79833 (М.Ю. Лермонтов: жизнь и творчество)

М.Ю. Лермонтов: жизнь и творчество

Ранчин А. М.

Михаил Юрьевич Лермонтов родился в ночь со 2 (14) на 3 (15) октября 1814 г. в Москве. Раннее детство Мишеля было исполнено драматических событий, придавших общеромантическим мотивам одиночества и отверженности глубоко личный, нетрафаретный смысл. Отец, Юрий Петрович Лермонтов, потомок шотландского офицера, переселившегося в России в XVII веке, был небогатым армейским капитаном. Мать, Мария Михайловна, урожденная Арсеньева, напротив, принадлежала к весьма состоятельному роду. Бабушка по матери Елизавета Арсеньевна, дама уверенная в себе и властная, питала к зятю стойкую неприязнь. Мать умерла очень рано, в 1817 году, в возрасте двадцати одного года. Поэт сохранил о ней лишь смутные, но идеальные воспоминания; по-видимому, воспоминания о ней отражены в светлых песнях ангела из одноименного стихотворения.

После кончины матери бабушка взяла Мишеля (в котором души не чаяла) в свой дом, отстранив отца от воспитания ребенка. « Судя по рассказам, этот внучек-баловень, пользуясь безграничной любовью свой бабушки, с малых лет уже превращался в домашнего тирана, не хотел никого слушаться, трунил над всеми, даже над своей бабушкой, и пренебрегал наставлениями и советами лиц, заботившихся о его воспитании.

Одаренный от природы блестящими способностями и редким умом, Лермонтов любил преимущественно проявлять свой ум, свою находчивость в насмешках над окружающею его средою и колкими, часто очень меткими остротами оскорблял иногда людей, достойных полного внимания и уважения.

С таким характером, с такими наклонностями, с такой разнузданностью он вступил в жизнь и, понятно, тотчас же нашел себе множество врагов» (И. А. Арсеньев. Воспоминания // Лермонтов в воспоминаниях современников. М., 2005. С. 28).

Детские годы Лермонтова прошли в бабушкином имении Тарханы Пензенской губернии; отрадные воспоминания о естественном мире усадьбы, противопоставленном холоду фальшивого света, преломились много позже в стихотворении «Как часто, пестрою толпою окружен…» (1840).

Волею судьбы Мишель оказался «бабушкиным внучком». Разлука с отцом и сложные семейные отношения отозвались позднее в лермонтовских драмах (например в пьесе «Странный человек»); возвышенные и неясные грезы о далекой отчизне предков – таинственной Шотландии – бередили душу отрока. (Впрочем, некоторое время Мишель был поглощен мифом о другом, не менее романтическом происхождении отцовского рода – испанском.)

Летом 1825 года ребенок впервые оказался на Кавказе – в том крае, где небосвод сияет первозданной незамутненной голубизной, а «люди вольны, как орлы» («Мцыри»). «Синие горы Кавказа», поразившие своей суровой и девственной первозданностью мальчика, станут одной из главных тем его творчества и местом безвременной гибелью. Впрочем, об этом мальчик, конечно, еще ничего не знал. Однако мотив ранней, безвременной смерти зазвучит еще в его первых стихах. Возвышенным трагическим образцом для него станет английский поэт Байрон, изгнанный из отчества и нашедший последний приют в далекой Греции, за освобождение которой от турецкого владычества он отдал свою жизнь. «Нет, я не Байрон, я другой…», - - пишет юный Лермонтов. Другой не потому, что их судьбы непохожи, а потому, что он, «гонимый миром странник, / Но только с русскою душой» вступил на поприще поэта «позже», умрет же – «ране». Усердно, но искренне подражая демоническому Байрону, он в 1828—1829 годах пишет поэмы «Корсар», «Преступник», «Поэт», «Два брата» - - о неизбывном одиночестве, о вражде непонятого героя с обществом. Красавец Байрон был хром и поспешил представить свой физический изъян как знак отверженности Богом. Лермонтов был заметно некрасив. Екатерина Сушкова, ставшая позднее предметом полудетской страсти Лермонтова и – после того как отвергла его – жертвой жестокой, истинно «печоринской» мести, в первый раз увидела его как «неуклюжего, косолапого мальчика лет шестнадцати или семнадцати, с красными, но умными, выразительными глазами, со вздернутым носом и язвительно-насмешливой улыбкой» (Е.А. Сушкова // Лермонтов в воспоминаниях современников. С. 58). Душевные раны одинокого детства, потеря матери и вынужденное расставание с отцом усугубляли для впечатлительного Мишеля сходство с прославленным британским стихотворцем. Казалось бы, к исходу 1820-х гг. байронизм был уже освоен и преодолен русской изящной словесностью; первые образцы русской байронической поэмы создал еще Пушкин в начале 1820-х гг. Поэзия Лермонтова стала вторым приходом байронизма в русскую литературу. Пушкин в 8-ой главе «Евгения Онегина» назвал своего героя «москвич в гарольдовом плаще» по имени знаменитого персонажа Байрона изгнанника и скитальца Чайльд Гарольда. Лермонтов, накинув на себя этот плащ, словно стал пленником трагической судьбы Байрона и его героев. Он действительно вступил на поприще словесности после Байрона и погиб раньше, чем тот, — в возрасте двадцати шести лет. (Жизнь Байрона оказалась длиннее на целое десятилетие.) Творчество Лермонтова было последней, ослепительно яркой вспышкой романтизма в русской словесности. Когда юный Лермонтов в 1832 г. заявлял о себе в стихах «Нет, я не Байрон, я другой», он утверждал по существу не отличие, а сходство: «как он, гонимый миром странник, но только с русскою душой». Он – «русский Байрон», судьба которого еще трагичнее и катастрофичнее: «Я раньше начал, кончу ране».

По словам Гоголя – автора статьи «В чем же наконец существо русской поэзии и в чем ее особенность», «безрадостные встречи, беспечальные расставанья, странные, бессмысленные любовные узы, неизвестно зачем заключаемые и неизвестно зачем разрываемые, стали предметом стихов его и подали случай Жуковскому весьма верно определить существо этой поэзии словом безочарование. Как некогда с легкой руки Шиллера пронеслось было по всему свету очарованье и стало также на время модным, так наконец пришла очередь и безочарованью, родному детищу байроновского разочарованья. Признавши над собою власть какого-то обольстительного демона, поэт покушался не раз изобразить его образ, как бы желая стихами от него отделаться» (Гоголь Н.В. Духовная проза / Сост. и коммент. В.А. Воропаева, И.А. Виноградова; Вступит. ст. В.А. Воропаева. М., 1992. С. 258).

С поэзией Байрона лермонтовское творчество роднит мотив отвержения мира и богоборчества. Однако природа лермонтовского богоборчества сложна и неоднозначна. Литератор «Серебряного века» Дмитрий Мережковский в блестящей, но очень субъективной статье «Поэт сверхчеловечества» назвал Лермонтова, может быть, самым религиозным и мистическим из русских поэтов XIX столетия и одновременно самым «демоническим», исполненнным горделивого самоутверждения. Действительно, у поэта есть в своем роде удивительные, как бы мистические прозрения собственной смерти на дуэли, как, например, в написанном незадолго до гибели стихотворении «Сон» (1841). Но богоборчество Лермонтова – следствие не столько дьявольской гордыни, сколько максималистского стремления к обретению вселенской, абсолютной гармонии. Его персонажи – и лирический герой стихотворения «Как часто, пестрою толпою окружен …», и Мцыри, и Демон, и Печорин – взыскуют абсолютного счастья и полноты бытия здесь, на земле, максималистски, по-детски непреклонно и безусловно. Но бренный мир несовершенен. Для Лермонтова это несовершенство – основание отвернуться от Творца и обвинять Его. Только созерцание чистой и безмятежной природы позволяет ему избавиться на время от «морщин на челе» и сказать: «И в небесах я вижу Бога» («Когда волнуется желтеющая нива…», 1837). «Кремнистый путь» лермонтовского лирического героя – каменистый, трудный – и его душевные тревоги противопоставлены безмятежному покою, царящему и на небе («В небесах торжественно и чудно»), и на земле, которая «спит в сиянье голубом» («Выхожу один я на дорогу…», 1841). Природа — бескрайние просторы русских степей, «безбрежные леса» и реки в разливе – вместе с простыми и грубыми, но чистыми радостями крестьян рождает в лермонтовском одиноком страннике истинную привязанность к отечеству («Родина»).

Может быть, полнее всего религиозные настроения и философская позиция Лермонтова выражены в раннем стихотворении «Ангел» (1831). Поэт исходит из представления о предсуществовании душ в вечном мире, до из земного рождения-воплощения; «рождение» - - перенесение души ангелом в земной мир изображается как трагедия разрыва с райским миром и олицетворяющими его небесными песнями, которых не могут заменить «скучные песни земли». Отрыв от мира небесного и существование на земле истолковываются как трагедия абсурда и проявление необъяснимой «жестокости» Творца или ограниченности Его благой власти какими-то могущественными злыми силами; душа не может вернуться к Богу, в желанный рай: «И долго на свете томилась она, / Желанием чудным полна». Восприятие жизни как «пустой и глупой шутки» сохраняется в творчестве поэта и в дальнейшем (стихотворение «И скучно и грустно», 1840).

Принимаемая Лермонтовым идея о предсуществовании душ была характерна для древнегреческого мыслителя Платона и его последователей, разделяли ее раннехристианский богослов Ориген. Но в итоге она была христианским богословием отвергнута: «Извращая понятие о вечной жизни, учение это в то же время превращает все временное наше существование в мираж и бессмыслицу, ибо если человек наслаждался вечным блаженством ранее процесса усовершенствования во времени и независимо от него, то к чему весь этот процесс во времени? К чему самый подвиг человеческой свободы во времени, если раньше этого подвига и независимо от него душа человека наслаждалась блаженством, как даром свыше исходящим! Христианство мирится только с таким пониманием вечности, которое не упраздняет, а утверждает необходимую связь между вечной жизнью и подвигом человеческой свободы во времени» (Трубецкой Е.Н. Смысл жизни / Сост., послесловие и коммент. В.В. Сапова. М., 2005. С. 159).

В 1828 году Мишель был зачислен в 4-ый класса Московского университетского благородного пансиона, а в 1830 г. поступил на нравственно-политическое отделение императорского Московского университета. Однако учеба в университете его мало удовлетворяла. В 1832 г. Лермонтов оставил университет, намереваясь продолжить обучение в Петербурге. Но в Петербургском университете ему не зачли прослушанные в первопрестольной курсы, и Лермонтов по совету родных избрал обычный для русского дворянина род занятий – военную службу. В 1832 году он поступил в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, которую закончил через три года, вступив корнетом (младшее офицерское звание в кавалерии) в лейб-гвардии гусарский полк. В Школе Мишель прославился как большой «шалун»; шалости, в которых юнкер утверждал свое превосходство над младшими учениками, были порой весьма жестокими. Лермонтов собирал приятелей в своей комнате, садились друг на друга верхом, «всадник» накрывал себя и «лошадь» простыней, в руке каждый «кавалерист» держал по стакану воды. «Эскадрон» бесшумным шагом въезжал в комнату, где спали младшие. Со спящих срывали одеяла и окатывали их водою, после чего «кавалерия» галопировала назад в свои «казармы».

На годы после выпуска пришлись кульминация и развязка лермонтовского романа с Сушковой. Начало этой истории относится к ранней весне 1830 года; место действия – Москва. Главная героиня – восемнадцатилетняя девушка Екатерина (Катишь) Сушкова.

Образ и распорядок жизни молодой дворянки известны. Театр, балы, званые вечера, прогулки в экипаже по Новинскому бульвару. Все эти увеселения Катишь делила с подругой – Сашенькой Верещагиной. В Сашенькином доме она почти каждый день встречала ее двоюродного брата – кривоногого полуюношу-полумальчика лет шестнадцати – низкорослого, неуклюжего, со вздернутым носом и почти не покидавшей лица язвительной улыбкой сильно сжатых тонких губ. Юнец учился в Университетском пансионе при императорском Московском университете; все его звали на французский манер Мишелем, фамилия же его Катю Сушкову нимало не интересовала, как и он сам. Она шутливо именовала Мишеля своим чиновником по особым поручениям. Поручения были несложные: сопровождать барышню на гулянье и принимать у нее шляпку, зонтик или перчатки. Впрочем, исполнительностью мальчик не отличался и часто терял перчатки своей дамы. Катишь гневно сводила брови, морщила лобик и, стараясь придать гневное выражение своим большим черным глазам (за которые в свете ее прозвали по-английски «Черноокой», Miss Black Eyes) и ледяной тон словам, грозила отставить несчастного недотепу от вверенной должности.

Известие подруги Сашеньки Верещагиной, что Мишель влюблен в Катишь, и поразило, и развеселило девушку. Позднее, летом, они встречались в подмосковной усадьбе Середникове, где гостил у родственницы Лермонтов; неподалеку было имение Сушковых.

Сумрачный Мишель часами неподвижно сидел у старого пруда, всматриваясь в его сонную гладь, подернутую зеленой сетью ряски и водных трав, уединялся в развалинах старой бани или на высоком каменном Чертовом мосту. Часто казалось, что он не замечал ничего вокруг – взор его больших карих глаз был словно устремлен на дно души. Но стоило хотя бы в отдалении появиться Катишь или Сашеньке, - он чутко вздрагивал, нахохлившийся, как испуганная птица, и искоса, исподлобья внимательно следил за девушками. Особенно за Катенькой – черноокой пленительной красавицей, грациозной, беззаботной, остроумной, неподражаемой. О, этот волшебный взор, огромная коса, дважды обвивающая ее голову!.