Барт. S Z. Введение., страница 3

9.Сколько прочтений?

Следует, наконец, допустить еще одну, по­следнюю, вольность — право читать текст так, словно он уже был прочитан. Люби­тели увлекательных историй могут, конечно, начать с конца, первым делом прочитав новеллу Бальзака, помещенную в приложении, во всей ее непосредственности и цельности — такой, какой она была опуб­ликована, такой, какой ее обычно читают. Однако, коль скоро мы стремимся к постижению множественности, то не можем оставить эту множественность за порогом чтения; чтение само должно быть множе­ственным, не соблюдающим правил вхождения в текст, так что «первое» прочтение вполне может оказаться и последним, словно сама рекон­струкция текста осуществляется лишь затем, чтобы вернуть нас к его изощренной связности; в этом случае означающему даруется еще од­на, добавочная риторическая фигура — скольжение. Перечитывание — это занятие, претящее торгашеским привычкам и идеологическим нра­вам нашего общества, которое рекомендует, прочитав ту или иную историю, немедленно ее «выбросить» и взяться за новую, купить себе другую книгу; право на перечитывание признается у нас лишь за не­которыми маргинальными категориями читателей (детьми, стариками и преподавателями); мы же предлагаем рассматривать перечитыва­ние как исходный принцип, ибо только оно способно уберечь текст от повторения (люди, пренебрегающие перечитыванием, вынуждены из любого текста вычитывать одну и ту же историю), повысить степень его разнообразия и множественности: перечитывание выводит текст за рамки внутренней хронологии («это произошло до или после того), приобщая его к мифическому времени (где нет ни до, ни после); оно отвергает всякую попытку убедить нас, будто первое прочтение есть не что иное, как первичное прочтение — наивное, непосредственное, нуждающееся лишь в последующем «объяснении», интеллектуализа­ции (так, словно существует некое первоначало чтения, так, словно до нас никто не читал: не бывает первого прочтения, не бывает даже то­гда, когда текст, пользуясь известными приемами задержки ожидания, рассчитанными не столько на убедительность, сколько на зрелищный эффект, пытается вызвать у нас такую иллюзию); перечитывание — это вовсе не потребление текста, это игра (игра как повторение несходных комбинаций). Если, таким образом, мы немедленно перечитываем текст (я намеренно допускаю противоречие в терминах), то делаем это затем, чтобы обрести — как под воздействием наркотика (эффект возобновле­ния, эффект несходства) — не «истинный», но множественный текст: тот же, что и прежде, и вместе с тем обновленный.

/Примечание: «означающее» - буква, слово текст, в более широком смысле, - любой знак (значить может и жест), «означаемое» - то, что означает знак, скорее даже не вещь, а тот смысл, который илели в виду, когда называли ее словом, или как – то иначе означивали. Знак, слово, текст, фраза – отсылает к тому, что имели в виду, когда называли (писали). Это – денотация, наиболее «естественное», законное отсылание. Но то же самое слово, текст и т. д. может отсылать и к тому, что вовсе не имели в виду, но что само появлается по закону функционирования языка. Это – коннотация. Фраза «Маша ела кашу», скажем, отсылает к области сказок, к сказке «Маша и медведь» или «Горшочек каши».Коннотация это – не ассоциация конкретного субъекта, это – связи, которые способны возникать у всех, поскольку они являются носителями данного языка (например, русского). Грубо говоря, Барт хочет сказать: неверно, что денотация первичней и важней коннотации. И второе: коннотация – это еще не все… /

1. Как характеризует Барт «текст – чтение» и «текст – письмо»?

2. Что такое в понимании Ролана Барта «интерпретировать» текст? Интерпретировать можно классический текст, неклассический или и тот и другой?

3. Что значит, согласно Барту, «прочитать» текст и что такое текст, если его прочитать?

4. Зачем перечитывать текст?