refer (Мышление), страница 3

- неразличение (в смысле неточность}действий, когда одинаковые для животного действия могут привести к различным результатам; фактор неразличимости проявляется также в том, что насекомое не способно различить объекты с разными характеристиками и поэтому реагирует одинаковыми действиями в разных ситуациях;

- возможность повторов некоторых действий (например, дейст­вий, определяющих конец этапа), если в результате их проведения от­сутствует сигнал о завершении этапа.

Комбинация этих двух факторов может объяснить ранее приведен­ные факты гибкости поведения насекомых. Например, факты много­кратного подтаскивания осами добычи к норке или факты определе­ния насекомыми ориентиров при подлете к гнезду.

Вторая причина ограниченности возможностей инстинктивного поведения, по-видимому, связана с принципиальным отсутствием воз­можности формулирования целей поведения. Конечно, речь идет о не­возможности формулирования произвольных целей поведения, так как можно считать, что все инстинктивное поведение определяется не­которыми не поддающимися изменению целями, сформированными в результате эволюционного процесса.

Третья причина — является прямым следствием второй и связана с принципиальным отсутствием способностей к планированию путей до­стижения целей. По определению Фабра, «животное ни свободно, ни сознательно в своей деятельности; оно строит, делает ткани и коконы, охотится, совершенно не отдавая себе никогда ни малейшего отчета в цели и в средствах. Оно не осознает своих чудных талантов точно так же, как желудок не осознает своей ученой химии»

Четвертая причина ограниченности возможностей инстинктивно­го поведения является следствием всех перечисленных ограничений и заключается в принципиальной неспособности к обучению новым ти­пам поведения. Однако следует отметить определенную сложность проведения границ между новым типом поведения и некоторым вари­антом старого, инстинктивного поведения.

В качестве примера можно, например, привести многочисленные данные о вариативности строительного поведения ли­чинок ручейника при восстановлении повреждений их домиков, сде­ланных экспериментатором. После удаления задних двух третей доми­ка личинка № 1 использовала оставшуюся часть домика просто как опору для построения нового, личинка № 3 достроила домик, приде­лав спереди некоторый кусок, личинка № 6 удлинила трубку спереди и сзади, а также построила новую крышу и т.д.

Возможно, пределы вариативности поведения связаны с критерием, высказанным еще Фабром, который считал, что инстинктивное поведе­ние «умеет справиться со случайностью, лишь бы новое действие не вы­ходило из круга работ, которые занимают его в данный момент».

Отсутствие явно выраженной «разумности» жестких, инстинктив­ных автоматизмов, машинообразность и негибкость поведения, как го­ворилось выше, означают отсутствие способов и механизмов для фор­мирования новых или коррекции врожденных цепочек действий. Дру­гими словами, инстинкт не способен:

а) к анализу текущей ситуации, например, по критерию состояния хотя бы нескольких параметров внешней среды

б) к сравнению текущей ситуации с стандартно ожидаемой на дан­ном этапе поведения

в) к построению нового участка последовательных действий, исхо­дя из новой ситуации и из оставшихся в силе основных целей поведе­ния (таких, как достройка норки, накопление полного комплекта пищи для потомства и т.д.).

Последовательность этапов инстинктивного поведения, по-видимо­му, осуществляется только исходя из факта выполнения действий пред­ыдущего этапа. Никакая больше информация в учет не принимается. Из всего разнообразия изменяющихся сигналов внешнего мира в учет бе­рется только очень узкая и жестко фиксированная группа признаков.

Например, сигналом приближения к пище у некоторых видов гусе­ниц служит свет, так как весной листочки появляются вначале на верх­них побегах кустов. Поэтому, если в эксперименте гусениц посадить в пробирку, один конец которой освещен, но листики (пища) находятся в другом, менее освещенном конце пробирки, голодные гусеницы так и погибнут, оставаясь в более светлом конце пробирки.

Вообще, у животных, принадлежащих к более развитым видам, индивидуальный опыт и обучение приобретают все большее значение. Однако характерной чертой обучения при этом является его достаточ­но сильная ограниченность.

Не менее выраженные акты обучения имеют место у некоторых ти­пов птиц, которые не имеют врожденных механизмов узнавания хищ­ников, и поэтому каждый птенец должен индивидуально учиться это­му у старших особей. Особенно четко выявляется подобное индивиду­альное обучение, включенное в структуру сложного инстинктивного поведения, в случаях проявления ошибок узнавания. Например, у птенцов обучение не клевать ярко раскрашенных, крупных, но непри­ятных на вкус гусениц и бабочек достигается практически с первого раза.

Действительно, находясь в положении неполного пони­мания окружающего мира, когда не ясно, какие конкретно действия ведут к успеху, а какие опасны, лучше абсолютно точно целиком, «по рабски» повторять последовательность действий, которая хотя бы раз привела к успеху. Такова логика, рождающая суеверия и приводя­щая к мелкому колдовству. Действия в непонятном мире с необходи­мостью рождают странные ритуалы и обычаи. В этом контексте стано­вятся понятными корни некоторых типичных детских неврозов, та­ких, как боязнь наступить на собственную тень или на темные плитки тротуара, навязчивые потребности типа поворота вокруг своей оси при выходе из дома и т. д. Возможно, близкие причины лежат и в осно­ве таких общепринятых суеверий, как необходимость изменить путь при встрече с черной кошкой, не менять одежду во время экзаменов и пр.

В 90-х годах прошлого века американский психолог Э. Торндайк начал активно проводить эксперименты по так называемому инстру­ментальному поведению, связанные с решением животными про­блемных задач. Суть дела заключалась в использовании различных ти­пов проблемных ящиков, дверцы которых можно было открыть с по­мощью таких действий, как нажатие на рычаг, поворот задвижки, натя­гивание или дерганье веревки. В экспериментах с участием кошек и собак было выявлено практически одинаковое поведение: при попада­нии в клетку животные проявляли беспокойство и стремились к осво­бождению. Они царапали и кусали прутья, просовывали лапы и цепля­ли все подвижные части. В результате наблюдений подобного рода возникло представление о методе проб и ошибок. Причем важно отметить, что в данных экспериментах пробы и ошибки связаны с актив­ным перебором действий.

Именно орудийная или инструментальная деятельность по мне­нию многих психологов, хорошо коррелирует со степенью развития интеллекта. Нельзя сказать, что орудийная деятельность появляется только у приматов. Ее зачатки имеют место уже у некоторых видов птиц и даже насекомых в ходе гнездового строительства. Однако у обезьян этот тип деятельности развит наиболее явно. Низшие обезья­ны, такие как макаки и капуцины (которых в шутку называют низшими обезьянами с высшим интеллектом), например, используют камни для разбивания орехов или панцирей крабов. Все виды обезьян использу­ют листья для изготовления губки для собирания питьевой воды или для приготовления подстилки.

Важно заметить, что в реальной деятельности пробы и ошибки жи­вотного не представляют собой абсолютно слепого, равновероятного перебора всех возможных движений: всегда имеет место использова­ние относительно небольшого числа достаточно сложных, тонко орга­низованных программ, приводивших животное к удаче в тех или иных ситуациях. Более того, при анализе становится ясно, что используемые действия хотя и ошибочны, но не совсем бессмысленны. Например, шимпанзе в ряде опытов В.Келера должен был поставить два-три ящика один на другой и тем самым решить задачу по доставанию бана­нов, подвешенных к потолку.

В ходе решения этой задачи замечательный тип ошибки состоял в том, что обезьяна брала ящик и прикладывала его к стене на нужной высоте! Если бы такое поведение показывала некая программа искус­ственного интеллекта, то было бы ясно, что ошибка связана с неиспол­нением алгоритма, но в условиях наличия и исполнения его сущест­венной части. Другой тип ошибки, когда шимпанзе в процессе доста­вания плода из-за решетки берет одну палку и всего лишь подталкива­ет ею другую палку до тех пор, пока та не коснется плода, также со­всем не бессмыслен. Плод не достижим, но установлена непосредст­венная связь между рукой и плодом. В итоге не понятно, нужно ли рас­сматривать данные действия как ошибку или продвижение в правиль­ном направлении.

Представляет интерес анализ и других типов ошибок. Между пи­щей и шимпанзе находится горящая таблетка сухого спирта. Шимпан­зе обучается процедуре: подойти к ящику, открыть дверцу, взять круж­ку, налить в нее воду из краника специального бака и залить костер. За­тем экспериментатор изменяет обстановку опыта. Огонь с приманкой находится на плоту, плавающем в бассейне, бачок с водой — на другом плоту, соединенном с первым. Обезьяна решает задачу по старому, проверенному способу, несмотря на полный бассейн, она идет к баку, наливает воду в кружку, переходит на другой плот, заливает огонь и берет приманку.

Ошибочны ли ее действия? Очевидно, что нет. Задача сведена к предыдущей, что, вообще говоря, во многих ситуациях может сделать честь любому математику. Правда, его поведение может показаться странным, но и это неудивительно. Данное утверждение подтвержда­ется известной притчей о математике и обычном человеке. Что сделает обычный человек, если захочет выпить чай? Он возьмет чайник, напь­ет в него воду и поставит на плиту. А если в чайнике уже есть вода? Че­ловек возьмет чайник и поставит его на плиту. Что сделает в послед­нем случае математик? Он возьмет чайник, выльет из него воду, тем самым, сведя задачу к ранее решенной, затем подойдет к крану, нальет во­ду и поставит чайник на плиту.

Анализ подобных ошибок говорит о манипулировании в ходе ре­шения задачи отдельными «блоками», подпрограммами или участка­ми деятельности, имеющими самостоятельное значение и дающими результат в некоторых схожих ситуациях. Последнее весьма сущест­венно, так как свидетельствует о том, что, делая подобные ошибки, животное осуществляет интеллектуальное поведение — ошибочно используемые действия по существу дают полезный результат в близ­ких ситуациях. Причем отметим еще раз, что в данных примерах имеет место манипулирование реальными физическими действиями, проис­ходит перебор действий.

Однако при решении проблемных ситуаций имеет место и другой тип поведения - перебор символов действий или «ага-реакция». Этот тип наиболее выражен в поведении обезьян, хотя иногда имеет место и у других типов животных, например у собак. Суть дела заключается в том, что животное после ряда беспорядочных действий внезапно и, как правило, после периода отсутствия видимых движений переходит к действию, решающему проблему. Подобное по­ведение было определено терминами «ага-реакция» или понимание и рассматривалось исследователями как альтернатива поведению, свя­занному с пробами и ошибками.

ЭТАП 1

Перебор действий

ЭТАП 2

Внезапное прекращение движений

ЭТАП 3

Возникновение

“Ага-реакции”

Классический вариант экспериментов по исследованию «ага-реакции» связан с ситуацией обходного пути: животное находится перед решеткой, прямо за которой лежит пища. Для достижения цели необ­ходимо отвернуться от пищи, отойти от решетки и проделать обход­ной путь, включающий удаление от цели. Такая ситуация является крайне трудной для таких животных, как куры, которые могут ее решить только после долгих случайных пробежек. Действия собаки вы­глядят принципиально иначе, момент решения проблемы отмечается четким изменением поведения.

По словам В. Келера, проведшего большое количество подобных экс­периментов, момент возникновения подлинного решения обычно резко отмечается каким-то толчком, собака как бы впадает в оцепенение, за­тем внезапно поворачивается на 180° и бежит к цели по обходному пути. Причем важно то, что обходной путь представляет собой непре­рывный бег без остановок и отклонений от кратчайшего маршрута.