К. Маркс. Рукописи 1844 года. Отрывок [Коммунизм]

… Однако противоположность между отсутствием собственности и

собственностью является еще безразличной противоположностью; она еще не берется

в ее деятельном соотношении, в ее внутреннем взаимоотношении и еще не мыслится

как противоречие, пока ее не понимают как противоположность между трудом и

капиталом. Эта противоположность может выражаться в первой форме и без наличия

развитого движения частной собственности (в Древнем Риме, в Турции и т. д.). В

таком виде эта противоположность еще не выступает как обусловленная самой

частной собственностью. Но труд, субъективная сущность частной собственности,

как нечто исключающее собственность, и капитал, объективированный труд, как

нечто исключающее труд, —такова частная собственность как развитая до степени

противоречия форма указанной противоположности, а потому как энергичная,

побуждающая к разрешению этого противоречия.

… Снятие самоотчуждения проходит тот же путь, что и

самоотчуждение. Вначале частная собственность рассматривается только со своей

объективной стороны,— но труд все же мыслится как ее сущность. Ее формой

существования является поэтому капитал, подлежащий уничтожению “как таковой”

(Прудон). Или же особый характер труда — труд нивелированный, раздробленный и

поэтому несвободный — мыслится как источник пагубности частной собственности и

ее отчужденного от человека существования; Фурье, который, подобно физиократам,

опять-таки считает земледельческий труд по меньшей мере наилучшим видом труда,

тогда как по Сен-Симону, наоборот, суть дела заключается в промышленном

труде как таковом, и он в соответствии с этим домогается безраздельного

господства промышленников и улучшения положения рабочих. И, наконец,

коммунизм есть положительное выражение упразднения частной собственности; на

первых порах он выступает как всеобщая частная собственность. Беря отношение

частной собственности в его всеобщности, коммунизм

1) в его первой форме является лишь обобщением и завершением этого отношения.

Как таковой он имеет двоякий вид: во-первых, господство вещественной

собственности над ним так велико, что он стремится уничтожить все то, чем, на

началах частной собственности, не могут обладать все; он хочет насильственно

абстрагироваться от таланта и т. д. Непосредственное физическое обладание

представляется ему единственной целью жизни и существования; категория рабочего

не отменяется, а распространяется на всех людей; отношение частной собственности

остается отношением всего общества к миру вещей; наконец, это движение,

стремящееся противопоставить частной собственности всеобщую частную

собственность, выражается в совершенно животной форме, когда оно

противопоставляет браку (являющемуся, действительно, некоторой формой

исключительной частной собственности) общность жен, где, следовательно, женщина

становится общественной и всеобщей собственностью. Можно сказать, что эта идея

общности жен выдает тайну этого еще совершенно грубого и неосмысленного

коммунизма. Подобно тому как женщина переходит тут от брака ко всеобщей

проституции (проституция является лишь некоторым особым выражением всеобщего

проституирования рабочего, а так как это проституирование представляет собой

такое отношение, в которое попадает не только проституируемый, но и

проституирующий, причем гнусность последнего еще гораздо больше, то и капиталист

и т, д. подпадает под эту категорию), так и весь мир богатства, т. е. предметной

сущности человека, переходит от исключительного брака с частным собственником к

универсальной проституции со всем обществом. Этот коммунизм, отрицающий повсюду

личность человека, есть лишь последовательное выражение частной собственности,

являющейся этим отрицанием. Всеобщая и конституирующаяся как власть зависть

представляет собой ту скрытую форму, которую принимает стяжательство и в которой

оно себя лишь иным способом удовлетворяет. Всякая частная собственность как

таковая ощущает — по крайней мере по отношению к более богатой частной

собственности — зависть и жажду нивелирования, так что эти последние составляют

даже сущность конкуренции. Грубый коммунизм есть лишь завершение этой зависти и

этого нивелирования, исходящее из представления о некоем минимуме. У него —

определенная ограниченная мера. Что такое упразднение частной собственности

отнюдь не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного

отрицания всего мира культуры и цивилизации, из возврата к неестественной

простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека, который не только

не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос еще до нее

Для такого рода коммунизма общность есть лишь общность труда и равенство

заработной платы, выплачиваемой общинным капиталом, общиной как всеобщим

капиталистом. Обе стороны взаимоотношения подняты на ступень представляемой

всеобщности: труд — как предназначение каждого, а капитал— как признанная

всеобщность и сила всего общества.

В отношении к женщине, как к добыче и служанке общественного сладострастия,

выражена та бесконечная деградация, в которой человек оказывается по отношению к

самому себе, ибо тайна этого отношения находит свое недвусмысленное,

решительное, открытое, явное выражение в отношении мужчины к женщине и в том,

как мыслится непосредственное, естественное родовое отношение. Непосредственным,

естественным, необходимым отношением человека к человеку является отношение

мужчины к женщине. В этом естественном родовом отношении отношение человека к

природе непосредственно заключено его отношение к человеку, а его отношение к

человеку есть непосредственным образом его отношение к природе, его собственное

природное предназначение. Таким образом, в этом отношении проявляется в

чувственном, виде, в виде наглядного факта то, насколько стала для человека

природой человеческая сущность, или насколько природа стала человеческой

сущностью человека. На основании этого отношения можно, следовательно, судить о

ступени общей культуры человека. Из характера этого отношения видно, в какой

мере человек стал для себя родовым существом, стал для себя человеком и мыслит

себя таковым. Отношение мужчины к женщине есть естественнейшее отношение

человека к человеку. Поэтому в нем обнаруживается, в какой мере естественное

поведение человека стало человеческим, или в какой мере человеческая сущность

стала для него естественной сущностью, в какой мере его человеческая природа

стала для него природой. Из характера этого отношения явствует также, в какой

мере потребность человека стала человеческой потребностью, т. е. в какой мере

другой человек в качестве человека стал для него потребностью, в какой мере сам

он, в своем индивидуальнейшем бытии, является вместе с тем общественным

существом.

Таким образом, первое положительное упразднение частной собственности, грубый

коммунизм, есть только форма проявления гнусности частной собственности,

желающей утвердить себя в качестве положительной общности.

2) Коммунизм a) еще политического характера, демократический или деспотический;

б) с упразднением государства, но в то же время еще незавершенный и все еще

находящийся под влиянием частной собственности, т. е. отчуждения человека. И в

той и в другой форме коммунизм уже мыслит себя как реинтеграцию или возвращение

человека к самому себе, как уничтожение человеческого самоотчуждения; но так как

он еще не уяснил себе положительной сущности частной собственности и не постиг

еще человеческой природы потребности, то он тоже еще находится в плену у частной

собственности и заражен ею. Правда, он постиг понятие частной собственности, но

не уяснил еще себе ее сущность.

3) Коммунизм как положительное упразднение частной собственности — этого

самоотчуждения человека — и в силу этого как подлинное присвоение человеческой

сущности человеком и для человека; а потому как полное, происходящее

сознательным образом и с сохранением всего богатства предшествующего развития,

возвращение человека к самому себе как человеку общественному, т. е.

человечному. Такой коммунизм, как завершенный натурализм, = гуманизму, а как

завершенный гуманизм, == натурализму; он есть действительное разрешение

противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное

разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и

самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом. Он —

решение загадки истории, и он знает, что он есть это решение.

Поэтому все движение истории есть, с одной стороны, действительный акт

порождения этого коммунизма — роды его эмпирического бытия, — а с другой стороны,

оно является для мыслящего сознания постигаемым и познаваемым движением его

становления. Вышеуказанный же, еще незавершенный коммунизм ищет для себя

исторического доказательства в отдельных противостоящих частной собственности

исторических образованиях, ищет доказательства в существующем, вырывая отдельные

моменты движения (особенно любят гарцевать на этом коньке Кабе, Вильгардель и

др.) и фиксируя их в доказательство своей исторической чистокровности; но этим

он только доказывает, что несравненно большая часть исторического движения

противоречит его утверждениям и что если он когда-либо существовал, то именно

это его прошлое бытие опровергает его претензию на сущность.

Нетрудно усмотреть необходимость того, что все революционное движение находит

себе как эмпирическую, так и теоретическую основу в движении частной

собственности, в экономике.

Эта материальная, непосредственно чувственная частная собственность является

материальным, чувственным выражением отчужденной человеческой жизни. Ее движение

— производство и потребление — есть чувственное проявление движения всего

предшествующего производства, т. е. оно представляет собой осуществление или

действительность человека. Религия, семья, государство, право, мораль, наука,

искусство и т. д. суть лишь особые виды производства и подчиняются его всеобщему

закону. Поэтому положительное упразднение частной собственности, как утверждение

человеческой жизни, есть положительное упразднение всякого отчуждения, т. е.

возвращение человека из религии, семьи, государства и т. д. к своему

человеческому, т. е. общественному бытию. Религиозное отчуждение как таковое

происходит лишь в сфере сознания, в сфере внутреннего мира человека, но

экономическое отчуждение есть отчуждение действительной жизни, — его упразднение

охватывает поэтому обе стороны. Понятно, что если у различных народов это

движение начинается либо в одной, либо в другой из этих областей, то это зависит

от того, протекает ли подлинная признанная жизнь данного народа преимущественно

в сфере сознания или же в сфере внешнего мира, является ли она больше идеальной

или же реальной жизни. Коммунизм сразу же начинает с атеизма (Оуэн), атеизм

же на первых порах далеко еще не есть коммунизм; ведь и тот атеизм, с которого

начинает коммунизм, есть еще преимущественно абстракция. Поэтому филантропия

атеизма первоначально есть лишь философская, абстрактная филантропия, тогда как

филантропия коммунизма сразу же является реальной и нацелена непосредственно на

действие.

Мы видели, как при предположении положительного упразднения частной

собственности человек производит человека — самого себя и другого человека; как

предмет, являющийся непосредственным продуктом деятельности его

индивидуальности, вместе с тем оказывается его собственным бытием для другого

человека, бытием этого другого человека и бытием последнего для первого. Но

точно таким же образом и материал труда и человек как субъект являются и

результатом и исходным пунктом движения (в том, что они должны служить этим

исходным пунктом, в этом и заключается историческая необходимость частной

собственности). Таким образом, общественный характер присущ всему движению; как

само общество производит человека как человека, так и он производит общество.

Деятельность и пользование ее плодами, как по своему содержанию, так и по

способу существования, носят общественный характер: общественная деятельность и