33 (Ответы к экзамену)

33. Социально-психологические эффекты социального восприятия как фактор межличностного общения.

Фриц Хайдер (Fritz Heidcr, 1958), известный как автор теории атрибуции, проанализировал «психологию здраво­го смысла», посредством которой человек объясняет повседневные события. Хайдер пришел к выводу, что люди стремятся приписать поведение внутрен­ним (например, личностным склонностям) или внешним причинам (например, чему-то ситуативному).

Это различие между внутренними (диспозиционными) и внешними (ситуа­ционными) причинами часто стирается, потому что внешние ситуации порож­дают внутренние изменения (White, 1991).

мы часто приписываем поведение других либо их диспозициям, либо ситуации.

Первые впечатления могут наложить отпечаток на вашу интерпретацию бо­лее поздней информации.

Если способность к иллюзиям и самообману вас потрясла, вспомните, что наш образ мыслей, как правило, адаптивен. Иллюзорное мышление часто явля­ется побочным продуктом наших мыслительных стратегий для упрощения сложной информации. Оно идет параллельно с механизмами нашего восприя­тия, которые, как правило, представляют реальный образ мира, но иногда вводят нас в заблуждение.

Второй причиной пристального внимания к предубеждениям, которые пронизывают наше мышление, является то, что мы в большинстве случаев не осо­знаем их.

Ежесекундно наше внутреннее состояние (и, следовательно, то, что мы говорим и делаем) находится в зависимости от ситуации, а также от того, что мы сами привносим в нее. Малейшее различие в двух экспериментальных ситуациях иногда сильно влияет на реакцию испытуемых.

Объясняя чье-либо поведение, мы недооце­ниваем влияние ситуации и переоцениваем степень проявления черт и устано­вок индивида.

Это скептическое отношение к той роли, которую играет ситуация, названное Ли Россом (Lee Ross, 1977) фундаментальной ошибкой атрибуции, прослежи­вается во многих экспериментах.

Ошибку атрибуции так трудно перебороть, что даже если люди знают, что именно они влияют на поведение кого-либо, ими все равно недооценивается внешнее влияние. Если люди навязывают свое мнение, которое потом должен выразить кто-то другой, они все равно склонны считать, что этот человек и в самом деле придерживается этого мнения (Gilbert & Jones, 1986). Если во время интервью испытуемых просят либо одобрять, либо осуждать себя, они очень хорошо осознают, почему они так поступают. Но они не осознают своего влияния на другого человека.

мы склонны полагать, что поведение других отражает их истинную сущность.

Мы совершаем основную ошибку атрибуции, интерпретируя поведение других людей. Мы часто объясняем свое собственное поведение с точки зрения ситуации, но считаем, что другие сами несут ответственность за свое поведение.

Когда мы объясняем свои поступки, то обычно используем глаголы, которые характеризуют наши действия и реакции («Меня раздражает, когда...»). Интерпретируя кого-то другого, мы чаще характеризуем, какой это человек («Он раздражительный»)

Большинству из нас не надо далеко ходить, чтобы убедиться в фундамен­тальной ошибке атрибуции. Достаточно обратиться к собственному опыту. Ре­шив познакомиться с новыми людьми, Бев изобразила на лице улыбку и с тревогой окунулась в веселье. Казалось, все чувствовали себя непринужденно и счастливо, смеясь и разговаривая друг с другом. Бев подумала: «Почему всегда все чувствуют себя непринужденно в такой компании, а я ощущаю робость и напряжение?» На самом деле остальные тоже чувствовали нервозность и совершали ту же самую ошибку атрибуции, предполагая, что Бев и другие такие, какими кажутся, — уверенно-общительные.

Теоретики атрибуции подчеркивают, что у нас разный подход к поведению других, за которым мы наблюдаем со стороны, и к своим собственным действи­ям (Jones & Nisbett, 1971; Jones, 1976). Когда действуем мы, то нашим внимани­ем командует окружение. Когда мы наблюдаем действия другого, то человек попадает в центр нашего внимания, а ситуация становится относительно неви­димой. Если использовать понятие фигуры и фона, принятое в гештальтпсихологии, человек — это фигура, которая выделяется из окружающего фона сре­ды. Поэтому человек кажется причиной происходящего. Если это правда, чего можно было бы ожидать, если бы перспективы поменялись местами? Что если бы мы могли видеть себя так, как нас видят другие, и если бы мы увидели мир глазами других? Исключило бы это или представило противоположным обра­зом типичную ошибку атрибуции?

Может изменить точку зрения наблюдателей и время. Если образ человека, виденного лишь однажды, стирается из памяти, наблюдатели будут придавать ситуации все большее и большее значение.

Обстоятельства также могут переместить центр тяжести на нас самих. Мы видим себя на телеэкране и обращаем внимание на самих себя. Мы видим себя в зеркале, слышим свой голос, записанный на кассету, смотрим на свои фотогра­фии, заполняем автобиографии и также направляем внимание внутрь себя, что заставляет нас осознавать себя, а не ситуацию.

Некоторые люди всегда осознают себя. В эксперимен­тах они описывают себя как осознанных личностей (со­глашаются с высказываниями типа «Я обычно внимателен к своим внутренним чувствам») и ведут себя так же, как в том случае, когда они сосредоточиваются на себе, глядя на свое отражение в зеркале (Carver & Scheier, 1978). Таким образом, люди, чье внимание сконцентрировано на себе, — либо на короткий срок во время экспе­римента, либо по той причине, что они осознают самих себя, — вглядываются в себя в большей степени, чем это обычно делает наблюдатель; они приписывают свое поведение в большей степени внутренним факторам и в меньшей степени ситуации.

Вот еще одна фундаментальная причина ошибки атрибуции: мы находим причины там, где ищем их. Чтобы убедиться в этом, обратитесь к собственному опыту и подумайте: что бы вы сказали о своем преподавателе по социальной психологии: он молчаливый или разговорчивый человек?

Я предполагаю, что вы придете к заключению, что он довольно общителен. Но если подумать еще: ваше внимание сосредоточено на поведении преподава­теля, когда он находится в ситуации, требующей, чтобы он говорил. Сам препо­даватель отслеживает свое поведение во многих других ситуациях — в классе, на собраниях, дома. «Я разговорчив? — мог бы удивиться он. — Ну, это зави­сит от ситуации. Когда я в классе или с добрыми друзьями, я довольно общи­телен. Но на собраниях и в незнакомых ситуациях я испытываю стеснение».

Если мы отчетливо осознаем, как наше поведение меняется в зависимости от ситуации, то должны будем расценивать себя более склонными к изменчивости, чем другие.

чем меньше у нас возможностей наблюдать за поведением других людей в определенных ситуациях, тем больше мы приписываем его их личностным особенностям.

впечатление от чело­века, про которого вы часто слышали от друга, обычно более преувеличено, чем непосредственные впечатления самого друга. Чем лучше вы кого-то знаете, тем меньше вы склонны к сверхобобщенным впечатлениям (

Культура тоже оказывает влияние на ошибку атрибуции

Некоторые языки способствуют внешней атрибуции. Вместо того чтобы ска­зать: «Я опоздал», испанская идиома позволяет сказать: «Часы явились при­чиной моего опоздания». В культурах, где не так культивируется индивиду­альность, люди реже осознают других с точки зрения их личностных диспози­ций (Zebrowitz & McArthur, 1988), и вряд ли они спонтанно интерпретируют поведение как отражение какой-либо внутренней черты (Newman, 1993).

предубеждение имеет место даже в тех случаях, когда мы осознаем влияние ситуации, например, когда мы знаем, что навязанная точка зрения в дискуссии не является подходящим основанием для вывода, что это — реальная установка (Croxton & Morrow, 1984; Croxton & Miller, 1987; Reeder & others, 1989) или что роль задающего вопросы в инсцени­рованном экзамене ставит его в выгодное положение

для оценки влияния ситуации на чье-либо поведение необходимо затра­тить больше интеллектуальных и психических усилий, чем на то, чтобы просто приписать поступок диспозиции личности

Люди, не склонные анализировать происходящее, в особенности имеют тенденцию хва­таться за суждения о чертах личности, нежели принимать в расчет ситуацию

Во многих случаях это является адаптивным фактором (психологи вообще считают, что даже наши предубеждения служат определенной цели — иначе природа скорее бы забраковала, чем отобрала тех, кто их демонстрирует). Объяс­нять поведение диспозициями, а не ситуацией не всегда целесообразно — иног­да подобная интерпретация приводит к печальным результатам.

Однако ошибка атрибуции носит название фундаментальной, поскольку она в большой степени накладывает отпечаток на наши объяснения. Исследо­ватели в Британии, Индии, Австралии и Соединенных Штатах обнаружили, например, что атрибуции людей пред­сказывают их установки по отношению к бедным и без­работным (Feather, 1983; Furnham,1982; Pandey & others, 1982; Wagstaff, 1983; Zucker & Weiner, 1993). Те, кто приписывает нищету и безработицу личным диспозициям («Они просто ленивы и недостойны»), имеют тенденцию занять ту политическую позицию, где сочувствие таким людям отсутствует. Их точка зрения отличается от точки зрения тех, кто использует внешние атрибуции («Если бы вы или я жили в условиях такого перенаселения, плохого образования и дискриминации, были бы мы лучше их?»).

Исследователи атрибуции изучают, как мы объясняем поведение людей. Когда мы приписываем поведение какого-то человека его личностной диспозиции, а когда ситуации? Чаще всего мы даем разумные интерпретации. Однако, объяс­няя поведение других, мы часто делаем фундаментальную ошибку атрибуции (также называемую предубеждением соответствия). Мы в такой степени при­писываем поведение людей их внутренним чертам и установкам, что пренебре­гаем ситуационными воздействиями, вынуждающими человека поступать так, а не иначе, даже когда они очевидны. Если воздушный шар летит, потому что его подхватил едва ощутимый ветерок, мы не предполагаем, что его движение обус­ловлено чем-то изнутри. Но люди не являются неживыми объектами; поэтому когда личность действует, мы чаще пренебрегаем ситуационными ветрами и предполагаем движение изнутри.

Мы совершаем эту ошибку атрибуции отчасти потому, что, когда наблюдаем за чьим-либо действием, именно эта личность находится в центре нашего вни­мания, а ситуация относительно незаметна. Когда мы действуем, наше внимание обычно направлено на то, на что мы реагируем, — и ситуация проявляется более явно. Поэтому мы более чувствительны к ситуативным влияниям на нас. Со временем, однако, наши перспективы и наши объяснения часто меняются.

Как мы уже отмечали, паши когнитивные механизмы рациональны и адаптивны, хотя и склонны к ошибкам. Обычно они хорошо нам служат, но иногда врачи неверно судят о пациентах, работодатели неверно судят о работниках, люди одной расы неверно судят о другой, и супруги неверно судят друг о друге. Резуль­тат — неверные диагнозы, конфликты на работе, предубеждения и разводы. По­этому стоит подумать, каким образом и насколько хорошо мы интуитивно фор­мируем социальные суждения о других?

Что такое сила интуиции — мгновенного знания чего-либо без доводов или анализа? Сторонники «интуитивного управления» полагают, что мы должны настраиваться интуитивно. Когда мы составляем себе мнение о других, то должны «подключиться» к нелогичным суждениям правой половины нашего мозга.

Изучение переработки нашей бессознательной информации подтверждает, как мало мы знаем о том, что происходит в наших умах (Bargh, 1994; Greenwald & Banaji, 1995). Наше мыш­ление отчасти (намеренно и осознанно) контролируемо и гораздо более, чем большинство из нас может предположить, отчасти является автоматическим (пассивным и бессознательным). Автоматическое мышление появляется не «на экране», а вне экрана, вне видимости, там, где разум не знает.

Некоторые эмоциональные реакции происходят почти мгновенно, без пред­варительно осознанного обдумывания. Простые «нравится», «не нравит­ся», «боюсь» обычно не требуют особого анализа. Несмотря на то что наши интуитивные реакции иногда не поддаются логике, они все же мо­гут быть адаптивными.

Став достаточно компетентными, люди могут интуитивно знать ответ на вопрос. Ситуация подсказывает информацию, хранящуюся в нашей памяти. Не зная точно как, мы в телефонном разговоре узнаем голос друга по первому сказанному слову.

Некоторые вещи — факты, имена и пережитые ощущения — мы помним до мелочей (на уровне сознания). Но другие вещи — умения и обуслов­ленные диспозиции — мы помним косвенным образом, не зная о них сознательно и не демонстрируя свое знание.

Если инту­иция — это непосредственное знание чего-либо без аргументированного анализа, восприятие — это преимущественно интуиция.

Иногда мы интуитивно чувствуем то, что не можем объяснить.

многие рутинные когнитивные функции осуществляются авто­матически, ненамеренно, неосознанно

наши представления, основанные на интуиции, довольно часто бывают неверными,

В других разделах психологии изучается наша способность к иллюзиям: неправильная интерпретация на уровне восприятия, фантазии и надуманные убеждения.

Иллюзорное мышление как тема также появляется в многочисленной све­жей литературе о том, как мы принимаем, храним и восстанавливаем в памяти социальную информацию. Если исследователи восприятия изучают зритель­ные иллюзии для того, чтобы узнать что-то о нормальных механизмах восприятия, то социальные психологи изуча­ют иллюзорное мышление для того, чтобы узнать что-то о нормальном процессе обработке информации. Эти иссле­дователи хотят дать нам карту повседневного социального мышления, где были бы четко отмечены опасные места. Когда мы изучаем некоторые модели эффективного мыш­ления, помните, что наглядная иллюстрация того, как люди создают ложные убеждения, еще не является доказатель­ством, что все убеждения ложны. Все-таки, чтобы суметь распознать фальшь, не помешает знать, как это было сде­лано.

Так как социальное воспри­ятие в большей степени полагается на зрительный образ, даже простой стимул может восприниматься двумя людьми по-разному.