицерского поведения, могли положительно воздействовать на моральное состояние подчиненных.

Однако подобное поведение офицера в бою, рассчитанное в частности и на внешний эффект, приводило к негативным последствиям — из строя выбывал наиболее храбрый и самоотверженный, боеспособный элемент. К тому же бесстрашием и готовностью к самопожертвованию нередко подменяли тактическую грамотность и возмещали недостатки профессиональной подготовки. Потери в офицерском составе создавали у командиров отношение к высоким потерям нижних чинов, как к явлению тем более неизбежному. Об этом говорит самая низкая доля офицеров в общем числе убитых в русской армии по сравнению с армиями других воевавших держав — 1,82% (во французской — 2,77, в германской — 2,84, в американской — 4,4, в английской — более 5%). Жертвы, понесенные российским офицерством на фронтах первой мировой войны, всегда оставались едва ли не главным критерием при оценке его облика, в ущерб оценке с точки зрения реальной успешности результатов его деятельности с учетом малоудачного хода и катастрофического для России исхода войны. По этой причине профессиональные черты российского офицерского корпуса военного времени и особенности понимания и исполнения им своего служебного долга не являлись предметом анализа.

Интересно, что, несмотря на различия в политических и идеологических установках, свойственных советскому и новейшему периоду изучения данной проблемы, многочисленное и демократичное по составу офицерское пополнение военного времени рассматривается специалистами как едва ли не главный фактор снижения боевых качеств войск в ходе войны, их разложения и втягивания их впоследствии в гражданскую борьбу. Этот взгляд, характерный для представителей командования периода войны и закрепленный в мемуарном и историческом наследии эмиграции, стал логическим основанием для того, чтобы снять ответственность за отсутствие военных успехов с генералитета и кадрового офицерства и противопоставить их офицерам военного времени как в профессиональном, так и социально-политическом плане. С этой точки зрения представляет интерес обозрение реальных условий существования и взаимодействия этих двух групп внутри офицерского корпуса военного времени. Не задаваясь целью анализировать деятельность высшего командования по подготовке и реализации крупных операций и руководству войсками в них, отметим лишь что уровень его мало изменился со времен русско-японской войны и уже с первых недель военных действий заслуживал самые негативные оценки.