117489 (Октябрь 1993 года: а был ли расстрел парламента?)

Октябрь 1993 года: а был ли расстрел парламента?

Сергей Маркедонов

Когда-нибудь, спустя много лет, историки назовут российскую буржуазную революцию конца ХХ века "странной". По аналогии со странной войной Англии и Франции против нацистской Германии в 1939 года. И в первом, и во втором случае "странными" оказывались способы и методы войны и революции. В 1939 году из всего многообразия военной техники и вооружений страны западной демократии избрали... листовки. Такой экстравагантный способ ведения боевых действий окрестили "войной конфетти". Не праздный вопрос: а какое словосочетание изберут для характеристики российской буржуазной революции 1990-х гг.? В свое время классик другой революции, социалистической, Владимир Ульянов (Ленин) справедливо заметил, что "всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться". Вероятно, не будет преувеличением назвать последнюю российскую революцию ушедшего века "беззащитной". Она оказалась в состоянии дать старт рыночным преобразованиям в России. Она смогла уничтожить монополию КПСС на власть и саму КПСС не как партию, а как систему управления государством и экономикой. Она оказалась в состоянии побороть Советскую власть (то есть выполнить задачу, которая была не под силу Временному правительству и белому движению). Но российская буржуазная революция не смогла легитимизировать собственные победы, дать идеологическое обоснование самой себе. Более того, ее вожди оказались не в состоянии выполнить важнейшее условие всякой революции - стать ее главными интерпретаторами. Не отсюда ли столь стесняющиеся интонации у представителей российской постсоветской элиты в объяснении причин, предпосылок и последствий событий августа 1991 и особенно октября 1993 годов. Преобразователи России, чей пафос был направлен на ниспровержение коммунистических ценностей и планово-распределительной экономики, оказались мар! ксистами в не меньшей степени, чем их оппоненты. Они посчитали, что изменение экономического базиса, то есть торжество рыночной экономики над мобилизационной, само по себе сделает буржуазную революцию необратимой. А потому идеологическая работа, объяснение исторической роли августа 1991 и октября 1993 года рассматривалась ими как нечто второстепенное, как то, что должно быть принято "по умолчанию". Увы, но конструкторы буржуазной России, называющие себя западниками, на самом деле оказались самыми что ни на есть традиционалистами и пошли к торжеству ценностей рынка и демократии особым российским путем - через преобразования экономики без преобразования идеологии и политического мышления. Представим на секунду, что великий турецкий преобразователь Кемаль Ататюрк отдал бы все силы на изменение экономического фундамента, не тронув священные для каждого мусульманина исламские "основы". Думается, что при таком выборе не получилось бы превращения подданных Османской империи в граждан Турецкой республики. Думается, ограничься кумир наших реформаторов Людвиг Эрхард экономикой без масштабной денацификации, то где-нибудь в 1960 г. какой-нибудь высокорейтинговый федеральный канцлер Германии вполне мог бы произнести спич в том духе, что не все было так плохо в нацистской истории Германии. И что надо помнить не только о концлагерях, но и об автобанах и тысячах рабочих мест для страждущих...

Но, как известно, свято место пусто не бывает. И если вожди российской буржуазной революции начала 1990-х гг. оказались не в состоянии адекватно интерпретировать события 1991 и 1993 годов, то за них это прекрасно сделали (и продолжают делать) их оппоненты, а также искатели дешевых сенсаций, для которых нет разницы, о чем писать: то ли о ЖКХ, то ли об "антинародном режиме". Вот и читаем мы о "погибших в ДТП трех пьяных юношах", о "расстреле парламента" и о всеобщем развале и хаосе ельцинского десятилетия. Только вот в умах такого рода "писателей" как-то не сопрягается, что нынешняя политическая система, в которой они прекрасно устроились (кто депутатом, кто чиновником кремлевской администрации или правительства, а кто творцом пиара) существует именно благодаря "хаосу" ельцинского десятилетия. И "суперпрезидентская система", и двухпалатный парламент и даже пятипроцентный барьер для прохождения политических партий в Думу есть следствие октябрьской победы Бориса Ельцина. Не стоит забывать и что нынешний лидер всех российских рейтингов легитимен единственно на основании событий октября 1993 года... Но было бы неверно ограничивать анализ "октябрьской системы" исключительно институциональными изменениями в системе власти. Превращение КПРФ из уличной в системную оппозицию, формирование феномена ЛДПР как "действующего резерва" власти стало возможным в результате октябрьских событий 1993 года.

"Черному октябрю" как факту новейшей российской истории как-то особенно не повезло. И если в годы перестройки призывы снимать "все и всяческие маски", открыть все ранее закрытые "темные страницы" нашей истории и закрасить ее "белые пятна" стали своеобразным лейтмотивом в выступлениях представителей "прогрессивной общественности", то, к сожалению, за последние десять лет наряду с открытием "темных страниц" и закрашиванием "белых пятен" наше интеллектуальное сообщество создало, что называется, на пустом месте немало новых фигур умолчания. К числу таковых, бесспорно, относятся и события 3-4 октября 1993 года, юбилей которых мы будем отмечать в нынешнем году. О трагических днях "черного октября" стало принято говорить, как о покойнике, либо ничего, либо "объективно", то есть по принципу "экало-окало". Четкие и политически определенные позиции, мягко говоря, не приветствуются. Между тем очевидно, что 3-4 октября значили для нашей страны гораздо больше, чем три дня в августе 1991 года. 19 августа против ГКЧП и агонизировавшего союзного руководства действовал "синдикат недовольных", объединивший в едином антикоммунистическом порыве разнородные и разнонаправленные силы: от монархистов до анархистов. В августе 1991 года был реализован лозунг "Нет КПСС". Но ответы на вопросы: "Что должно прийти на замену всевластной компартии и статусно-распределительной экономике?", "Какой должна быть новая власть: советской или парламентской?" прозвучали лишь под орудийный аккомпанемент 1993 года.

В октябрьские дни десять лет назад был решен основной вопрос российской буржуазной революции конца XX столетия - вопрос о власти. Именно в 1993 году стало понятно, что разрыв со старой советской моделью (равно как и принятие ее за образец в 1917 году) не может быть мирным и "цивилизованным". Отказ от советской власти может быть решен лишь на принципиальной основе - или- или...

В российской политологии и публицистике стало общим правилом, рассуждая о событиях 3 - 4 октября 1993 года, использовать словосочетание "расстрел парламента". О "расстреле парламента" говорят и те, кто десять лет назад сидел в "Белом доме, и те, кто сидел в студии телевидения, призывая громы, молнии и танки на головы защитников советской власти. Последние слова предыдущего предложения ключевые. 4 октября танки стреляли не по парламенту как высшему законодательному органу страны, а по Верховному Совету - учреждению, венчавшему пирамиду советской власти. Предвижу вопрос: "А какая собственно разница? Жертв от этого меньше не стало. От определения политической сути белодомовских сидельцев сам танковый метод разрешения противоречий между властителями страны не становится более цивилизованным". С этической точки зрения, может быть, стоило бы и согласиться с подобными вопросами и отказаться от выяснения политико-правовой подоплеки событий восьмилетней давности. Но с точки зрения политики не ответить на вопрос: "А был ли в России 4 октября расстрел парламента?" - значит не усвоить важных уроков посткоммунистической истории нашей страны и тем самым быть обреченным на повторение собственных ошибок.

Когда о "расстреле парламента" говорят яблочные и, реже, СПС-овские общечеловеки, это понятно. Желая отречься от "старого мира", они напрочь забыли свои познания в марксистско-ленинском обществознании. Но когда о "расстреле парламента" речь заводят вожди КПРФ, верно стоящие на страже наследия классиков, то призадумаешься, не умышленно ли подменяют понятия товарищи. Кому, как не им, знать, что советскую власть комвожди еще до Октября 1917 г. провозгласили принципиально новым типом власти, противоположным буржуазному парламентаризму. Он отрицает принципы разделения властей и политического профессионализма. Известная фраза вождя о кухарке, призванной к рулю государственного управления, как раз относилась именно к этому новому типу власти, в котором не будет место профессии законодателя. Советы возникли как органы революционной власти, революционной демократии, "творчества масс", если угодно. Всевластные Советы, отрицающие разделение властей, превратились по сути дела в коллективного диктатора, могущего простым поднятием руки карать и миловать. Однако заниматься текущей управленческой работой эти вече на новом витке спирали не могли, а потому достаточно скоро были оттеснены от реального принятия решений аппаратами Совнаркома и компартии, а впоследствии были призваны якобы от лица народа (в лице его проверенных-перепроверенных представителей) штамповать решения партии и правительства. За всю доперестроечную историю не было ни единого "неодобрямса".

"Вторую жизнь" Советам дали прорабы перестройки. Будучи по своему духу марксистами-начетниками, привыкшими рассматривать реальный политический процесс не ситуативно, а с опорой на цитаты классиков, они решили ликвидировать монополию КПСС посредством реинкарнации Советов. В результате в 1989-1990 гг. мы получили не парламентские учреждения, а большие вече в виде Верховных Советов СССР и РСФСР, в которых преобладали не законотворческие инициативы, а разговоры по душам. Отсюда и многочисленные правовые ляпсусы, и популизм. За 2 года деятельности Верховного Совета РСФСР им было принято около двухсот поправок к Конституции РСФСР, было сформулировано абсурдное положение : "Съезд Советов может принять любое решение". Любое! То есть распорядиться с завтрашнего дня признать общность жен, имуществ, и т.п. Иного варианта и быть не могло. Советы изначально задумывались как органы власти непарламенсткого типа. В самом характере Советов была заложена мина замедленного действия под политический каркас независимой России. Советы как орган власти, не признающий систему разделения властей, не мог мириться с параллельным существованием других высших центров государственной власти. И дело здесь вовсе не в плохих человеческих и политических качествах Руслана Хасбулатова или Бориса Ельцина. Орган власти функционирует по определенным правилам. Советы новой России оказались законотворчески неэффективны, поскольку не смогли принять новые демократические реалии и принцип разделения властей, самореформироваться в единственно возможном направлении - парламентаризации.

Подобный исторический выбор депутатов Верховного Совета РСФСР предрешил его судьбу. Признав из всех возможных вариантов наиболее достойным мятеж против президента и правительства, защитники Советской власти поставили 3 октября на кон не только судьбу Советов и собственные жизни, но и жизни своих сограждан. 4 октября 1993 года Советы, в свое время завоевавшие высшую власть в стране "штыками и картечью", штыками и картечью же были разогнаны. В России не было расстрела парламента. В результате силового разгона Верховного Совета и ликвидации советской власти в России только началось возрождение парламентаризма.... Но это уже другая, не менее поучительная история.

Список литературы

Русский Журнал, 2 октября 2003 г.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.politnauka.org/